Ю Несбё - Призрак
Я украдкой бросил взгляд на закрытую дверь.
— Мы ведем войну, — произнес он, поднялся, подошел к полкам и вынул толстую книгу в грязной коричневой обложке. — Этот текст был написан за шестьсот лет до рождения Христа. Я не знаю китайского, поэтому у меня есть только французский перевод, сделанный более двухсот лет назад иезуитом по имени Жан Жозеф Мари Амио. Я купил его на аукционе, он обошелся мне в сто девяносто тысяч крон. В нем рассказывается, как надо обманывать врага на войне, и это самое цитируемое произведение на данную тему. Этот текст был Библией для Сталина, Гитлера и Брюса Ли. И знаешь что? — Он засунул книгу обратно на полку и достал другую. — Мне больше нравится вот эта.
Он протянул книгу мне.
Тонкая книга в синей глянцевой обложке явно была издана недавно. Я прочитал надпись на обложке: «Шахматы для начинающих».
— Шестьдесят крон на распродаже, — поведал старикан. — Мы произведем рокировку.
— Рокировку?
— Такой ход, при котором рядом с королем появляется защитная ладья. Мы вступим в альянс.
— С ладьей?
— Подумай о ратуше.
Я подумал.
— Городской совет, — сказал старикан. — У члена городского совета, отвечающей за социальную политику, есть секретарь Исабелла Скёйен, и это она на практике осуществляет городскую политику в отношении наркотиков. Я поговорил с одним источником и выяснил, что она замечательная. Умная, эффективная и жутко амбициозная. Причина, по которой она не достигла большего, согласно источнику заключается в том, что ее образ жизни вот-вот вызовет скандальные заголовки в газетах. Она веселится, прямо говорит, чего хочет, и постоянно меняет любовников.
— Звучит совершенно ужасно, — сказал я.
Старикан предостерегающе взглянул на меня, а затем продолжил:
— Ее отец был спикером Партии центра, но, когда он захотел стать политиком национального масштаба, ему не дали этого сделать. И мои источники утверждают, что Исабелла переняла папину мечту, а поскольку лучше всего шансы были у Рабочей партии, она вышла из папиной маленькой крестьянской партии. Короче говоря, Исабелла Скёйен во всех отношениях очень гибкий политик, если дело касается ее амбиций. Кроме того, она одна выплачивает немалый долг за семейную ферму.
— Так что мы будем делать? — спросил я, словно сам был членом правительства «скрипки».
Старикан улыбнулся, будто мои слова показались ему милыми.
— Мы угрозами заставим ее сесть за стол переговоров, где и заманим ее в альянс. А ты, Густо, будешь отвечать за угрозы. Поэтому ты сейчас здесь.
— Я? Я буду угрожать женщине-политику?
— Точно. Женщине-политику, с которой ты совокуплялся, Густо. Сотруднице городского совета, которая воспользовалась своим служебным положением для принуждения к сексу подростка с большими социальными проблемами.
Сначала я не поверил собственным ушам, пока он не вынул из кармана пиджака фотографию и не положил ее на стол передо мной. Похоже, ее сделали из салона автомобиля с тонированными стеклами. На фотографии с улицы Толлбугата был изображен молодой парень, садящийся в «ленд-ровер», номерные знаки которого были прекрасно видны. Парнем был я. Машина принадлежала Исабелле Скёйен.
По спине у меня пробежал холодок.
— Откуда вы узнали…
— Дорогой Густо, я же говорил, что присматривал за тобой. Я хочу, чтобы ты сделал следующее: позвонил на личный номер Исабеллы Скёйен — уверен, у тебя он имеется — и сообщил ей, какую версию этой истории мы приготовили для прессы. И попросил о совершенно конфиденциальной встрече для нас троих.
Он подошел к окну и посмотрел на унылую погоду.
— Вот увидишь, у нее в календаре найдется для нас время.
Глава 15
За три последних года в Гонконге Харри бегал больше, чем за всю свою предыдущую жизнь. И все же за те тринадцать секунд, что он потратил на преодоление ста метров, отделявших его от дверей изолятора, его мозг проиграл разнообразные сценарии, имеющие одно общее: он вернулся слишком поздно.
Он позвонил и поборол в себе искушение потрясти дверь в ожидании жужжания автоматического замка. В конце концов жужжание раздалось, и Харри взлетел по ступенькам в приемную.
— Что-то забыли? — спросила надзирательница.
— Да, — сказал Харри, ожидая, когда она пропустит его за запертую дверь. — Включите тревогу! — прокричал он, бросил «дипломат» и побежал дальше. — Камера Олега Фёуке!
Эхо его шагов разносилось по пустому атриуму, пустым коридорам и слишком пустому общему залу. Он не запыхался, но собственное дыхание казалось ему похожим на рычание.
Вбегая в последний коридор, он услышал крик Олега.
Дверь в камеру была приоткрыта, и секунды, пролетевшие, пока он добрался до нее, показались ему кошмаром, снежной лавиной, но ноги отказывались передвигаться быстрее.
Наконец он оказался внутри и взял ситуацию под контроль.
Стол был перевернут, бумаги и книги раскиданы по полу. В дальнем углу спиной к шкафу стоял Олег. Черная футболка пропитана кровью. Перед собой он держал крышку от мусорного ведра. Рот его был открыт, он кричал не переставая. Перед ним Харри увидел спину в спортивной майке, натянутой на широкую потную бычью шею, над ней — лысый череп, над ним — поднятую руку с ножом для резки хлеба. Когда нож сталкивался с крышкой от ведра, раздавался лязг железа. Должно быть, мужчина заметил, что освещение в камере изменилось, потому что в следующий миг он обернулся. Он стоял, наклонив голову, и держал нож низко перед собой, направив его на Харри.
— Вон! — прошипел он.
Харри не дал себя обмануть и не стал следить за ножом, а сфокусировал взгляд на ногах. Он заметил, что в дальнем углу Олег съежился и сполз на пол. По сравнению с людьми, занимающимися боевыми искусствами, в арсенале Харри было до обидного мало техник нападения. Он был знаком всего с двумя. И только с двумя правилами. Первое: никаких правил не существует. Второе: нападай первым. И когда Харри начал действовать, он производил автоматические движения человека, который учил, тренировал и повторял только два способа нападения. Харри двинулся прямо на нож, чтобы противник был вынужден отвести его в сторону для придания ускорения лезвию. И когда мужчина начал это движение, Харри поднял правую ногу и ударил от бедра. Еще до того, как нож начал движение вперед, нога Харри уже опустилась вниз. Она попала мужчине в колено, в переднюю часть коленной чашечки. И поскольку человеческая анатомия не слишком хорошо защищает тело от ударов именно под таким углом, четырехглавая мышца тут же порвалась, следом за ней связки коленного сустава, и, когда коленная чашечка поползла вниз к малой берцовой кости, сломался надколенник.
Мужчина с криком повалился вниз. Нож ударился о пол, он начал искать руками свое колено. Глаза его расширились, когда он обнаружил его совершенно в другом месте.
Харри отпихнул нож и поднял ногу, чтобы закончить нападение, как его учили: ударить по мышцам бедра сверху вниз, чтобы вызвать обильное внутреннее кровотечение, после чего противник уже не сможет подняться. Но он понял, что дело сделано, и опустил ногу.
В коридоре раздался топот бегущих ног и звон ключей.
— Сюда! — закричал Харри и, перешагнув через орущего мужчину, направился к Олегу.
Он услышал, как в дверях кто-то запыхтел.
— Уберите этого и вызовите врача, — приказал Харри, перекрикивая вопли пострадавшего.
— Черт возьми, что здесь…
— Сейчас это неважно, просто вызовите врача. — Харри разорвал футболку Олега, скользнул пальцами по крови и стал ощупывать окровавленное тело, пока не добрался до раны. — И чтобы врач сначала пришел сюда, у этого всего лишь разбито колено.
Обхватив лицо Олега руками, испачканными в крови, Харри услышал, как орущего мужчину выволакивают из камеры.
— Олег? Ты здесь? Олег?
Мальчик моргнул, и с его губ слетело слово, такое тихое, что Харри едва его расслышал. И почувствовал, как снова все сжимается в груди.
— Олег, все будет хорошо. Он не проделал дырку ни в чем, что тебе жизненно необходимо.
— Харри…
— И скоро наступит Рождество, потому что тебе дадут морфин.
— Заткнись, Харри.
Харри заткнулся. Олег открыл глаза. Они сияли лихорадочным, отчаянным блеском. Голос его был сиплым, но говорил он вполне внятно:
— Ты должен был позволить ему сделать свою работу, Харри.
— Что ты такое говоришь?
— Позволь мне это сделать.
— Сделать что?
Тишина.
