Иэн Рэнкин - ВОПРОС КРОВИ

Хоган кивнул:

— Вы, конечно, будете присутствовать.

Она вздернула бровь:

— Конечно.

Ответ этот был предсказуем и все же огорчителен.

— Доктор, — вступил Ребус, — может быть, вы как-то подготовили бы нас? Чего нам следует ожидать от мистера Найлса?

— Я не люблю прогнозов…

— К примеру, есть ли нечто, чего нам в разговоре следует избегать? Какие-нибудь запретные слова, темы?

Она оценивающе взглянула на Ребуса:

— Он откажется говорить об убийстве жены.

— Мы не это обсуждать приехали.

Она секунду помолчала, думая:

— Он не знает, что друг его погиб.

— Не знает о гибели Хердмана? — переспросил Хоган.

— Новостями наши пациенты, как правило, не интересуются.

— И вы предпочли бы, чтобы мы скрыли это от него? — догадался Ребус.

— Полагаю, что вам не обязательно сообщать ему, чем вызван ваш интерес к мистеру Хердману.

— Вы правы — не обязательно. — Ребус покосился в сторону Хогана. — Только надо следить, чтобы ненароком не проговориться, да, Бобби?

Хоган кивнул, и тут во все еще открытую дверь постучали. Все трое встали. За дверью ждал высокий мускулистый мужчина. Бычья шея. На предплечьях татуировки. На мгновение Ребус подумал, что вот такими как раз и должны быть здешние санитары. Но увидев лицо Лессер, он сообразил, что гигант этот и был Робертом Найлсом.

— Роберт… — Доктор улыбнулась как ни в чем не бывало, но Ребус понимал, что она озабочена тем, как долго Найлс находился за дверью и что он мог слышать из их разговора.

— Билли сказал… — громовым голосом пророкотал Найлс.

— Верно. Входите, входите.

Тот вошел, и Хоган хотел было прикрыть за ним дверь.

— Не надо, — распорядилась Лессер. — Эту дверь мы держим открытой.

Объяснить это можно было двояко: либо как проявление открытости — нам нечего прятать, либо же как допущение возможной агрессии, которую таким образом легче было пресечь.

Лессер указала Найлсу на свой стул, сама же ретировалась на задний план, заняв место за письменным столом. Когда Найлс сел, сели и детективы, втиснувшись на диванчик.

Найлс разглядывал их — скуластое продолговатое лицо, набрякшие веки.

— Эти джентльмены хотят задать вам несколько вопросов, Роберт.

— Что за вопросы?

На Найлсе была ослепительно-белая рубашка и серые спортивные брюки. Ребус старался не глядеть на татуировки — странные, возможно сохранившиеся еще от армии. Когда служил сам Ребус, он, кажется, был единственным солдатом, не ознаменовавшим вступление в ряды парочкой-другой татуировок, которые полагалось иметь к первому увольнению домой. Татуировки Найлса включали в себя чертополох, клубок переплетенных змей и кинжал, обернутый знаменем. Ребус подозревал, что кинжал имел какое-то отношение к службе в ОЛП, хотя в подразделении этом подобные украшения не поощрялись — ведь они были как шрамы, по ним легко устанавливалась личность. Что в случае поимки могло сильно навредить.

Хоган решил взять инициативу на себя:

— Мы хотим спросить у вас о вашем друге Ли.

— Ли?

— Ли Хердмане. Он ведь навещает вас иногда?

— Да, иногда. — Слова рождались не быстро. Интересно, сколько лекарств он принимает, подумал Ребус.

— Вы с ним виделись недавно?

— Несколько недель назад, я думаю… — Найлс повернулся к Лессер. Та ободрила его кивком.

— О чем вы говорите при ваших свиданиях?

— О прошлых деньках.

— Что-нибудь особо запоминающееся?

— Да нет… просто о прошлых деньках. Хорошее было время.

— Ли тоже так считал? — И сказав это, Хоган судорожно вздохнул, вдруг осознав, что употребил прошедшее время.

— Да в чем дело-то? — Найлс опять взглянул на Лессер, напомнив Ребусу дрессированное животное, ждущее очередного распоряжения владельца. — Я обязательно должен здесь оставаться?

— Дверь открыта, Роберт. — Лессер махнула рукой в сторону двери. — Вы это знаете.

— Похоже, что Ли исчез, мистер Найлс, — чуть подавшись вперед, сказал Ребус. — Мы выясняем, что с ним могло произойти.

— Исчез?

Ребус пожал плечами:

— Сюда от Квинсферри путь неблизкий. Вы, наверное, очень дружили.

— Мы служили вместе.

Ребус кивнул:

— В ОЛП. И в одной части?

— В эскадроне С.

— Он мог бы стать и моим. — Ребус выдавил из себя улыбку. — Я был в парашютных частях, меня готовили в ОЛП.

— И что произошло?

Ребус пытался отогнать от себя ужасные видения:

— Не выдержал испытаний.

— И скоро вы провалились?

Легче сказать правду, чем солгать:

— Я все прошел, кроме психологического теста.

На лице Найлса заиграла широкая улыбка:

— Тут-то вы и раскололись!

Ребус кивнул:

— Раскололся как орех, друг. — «Друг» — солдатское словцо.

— Когда же это было?

— В начале семидесятых.

— Незадолго до меня, — Найлс погрузился в размышления. — Наверно, им пришлось изменить допрос, — вспомнил он. — Раньше они действовали круче.

— Вот я и погорел.

— Раскололись на допросе? Что же они такого с вами сделали? — Найлс прищурился. Теперь он был более внимателен, так как спрашивал он.

— Держали меня в одиночке… постоянный шум, свет, крики из соседних камер.

Ребус чувствовал, что сейчас внимание всех присутствующих приковано к нему. Найлс хлопнул в ладоши:

— Вертолет? — спросил он. Когда Ребус кивнул, Найлс опять хлопнул в ладоши и повернулся к доктору Лессер: — Надевают мешок тебе на голову и поднимают в вертолете, потом говорят, что если не станешь отвечать на их вопросы, они выбросят тебя за борт. Когда они выкидывают, ты всего-то в восьми футах над землей, но этого не знаешь! — Он повернулся к Ребусу: — Это действительно дьявольское испытание, — и он протянул Ребусу руку для пожатия.

— Да уж, — согласился тот, стараясь не морщиться от жуткой боли, которую причинило рукопожатие.

— По мне, так это просто варварство, — произнесла Лессер, лицо ее побледнело.

— Оно ломает тебя или закаляет, — поправил ее Найлс.

— Ну, меня-то это сломало, — согласился Ребус, — а вас, Роберт, как?

— Поначалу да. — Оживление Найлса начало спадать. — Но потом, после демобилизации, это дает о себе знать.

— Каким образом?

— Все, что ты делал… — Он погрузился в молчание, застыл как статуя. Включился какой-то новый набор химикалиев? За спиной Найлса Лессер покачала головой — дескать, волноваться не о чем. Гигант просто задумался. — Знавал я кое-кого из парашютистов, — наконец произнес он. — Вот уж крепкие были ребята.

— Я был в стрелковой роте Второго парашютного.

— Значит, и в Ольстере побывали? Ребус кивнул:

— И в других местах тоже.

Найлс постукивал себя по носу. Ребус представил себе, как эти пальцы сжимают нож, как лезвием его проводят по гладкой белой коже…

— Мама родная, — только и выговорил Найлс.

Но не это слово звучало сейчас в голове у Ребуса, а слово «жена».

— В последний раз, когда вы виделись с Ли, — негромко спросил детектив, — он показался вам в бодром состоянии? Может быть, что-то его волновало?

Найлс покачал головой:

— Ли всегда бодрился. Никогда не видел его угнетенным, подавленным.

— Но вам известно, что иногда с ним такое бывает?

— Нас приучают этого не показывать. Мы мужчины.

— Несомненно, — подтвердил Ребус.

— В армии не место хлюпикам. Хлюпик не сможет застрелить человека либо кинуть в него гранату. А ты должен суметь… ведь тебя готовят для… — Но слова не выговаривались. Найлс ломал руки, словно стараясь помочь этим рождению слов. Он переводил взгляд с Ребуса на Хогана и обратно.

— Иногда… иногда они не знают, как нас остановить.

Хоган подался вперед:

— Вы думаете, что это относится и к Ли?

Найлс взглянул на него в упор:

— Он что-то сделал, да?

Замявшись с ответом, Хоган взглянул на доктора Лессер — может быть, она поможет ему? Но поздно. Найлс уже медленно поднимался со стула.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал он и направился к двери.

Хоган открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Ребус тронул его за плечо, успокаивая, так как чувствовал, что тот вполне способен бросить в комнату бомбу: Ваш товарищ погиб сам и прихватил с собой нескольких школьников…

Доктор Лессер встала и прошла к двери, дабы удостовериться, что Найлс не скрылся из пределов видимости. Успокоившись, она села на освободившийся стул.

— У него, кажется, вполне ясная голова, — заметил Ребус.

— Ясная?

— В смысле, что он может управлять своими чувствами. Это что, влияние лекарств?

— Лекарства, конечно, тоже играют свою роль. — Она перекинула одну ногу на другую. Ребус заметил, что на ней полностью отсутствуют украшения: ничего ни на шее, ни на запястьях. Серег в ушах тоже видно не было.