Леонид Словин - Транспортный вариант
— Безусловно, — Почтарев поднялся. Его била дрожь.
Пора было заканчивать разговор. — В то же время был словно тоскливее, сентиментальнее. В процессе как-то начал цитировать стихотворение и вдруг прослезился. Представляете?
— Что это было за дело? — спросил Сапронов. — Помните?
— Подзащитный Игоря Николаевича стрелял из ревности в женщину много моложе его. Очень романтическая история, — Почтарев собрался вызвать лифт.
Начальник отделения розыска выразительно взглянул на Денисова, переспросил:
— Из ревности?
— Да. Шерп произнес яркую умную речь…
Денисов воспользовался паузой: он давно ждал возможности задать свой вопрос. Сейчас он был кстати:
— Как Шерп относился к деньгам? Может, копил на машину, на дачу? Понимаете меня?
Почтарев нажал на кнопку лифта — кабина вверху начала плавное скольжение вниз.
— То есть, продал бы Шерп за деньги душу дьяволу? — он покачал головой. — Ни в коем случае. Это был человек противоречивый, всегда неудовлетворенный. Но честный по самой сути. — Как раз это Денисову было важно знать.
— У меня есть предложение, — начальник отделения розыска тронул Почтарева за руку. — Что вам, невыспавшемуся, мотаться по автобусам?
Давайте проедем сейчас к нам в управление… — Рассказ Почтарева подкреплял его версию об обманутой стариковской любви и ревности как причинах самоубийства адвоката, и Сапронов спешил ее запротоколировать. — Оттуда мы на машине отправим вас прямо во Внуково.
— А что, — подумав, сказал Почтарев, — я, пожалуй, соглашусь.
Все сложилось к общему удовлетворению.
Было поздно. Ехать домой Денисову не имело смысла, он попросил подбросить его на вокзал. Утром его ждали в Расторгуеве.
— Наш поезд, — разнеслось из динамиков, — следует до станции… — Стук компрессоров заглушил слова проводницы, но потом ей удалось все же добавить: — С остановками по всем пунктам, кроме…
Денисов сидел в пустом вагоне. Сообщение проводницы в данном случае касалось его одного.
— Доброго вам пути!
Хотелось спать, но он не мог позволить себе задремать в пустом вагоне, да еще до отправления, хотя по привычке сидел лицом к ближайшему тамбуру, против двери, открытой на платформу.
«Другое дело, когда кто-то еще в вагоне», — подумал он.
Денисов откинул дальше назад воротник куртки, достал блокнот.
Все последние страницы содержали выписки из писем Шерпа и его вопросы по их поводу.
«Я проводил своего друга до места, откуда на бугре начиналось уродливо вытянутое двадцатиподъездное здание…» Здесь же были выписанные из эссе адвоката ориентиры: «арка», «выкрашенная в два цвета труба», «автобусная остановка», «пустырь».
Ниязову так и не удалось установить это место. Таким же невыясненным осталось и другое: «Хрустальная ладья». Почему она понадобилась Белогорловой в тот вечер? Куда она ее везла? «Поездка в Калининград».
«Неизвестный, который оказался на месте несчастного случая и предъявил пропуск на имя Дернова. Спортивная куртка, белая с красным спортивная вязаная шапочка. Лицо словно проваленное в середине. Сам он отобрал пропуск у настоящего Дернова? Или получил у третьего лица? Имел ли отношение к случившемуся с Белогорловой?»
В тамбуре раздались голоса, показалась пожилая пара с маленьким пионерским рюкзачком; супруги явно ехали проведать дачу…
Он все-таки спал.
— Расторгуево! — объявило радио. — Следующая станция Домодедово.
Он выскочил в тамбур, конец объявления дослушал уже на платформе:
— Калининскую и Ленинскую электропоезд проследует без остановок!
— Товарищ старший инспектор! — у лестницы, поднимавшейся к маленькому кирпичному домику вокзала, его ждал Паленов. — Мы здесь!
Денисов не сразу узнал того опустившегося после нескольких дней возлияний человека, которого он видел в свой прошлый приезд. Он запомнился ему почерневшим с тяжелого похмелья, в полосатом нижнем белье.
Этот Паленов был в свежем, словно только из чистки, пальто, аккуратно выбритый и подстриженный. Из уважения к Денисову он держал шляпу в руке.
В конце лестницы, под часами, стоял младший лейтенант — начальник линпункта. На всегда сонном благодушном лице бродила довольная улыбка.
Они поздоровались.
— Нашли? — спросил Денисов.
— Вроде есть маленькая зацепочка, — сказал младший лейтенант. — Но, похоже, с того дня он больше не появлялся. Квартиру он здесь снял.
— Далеко?
— Не очень.
— Заходили к нему? — спросил Денисов.
— Что вы! Я знаю. Близко не подходил. Здесь надо тонко!
— А хозяин кто?
— Есть человек, но только одно слово, что «хозяин», — бугристое лицо младшего лейтенанта поморщилось. — Копошится, а пользы — ноль. Тащит себе во двор что попадет. Где горбыль поднимет, где кирпич. Доску спасает, а дом гноит.
— Работает?
— Посменно. Поэтому я и просил, чтоб до работы.
Во время разговора Паленов не сказал ни слова — томился, видно, успел обдумать печальные последствия опрометчивой сделки.
— Ну что? Пойдемте? — предложил начальник линпункта.
Они вышли на маленькую привокзальную площадь с двумя-тремя киосками, еще закрытыми, с замершими деревьями, скрывавшими второй ряд магазинчиков.
Со всех сторон к станции спешили люди — приближалась электричка на Москву.
По пешеходному мосту от остановки бежали опоздавшие.
— Нам сюда, — сказал младший лейтенант.
Они прошли мимо универмага и углубились в массив одноэтажной индивидуальной застройки, декорированной кое-где двухэтажными, с заколоченными окнами дачами и гаражами.
— Во-он! — издалека показал начальник линпункта на один из двухэтажных домов. — Номер семь.
— Вернетесь на вокзал? — спросил Денисов.
— Да. Вы ведь, наверно, долго?
— Как получится, — Денисов оглянулся на Паленова.
— Ни пуха ни пера, — поймав его взгляд, сказал Паленов.
Дом оказался на повороте дачного бетонированного шоссе — вытянутый, асимметричный, с мансардой под крышей, с двумя калитками в заборе. Он явно принадлежал двум разным хозяевам — младший лейтенант забыл предупредить.
Впрочем, Денисов сам быстро разобрался.
Одна из половин, с разбросанными по двору постройками, прикрытыми старым железом кучками стройматериалов, производила впечатление особого рода бесхозяйственности.
Денисов открыл калитку. У террасы маячила фигура в ватных брюках, телогрейке. Приземистый, с сильными крутыми плечами человек сгружал с санок короткие гнилые доски.
— Хорошо у вас, — приблизившись, сказал Денисов. — Летом, наверное, благодать.
Человек разогнулся, взглянул подозрительно. Потом вытер руки о ватник:
— Насчет дачи, наверное?
— Насчет дачи.
Не касаясь рассохшихся перил, мужчина поднялся на крыльцо, толкнул обитую столовой клеенкой дверь:
— Сюда.
Денисов увидел внутри старый, с массивной столешницей деревянный стол, над ним тоже старую диковинную лампу, свисавшую с потолка. И две двери — в боковой придел и на лестницу. Последняя была закрыта на висячий замок.
— Здесь, — хозяин свернул в боковушку.
Денисов показал на замок:
— А там?
— Живут.
Боковая комната выглядела сырой, запущенной. Всю зиму в ней, по-видимому, не топили.
Денисов вздохнул.
— Прошлый год здесь художница жила, — хозяин-говорил с напором, будто спорил. — Хорошая женщина. Сейчас на этюдах в Средней Азии. А вы? Одни или с детьми?
— Одни, — ответил Денисов. Он не сделал попытки справиться об условиях — хозяин должен был понять, что комната не подходит. — Два человека, оба работаем, дома почти не бываем. Разве только в субботу, в воскресенье.
Они вернулись на террасу. Денисов снова показал на замок:
— Большая семья?
— Там? — хозяин по-своему истолковал вопрос. — Да нет. Один человек. От него никакого беспокойства. Сколько живет — всего раз или два появлялся!
— Давно у вас?
— С февраля.
Хозяин был малоразговорчив, себе на уме. В то же время ему не хотелось терять нового дачника:
— Не знаю, останется ли на лето.
Денисов спросил:
— Задаток не внес?
— Нет.
— Давайте, я посмотрю. Если он откажется, мы снимем. У вас там одно окно? Два?
Хозяин дачи поколебался, но недолго:
— Подождите, я вторые ключи принесу.
Он вынес из избы связку ключей, нашел нужный, открыл замок. За дверью оказалась узкая крутая лестница, ведущая в мансарду. На выкрашенных охрой ступенях лежала пыль. За второй дверью, вверху, была небольшая комнатка.
Здесь тоже стоял стол со старинной толстой столешницей, но уже меньших размеров. По ту сторону окна высилась стройная, как свеча, ель.
— Хорошо, — признал Денисов.
Угрюмый, малосимпатичный хозяин дачи неожиданно просиял:
