Энн Перри - Врата изменников
Солнечное тепло лилось в открытую дверь. Гончая желтой масти просунула голову внутрь и в надежде на угощение завиляла хвостом.
– Конечно, неизвестно, – с чувством ответил Стерджес. – Если бы я знал, кто он такой, я бы на него в суд подал. – Это было смелое заявление и вряд ли осуществимое, но Томас был совершенно уверен, что его старый друг обязательно попытался бы это сделать.
– А кто еще был при этом?
Собака вошла в помещение, и егерь машинально погладил ее по голове.
– Никто вроде бы. Колесник видел только, как он промчался. И кузнец тоже, но они не видели, как он хлестнул лошадь и сэра Артура. Но почему ты спрашиваешь? Что ты хочешь сказать? Что виноват был сэр Артур? Он встрял у него на пути?
– Нет. – Томас не имел ничего против недовольства, выразившегося на лице его собеседника, и явного желания оправдать покойного хозяина. – Нет, я просто хочу сказать, что все это никак не случайность. Что тот человек нарочно пришпорил коня и пустил его в галоп, желая достать сэра Артура кнутом.
Стерджес был само удивление и недоверие.
– Но почему же это понадобилось? Какой толк от этого? И у сэра Артура не было врагов!
Питт колебался, не зная, стоит ли рассказать Стерджесу всю правду. Может быть, кроме «Узкого круга», в деле были замешаны и другие недоброжелатели.
– Но тогда кто же это мог быть? У сэра Артура натурально не было врагов. Нигде в округе. – Егерь пристально взглянул на Томаса.
– Он тоже так думал?
Стерджес не отрывал взгляда от суперинтенданта:
– А ты что слышал, Том? Что ты хочешь сказать?
– То, что сэр Артур был опасен определенной группе людей, к которым он присоединился и о которых узнал очень неприятные вещи. Он собирался вывести их на чистую воду. Они организовали эту «случайность», чтобы предупредить его о необходимости молчать.
– Ага, он говорил об этом Круге, – моргнул Стерджес. – Но это опасная случайность. Могли бы и до смерти убить.
– Так ты знал о Круге? – удивился Питт.
– Ага, он мне об этом говорил. Плохие люди, если рассудить, и все из Лондона. – Он остановился, внимательно разглядывая Томаса. – Ты думаешь о том же, что и я?
– Но может быть, он действительно повредился в уме и воображал всякое?
– Ни в коем случае! Расстраивался он и сильно сердился насчет того, что за границей происходит, но был такой же здоровый, как ты да я. – Егерь говорил без всякой утайки, искренне, совершенно не стараясь убедить себя в том, в чем якобы тайно сомневался. Его интонация, так же как сами слова, развеяла последние предубеждения Питта. Он внезапно ощутил горячую благодарность, почти счастье. И понял, что улыбается, глядя на старого друга.
– Тогда, значит, так, – твердо ответил он. – Я думаю так же, как и ты. Это было предупреждение, но сэр Артур был слишком сердит и слишком честен, чтобы отступить, и поэтому они его убили. Я еще не знаю, как они это устроили и есть ли способ, как это доказать, но я буду пытаться изо всех сил.
– Рад это слышать, Том, – тихо ответил Стерджес, наклонившись немного, чтобы потрепать собаку по голове. – Я очень сокрушался, что те, которые его не знали, будут думать о нем как эти, из Лондона. Я не злой человек. Многие умирают не так, как следует, но я бы очень хотел посмотреть, как вешают того, кто такое зло ему причинил. Да весь Брэкли обрадуется, если ты его поймаешь, я это за всех могу сказать. – Он не добавил, что в случае поимки преступников Томас будет прощен за столь долгое отсутствие. Эта мысль ясно читалась у него на лице, но она была слишком тяжела, чтобы облечь ее в слова.
– Я сделаю все, что смогу, – подтвердил Питт. Пообещать, не зная, сумеет ли он выполнить обещанное, было бы равносильно второму предательству. Стерджес не ребенок, чтобы лгать ему из желания утешить.
– Ага. Если надо будет в чем помочь, то ты знаешь, где найти меня и вообще всех здешних. А теперь тебе надо идти закусывать, а то тебя хватятся.
– Я поищу Шарлотту и приведу сюда, познакомиться.
– Ага. Раз сказал, значит, надо исполнять.
На следующее утро суперинтендант Томас Питт снова был в своем рабочем кабинете на Боу-стрит. Он едва успел войти, когда появился инспектор Телман с кислым и недовольным, как всегда, лицом. Вопреки собственному желанию, он в глубине души уважал Питта за его способности, однако все еще дулся из-за того, что человек, стоящий лишь чуть выше на социальной лестнице и, по его мнению, нисколько не превосходящий его в профессиональном отношении, занял после отставки Мики Драммонда более высокий, чем он, пост. Драммонд был благородного происхождения – в этом вся разница. Телман считал, что высокие должности должны занимать только джентльмены, независимо от того, обладают они соответствующими способностями или нет, и то, что до такой должности был повышен простолюдин, он воспринимал как личную обиду.
– Доброе утро, мистер Питт, – резко приветствовал он суперинтенданта. – Искал вас вчера, сэр. Надо было кое о чем несущественном доложить. – Создалось такое впечатление, словно инспектор прождал всю ночь.
– Доброе утро, Телман. Я был на похоронах близкого человека в Хэмпшире. Что у вас?
Коллега Томаса пожевал губами, но никак не откликнулся на сообщение об утрате. Это, думал он, случается со всеми. Телман, конечно, в душе сочувствовал Питту, но знать об этом суперинтенданту было незачем.
– Я о людях, к которым вы велели приставить наших, чтобы последить за ними, – ответил он. – Трудновато, правда, ведь мы не знаем, почему надо следить и на что обращать внимание. Что им надо делать?
– Вот это я и сам хочу знать, – колко ответил Питт. Ему не нравилось, что нельзя рассказать подчиненному всю правду. Инстинкт подсказывал, что инспектору можно доверять, но Томас никак не мог решиться. «Узкий круг» мог незримо присутствовать повсюду.
– Это, наверное, шантаж, – угрюмо сказал Телман. – Дело темное. Можно шантажировать человека по тысяче причин, но полагаю, в основе всегда лежат мошенничество, воровство или обман кого-то, кого не надо обманывать. – Выражение лица его не изменилось, но презрение, казалось, так и вибрировало в воздухе. – Хотя когда имеешь дело с джентльменами, то людям вроде нас приходится нелегко – никогда не знаешь, кто станет этим заниматься, а кому это совершенно безразлично. Некоторые джентльмены обмениваются женами и любовницами с легкостью, будто дают друг другу хорошую книжку почитать. И им все равно, даже если они знают, что тебе об этом стало известно. Все наслышаны, что вытворяет принц Уэльский, но кому какое до этого дело?
– Ну, можно позорче наблюдать в тех случаях, когда дело касается долгов, – предположил Питт, игнорируя этот элемент социальной критики. Он был уже хорошо знаком со взглядами коллеги. – За теми, кто живет широко, не по средствам.
– Присвоение денег? – удивился инспектор. – Но может ли быть такое в Министерстве по делам колоний? – Его интонация стала предельно саркастической. – Да, старик Тейлор в этом месяце не заплатил по счетам, как обычно, но получил пару телеграмм из Африки… – И внезапно выражение его лица изменилось и в глазах зажегся огонек. – Черт! Значит, вот что! Там за денежки информация утекает куда не надо! Вы предателя выслеживаете! Вот почему и молчите…
– Но я вам ничего об этом не говорил, – подхватил Томас, скрыв изумление при виде такой проницательности и наградив Телмана долгим, пристальным взглядом. – Вы можете предполагать, что вам угодно, но держите это при себе. Помощник комиссара очень рассердится, если узнает, что мы толкуем о такой возможности, а премьер-министр будет разгневан.
– А вас приглашали на беседу с премьер-министром? – Несмотря ни на что, на Телмана это замечание произвело большое впечатление.
– Нет, я с премьер-министром никогда не встречался, и единственное место на Даунинг-стрит, где я бывал, – это Министерство по делам колоний. Но вы еще не рассказали о том, что узнали.
Инспектор нахмурился.
– Да ничего особо важного. Иеремия Торн добродетелен, насколько это возможно. По-видимому, очень предан жене, которая чрезвычайно некрасива и тратит много денег на какое-то образовательное заведение для женщин. Это очень не одобряется в сферах, за исключением людей, мыслящих в самом современном духе, и все это может обернуться большим скандалом. Однако заведение не является незаконным, и в деятельности миссис Торн нет ничего секретного. Так что комар носу не подточит. И никто не сможет ее на этом основании шантажировать. Она скорее будет благодарна за то, что ей таким образом принесут известность, пусть и не лучшего свойства.
Обо всем этом Питт и так уже знал.
– А что еще?
– Мистер Хэзеуэй кажется очень приличным джентльменом. Он живет тихо, спокойно, одиноко, и развлечения у него серьезные. Много читает, время от времени посещает театры, а в хорошую погоду совершает долгие прогулки. – Телман сухо перечислял эти обыкновенные вещи, словно человек, на которого он собирал досье, казался ему таким же скучным, как эти подробности. – Он знаком со многими людьми, но, по всей вероятности, это знакомства поверхностные и скоропреходящие. Он вдовец, у него два взрослых сына, оба тоже в высшей степени уважаемые господа – один состоит на колониальной службе, другой подвизается на церковной ниве. – Уголки рта инспектора саркастически опустились. – У Хэзеуэя хороший вкус, он любит в вещах качество, но при этом они не должны быть чересчур дорогими. Живет в рамках жалованья, и живет хорошо. Никто о нем не сказал ни одного худого слова.
