Николай Леонов - Наркомафия
Когда мафиози услышал о Федоре, затем познакомился с его “работой”, то просто встретился с ним и предложил не ждать случайных заказов, а получать ежемесячную зарплату в валюте, устроиться на работу по своему усмотрению и жить спокойно. Парень, никогда таких денег и не видевший, согласился – отказаться от такого предложения мог только полный кретин, а убийца был человек очень даже сообразительный. За пять лет “службы” он выполнил лишь шесть “заказов”. Его работой остались столь довольны, что “законсервировали” наглухо, решив к нему обратиться лишь в крайнем случае.
Прознав о существовании Гурова и Крячко и о том, что именно они встали на пути и готовы вот-вот перерезать один из каналов транспортировки драгоценного порошка, наркобароны обратились к Федору Ивлеву. Он уже два года был хозяином скромной коммерческой палатки, исправно платил дань рэкетирам, даже женился, но не забывал, где лежит его настоящий паспорт, потому почти не пил, ежедневно бегал и три-четыре раза в неделю тренировался в тире. Встречаются люди одаренные: одни свободно умножают многозначные числа, другие обладают абсолютным музыкальным слухом или, взяв карандаш, рисуют – различны способности человека. Федор был стрелком. Еще в детстве, взяв в руки духовое ружье, он удивил всех своей меткостью; казалось, он просто не способен промахнуться. В тире он скрывал свои способности, не укладывал пулю в пулю, а рисовал на мишени замысловатые фигуры, считая, что незачем привлекать к себе внимание.
Когда он поступил на “службу” к мафиози, то получил профессиональную винтовку с глушителем и оптическим прицелом. Небольшая, легкая, компактная, она разбиралась, укладывалась в специальный футляр, который походил на футляр для музыкального инструмента и хотя был абсолютно новым, выглядел потертым, старым, не привлекал к себе внимания. Примерно раз в месяц киллер выезжал за город и стрелял с расстояния в тысячу шагов и более, привыкал к винтовке, оптике, – в общем, постоянно сохранял форму.
Сейчас он вышел из переулка, в котором был расположён офис фирмы “Стоик”, и оглядывался, пытаясь найти какой-нибудь высокий дом в радиусе километра. Черт побери, по всей Москве натыканы многоэтажные башни, а неподалеку от узкого переулка, который словно щель рассекал кусок старого города, ничего подходящего не торчало. Неужели придется стрелять из какого-либо дома напротив? Они все крепкие, не видно, чтобы готовились на снос и расселялись, – тогда можно было бы найти пустую квартиру, застрелить ментов и уйти черным ходом. Федор знал: в старых домах обязательно имеется черный ход. Возможно, пустая квартира и есть, но как ее найти, не привлекая к себе внимания?
Известно, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. А к сердцу женщины? Самым простым и точным источником информации, безусловно, являются домохозяйки. Казалось бы, в наше время все женщины работают, но так только кажется. Пенсионерки, одни по возрасту, другие по инвалидности, не работающие женщины, ухаживающие за внуками, – это целая армия прекрасных, осведомленных и разговорчивых людей. Каких мужчин любят, даже боготворят домохозяйки? Артистов? Ведущих телепрограмм? Якубовича с Листьевым? Конечно, но только на экране телевизора. В жизни эти мужики – народ бесполезный, просто никчемный. “Приз в студию!” – красиво, но жизнь куда прозаичней! Текут краны! В старых домах краны текут непрерывно, словно Волга, порой они превращаются в Ниагарский водопад.
Убийца давно понял: домохозяйки обожают трезвых сантехников, тем более что два этих понятия в России практически взаимоисключаются. Если трезвый, так пиликает на скрипке либо роняет очки над компьютером, а коли водопроводчик, так, сами понимаете, он воду не пьет. И Федор Ивлев давно освоил нехитрую профессию, обзавелся инструментиком, главное, качественными прокладками, коих, по утверждению “мастеров”, в России после известного события семнадцатого года более не производят. Убийца знал: можно уверенно звонить в любую квартиру, спросить, не вызывали ли сантехника и что тебе “сезам, откройся!”. Двери распахнутся, любая домохозяйка, будь она от рождения мегерой, встретит ласково, расплываясь в улыбке. Но простейший путь не годился, так как Федор отлично знал – стоит произойти убийству, как в квартире появится мент и задаст вопрос: мол, гражданочка, а к вам никто не заходил, незнакомых мужчин не видели? Ах, сантехник? Милый и трезвый, и мастер – “золотые руки”? А в конторе о таком только мечтают, но никогда не видели. Мало? Однако... раз засветишься – поставят на учет по приметам, по манере работать.
Если завалить двух известных оперативников, МУР ощетинится, начнет копать глубоко. Стрелять следует только в голову, а это уже почерк. Поднимут старые дела – в такой ситуации оставлять свои приметы слишком опасно. Выходит, стрелять из ближних домов нельзя, а других вариантов не просматривается.
Убийца задумчиво шел к своей машине, оставленной за несколько кварталов от офиса, искал решение, не находил, но предчувствие удачи его не покидало. А он, как большинство людей, чья работа связана с риском, верил в предчувствия.
* * *Юдин сидел в кабинете Гурова и, устало поглядывая на сыщика, лениво, как бы нехотя, говорил:
– В былые времена мы не виделись с тобой по году, каждый занимался своим делом... Не друзья, но понимали друг друга. Я тебя порой очень не любил, но уважал, и ты мне никогда не врал. А сейчас встречаемся каждый день, делаем одно дело и чужие – ты мне врешь, а если и не врешь, то утаиваешь точно, не сомневаюсь. Убили Гришу, уже второго моего сотрудника, ты, начальник службы безопасности, сидишь в своем кабинете, лицо каменное... – Юдин замолчал, не закончив фразы.
Гуров слушал шефа, думал не о деле, а почему-то о том, как Юдин постарел за последнее время. Недавно – молодящийся, бодрый, всегда энергичный и быстрый в движениях, сейчас – пожилой и усталый, главное, растерянный. Неожиданно у сыщика мелькнула подлая мысль: а если Юдин не просто крыша? Совсем не втемную его используют, а очень даже всветлую. Мыслишка не только подлая, – остановил себя Гуров, – но и глупая, даже идиотская, такая может появиться в голове человека, окончательно запутавшегося.
– Ты дал команду отослать мебель в Германию? – спросил Гуров.
– У тебя манера вести разговор, как у Горбачева: спрашивают человека об одном – он рассуждает на другую тему.
– Спасибо за сравнение, Борис. Бывший генсек и Президент – мужик далеко не глупый. А манера эта не его, не моя, а любого здравомыслящего: не можешь сказать правду – смени тему. Ты мебель отослал?
– Да, утром контейнеры ушли. Я ответил, отвечай и ты мне. За что убили Григория? Он ничего криминального не знал...
– Хватит, Борис, не лезь в чужие дела! – резко оборвал его Гуров. – Я тоже не знаю конкретно, за что убили юриста. Но ему больше года платили деньги, а никто и никогда просто так не платит. Моя вина – я не успел с ним потолковать по душам, считал, успею, но захлестнули неожиданные дела. Его убил человек, которого Байков прекрасно знал, но боялся. Сам пустил убийцу в квартиру и беседовал с ним около часа. Убийца – не профессионал, а дилетант, человек умный и хладнокровный. Можно предположить, что он пришел без намерения убить, так как ударил молотком, который взял на кухне. Я сказал все, что знаю, могу добавить – видимо, в разговоре Байков сказал лишнее. Скорее всего, он сказал нечто, не придавая этому значения, как бы обмолвился, но гость оценил сказанное по-своему, пошел на кухню, взял молоток и снес хозяину чуть не половину черепа. Ребята из МУРа работают, и дай им бог удачи. Из того, что я тебе сейчас сообщил, часть является установленными фактами, часть – моими сыщицкими домыслами. Я сказал тебе все, что считаю нужным, даже немного больше.
– Спасибо... – Лицо Юдина просветлело, он даже улыбнулся. – И много скрыл?
– Порядочно. Прекратим никчемный разговор. Ты решаешь свои коммерческие проблемы, я работаю, стараюсь тебя и фирму защитить.
Зазвонил телефон. Казалось, кто-то ждал окончания беседы и тут же набрал номер.
– Здравствуйте, – сказал Гуров.
– Здравствуй, – ответил Орлов. – Я, естественно, в курсе вчерашнего. Тебя обвиняют в сокрытии фактов, имеющих большое значение для следствия.
Генерал говорил столь официально, что Гуров понял: рядом с Петром посторонний.
– Петр Николаевич, предположения бывшего сыщика не являются фактом. Не могу, да и не желаю, нагружать прокуратуру и бывших коллег своими домыслами. Я, и работая под вашим началом, не всегда бывал откровенен, а уж сейчас – извините.
– Ты хам, возомнивший себя гением!
– Вы изволите сами себе противоречить, господин генерал. – Гуров не сомневался: разговор ведется для некоторого третьего лица очень высокого ранга, иначе Петр не стал бы ломать комедию. – Если я хам и лишь возомнил о себе, то никого не должен интересовать. Вы прекрасно знаете, я не делюсь сомнениями, догадками и непроверенной информацией.
