Пер Валё - Негодяй из Сефлё
— Глянь-ка, Мартин.
Он стоял перед столом и указывал на развернутый журнал. Мартин Бек наклонился и увидел, что на белых полях, сверху над кроссвордом, что-то написано шариковой ручкой. Девять имен, разделенных на три группы. Почерк был неровный, человек явно не раз останавливался. Взгляд Мартина Бека приковался к первой группе.
СТИГ ОСКАР НЮМАН+
ПАЛЬМОН ХАРАЛЬД ХУЛЬТ+
МАРТИН БЕК+
Он заметил, что среди прочих там есть и Меландер, и главный инспектор, и начальник полиции, и Колльберг тоже есть.
Тогда он повернулся к старику, стоявшему у дверей. Старик держался рукой за дверной косяк и вопросительно глядел на них.
— Где на Далагатан живет ваш сын?
— Дом тридцать четыре. А что?..
— Ступайте к вашей жене, — перебил его Мартин Бек. — Мы тоже сейчас придем.
Старик медленно спустился по лестнице. На нижней ступеньке он с удивлением оглянулся на Мартина Бека, но тот знаком велел ему зайти в столовую, после чего сказал Рённу:
— Позвони Стрёмгрену или кого там найдешь, один черт. Дай им здешний телефон и вели немедленно связаться с Колльбергом в Саббатсберге, чтобы он сейчас же позвонил сюда. Кстати, у тебя есть в машине необходимые причиндалы, чтобы снять отпечатки пальцев?
— Разумеется, — сказал Рённ.
— Вот и хорошо, но сперва позвони.
Рённ спустился в холл к телефону.
Мартин Бек оглядел убогую каморку, затем перевел взгляд на свои часы. Без десяти час. Он услышал, как Рённ тремя прыжками взлетел по лестнице.
Глядя на побелевшие щеки Рённа и неестественно расширенные глаза, Мартин Бек понял, что катастрофа, которую он предчувствовал весь день, уже разразилась.
XXVI
Колльберг и Гюнвальд Ларссон все еще находились на первом этаже института, когда сирены завели свою песню. Сперва примчалась одинокая боевая колесница — по звуку она ехала с Кунгсхольмен через мост Святого Эрика. Затем ее призыв подхватили другие машины в других концах города, теперь вой доносился отовсюду, заполнял воздух, но все же шел откуда-то издалека.
Они находились в центре круга тишины. «Все равно как летним вечером бродишь по лугу, и вокруг того места, куда ты ступил, замолкают кузнечики», — подумалось Колльбергу.
Он уже успел разглядеть Далагатан и установил, что изменений к худшему не произошло, а к лучшему — вполне может быть. Правда, оба полицейских так и лежали на дне фонтана, но других раненых и мертвых на улице не было. Люди, которые были здесь раньше, куда-то исчезли, включая и тех, которые не стояли, а лежали на земле. Оставалось предположить, что они все целы и невредимы.
Гюнвальд Ларссон до сих пор не дал ответа на вопрос, как они переберутся через улицу. Вместо того он глубокомысленно прикусил нижнюю губу и глядел мимо Колльберга, на ряд белых халатов, развешанных вдоль одной стены.
Альтернатива была недвусмысленно проста.
Или напрямик пересечь мощеный квадрат площади, или выбираться через окно в Ваза-парк и дальше — задами.
Ни один из способов не представлялся разумным. Первый был чуть ли не равносилен самоубийству, второй потребовал бы слишком много времени.
Колльберг выглянул снова, осторожно, не раздвигая гардин.
Он кивком указал на фонтан с его почти неправдоподобным украшением — земной шар, на шаре ребенок склонился над Скандинавией, и крест-накрест два тела.
Он спросил:
— Ты их обоих знал?
— Да. — ответил Гюнвальд Ларссон. — Радиопатруль из Сольны. Кристианссон и Квант. — И после минутного молчания:
— Как их сюда занесло?
Колльберг в свою очередь задал вопрос более актуальный:
— А почему кто-то решил их застрелить?
— А почему кто-то хотел застрелить нас?
Вопрос был тоже весьма уместный.
Несомненно, кто-то был очень заинтересован в их смерти. Кто-то вооруженный автоматом и уложивший не только двух полицейских в форме, но и сделавший все от него зависящее, чтобы уложить Колльберга и Гюнвальда Ларссона, а в то же время пощадивший всех остальных, хотя недостатка в живых мишенях у него не было.
— Почему?
Ответ напрашивался сам собой. Стрелявший знал Гюнвальда Ларссона и знал Колльберга. Он знал, кто они такие, и сознательно намеревался их убить.
Интересно, а Кристианссона и Кванта он тоже знал? Лично едва ли, но тут сработала форма.
— Должно быть, он недолюбливает полицейских, — пробормотал Колльберг.
— М-м-м, — промычал в ответ Гюнвальд Ларссон.
Он взвесил на ладони свой тяжелый пистолет и спросил:
— Ты не видел, этот гад засел на крыше или в какой-то квартире?
— Не успел рассмотреть.
На улице тем временем нечто произошло. Весьма прозаическое, но тем не менее достойное внимания.
Прибыла карета «скорой помощи». Она остановилась, дала задний ход к фонтану, остановилась снова. Из нее выпрыгнули двое мужчин в белых халатах, они открыли задние дверцы и достали двое носилок. Двигались они проворно и по виду без всякого волнения. Один из них посмотрел на девятиэтажный жилой дом на Далагатан. Но ничего не случилось.
Колльберг хмыкнул.
— Вот именно, — тотчас отозвался Гюнвальд Ларссон. Значит, у нас есть шанс.
— Тоже мне шанс, — сказал Колльберг.
Идея не слишком его вдохновила, но Ларссон уже стащил меховую куртку и пиджак и энергично перетряхивал белые халаты.
— Я, во всяком случае, возьму этот. — изрек он. — Этот больше других.
— Их и всего-то есть три размера.
Гюнвальд Ларссон кивнул, сунул пистолет в кобуру и натянул халат, который сразу затрещал в плечах.
Колльберг покачал головой и взял самый большой из попавшихся на глаза халатов. Халат все равно не сошелся. На животе. По его мнению, оба они здорово смахивали на пару комиков из какого-нибудь немого фильма.
— Может, этот? — спросил Гюнвальд Ларссон.
— Именно, может, — ответил Колльберг.
— Значит, о'кэй?
— О'кэй.
Они спустились по лестнице, пересекли мощеную площадь и прошли вплотную мимо «скорой помощи», где как раз устанавливали первые носилки — с Квантом.
Колльберг взглянул на мертвого. Он узнал его. Он встречал его несколько раз, хотя и редко. Чем-то этот полицейский прославился. Кажется, задержал опасного сексуального маньяка. Или что-то в этом роде.
Ларссон уже дошел до середины улицы. Вид у него был презабавный в халате-недомерке и с белой шапочкой на голове. Оба санитара изумленно воззрились на него.
Щелкнул выстрел.
Колльберг бросился через улицу.
Но на сей раз стреляли не в него.
К востоку вдоль Оденгатан ехал с включенными сиренами черно-белый полицейский автобус. Первый выстрел прозвучал, когда автобус подъехал к Сигтюнгатан, за первым последовала целая серия. Гюнвальд Ларссон сделал несколько шагов, чтобы лучше видеть происходящее. Сперва автобус увеличил скорость, потом начал петлять и крутить. Когда он миновал перекресток Оденгатан и Далагатан и скрылся из виду, выстрелы смолкли. И тотчас послышался зловещий грохот железа.
— Болваны, — сказал Гюнвальд Ларссон.
Он присоединился к Колльбергу, стоявшему в дверях, распахнул халат, достал свой пистолет и сказал:
— Он на крыше, это ясно, а теперь посмотрим.
— Да, — согласился Колльберг. — Сейчас он был на крыше.
— Это как понимать?
— А так, что раньше его там не было.
— Посмотрим, — повторил Гюнвальд Ларссон.
Дом имел два подъезда, оба с улицы. Они стояли возле северного и потому сперва вошли в него. Лифт не работал: перед ним собралась кучка взволнованных жильцов.
Вид Гюнвальда Ларссона в лопнувшем по швам халате, окровавленной повязке и с пистолетом в руках взбудоражил их. Документы Колльберга остались в куртке, а куртка в свою очередь осталась в доме по ту сторону площади. У Гюнвальда Ларссона, возможно, было при себе какое-то удостоверение личности, но он не торопился его предъявлять.
— С дороги, — отрывисто приказал он.
— Подождите где-нибудь здесь на первом этаже, — предложил Колльберг.
Успокоить людей — трех женщин, ребенка и старика — оказалось не так-то просто. Возможно, они видели из своих окон, что произошло на улице.
— Не волнуйтесь, — сказал Колльберг. — Опасности нет.
Он вдумался в смысл этих слов и беззвучно рассмеялся.
— Конечно, нет, ведь здесь полиция, — бросил Гюнвальд Ларссон через плечо.
Лифт был поднят примерно на высоту седьмого этажа. На лестничной площадке этажом выше дверь шахты была открыта, и они могли заглянуть в глубину. Похоже, что лифт безнадежно испорчен, кто-то с умыслом вывел его из строя, и этим «кто-то» скорей всего был человек на крыше. Следовательно, они получили о нем некоторые дополнительные сведения: он хорошо стреляет — раз, знает их в лицо — два, разбирается в лифтах — три.
«Лучше, чем ничего», — подумал Колльберг.
Лестница упиралась в железную дверь. Дверь была закрыта, заперта и скорее всего забаррикадирована с другой стороны, только неизвестно, чем именно.
