Стиг Сетербаккен - Невидимые руки
Малтек указал на прилично одетого мужчину.
— Гудмундссон. Мой адвокат. А эти… — Он посмотрел на двух других. — Не обращайте на них внимания. При них можно говорить все.
— И все-таки я буду настаивать на личной беседе, — сказал я.
Малтек скривился от неудовольствия. Он сидел с нахмуренным лбом и производил впечатление человека, попавшего в безвыходную ситуацию.
Он поднял взгляд на своих компаньонов:
— Спуститесь в холл, выпейте там. Я скоро приду.
Он поднялся.
— Хотите выпить чего-нибудь или на сегодня хватит?
Он начал смеяться, но тут же одернул себя. Адвокат, уходя, хихикнул, двое других промолчали. Закрыв дверь, они зашагали вниз по лестнице.
— Как идут дела? — спросил Малтек заметно более дружелюбным тоном, словно все его проблемы вышли вместе с гостями. — Я много думал о нашем последнем разговоре.
Я не знал, на что он намекает, но все-таки кивнул. Меня пошатывало, приходилось прилагать усилия, чтобы сохранять ясность сознания, в голове шумело, будто там шел дождь.
— Вам не в чем себя упрекнуть. Вы честно проводили расследование, так я думаю, — продолжал он. Я заметил его оценивающий взгляд, устремленный на меня, словно следствие на самом деле проводил он. — Вам приходилось выслушивать свидетелей, и они поведали вам много странного. Я тоже мог бы рассказать вам любопытные вещи, только не о себе, а о них. И все-таки я этого не делаю. Я не оговариваю людей. Почему? Потому что у меня нет в этом нужды. Зачем мне это? У каждого есть скелет в шкафу. Меня беспокоит мой скелет, а им тоже следовало бы заняться своим. Вы понимаете, причина всех сплетен одна. Это зависть. Всё, что мы обычно говорим о других людях за глаза, объясняется банальной завистью. На эту тему проведены социологические исследования, я знаю, о чем говорю. Вспомните об этом в следующий раз, когда станете допрашивать свидетеля. Люди распускают обо мне слухи, потому что завидуют мне. Они хотят, чтобы мои дела шли плохо, чтобы у меня были проблемы, самое большое желание у них — чтобы я разорился. Но я выше этого. Я ни от кого ничего не хочу. Мне хватает моих собственных забот. Другие пусть занимаются своими делами, лишь бы они не лезли в мои и не ставили мне палки в колеса.
Все это время он испытующе смотрел на меня.
— Иногда, правда, у меня возникает желание проучить кого-то. У вас, верно, тоже так бывает, правда? Но именно это и делает нас похожими. Вы не согласны?
Я попытался сглотнуть слюну и неожиданно рыгнул.
Малтек сделал вид, что не заметил этого.
— Когда я приехал сюда, то первым делом снял норвежскую проститутку, — сказал он. — Я думал, что попал на небеса. Она была такая чистенькая, такая ухоженная. От нее пахло духами и шампунем. Никакой, казалось, нужды в презервативе — достаточно ополоснуться. А потом выяснилось, что я подхватил от нее подарок, и долго лечился.
На мгновение мне показалось, что в его лице проступили признаки безумия.
Потом глаза просветлели.
— И что же, я должен обижаться на нее? — сказал он и улыбнулся. — Ни капельки! Она помогла росту моего сознания, именно так. Благодаря ей я понял, что все в мире связано невидимыми нитями. Если вы идете в бордель, то должны позаботиться о собственной безопасности, даже если вам будет казаться, что вы попали в стерильную палату пластической хирургии. Не обманывайте себя, ведь вы шли именно в бордель.
У него на лице появилось странное выражение. Я бы сказал, легкая гримаса удивления оттого, что я не пришел от его рассказа в восторг.
— Один день вам не везет, в другой повезет. Таков общий порядок вещей, такова жизнь. Словом, если взять отрезок времени подлиннее, всем рано или поздно должно повезти, вы согласны?
Я с усилием втянул в себя воздух и решил, что теперь голос будет мне лучше повиноваться.
— Мы решили, — сказал я, — что нам хватит одного из вас.
— Простите, что?
— Либо вы сдадите нам Гюнериуса…
— Вы играете в карты?
— …либо мы надавим на него, и он сдаст нам вас. Одно из двух.
— Гюнериуса? — сказал Малтек. — Дона Гюнериуса?
Он расцвел широкой улыбкой.
— Вы же понимаете, что я с ним незнаком. Не знаю, чем он занимается. Встречался как-то пару раз, и все.
— Ну, как хотите, — сказал я.
— Что я могу про него рассказать?
— Можете ничего не рассказывать.
Я собрался уходить.
— Подождите, может, вам нужен кто-то другой?
Постукивание капель по крыше прекратилось, наступила странная тишина.
— Вы ведь искали пропавшую девочку, правда? И встречаетесь с ее мамой?
Он ухмыльнулся; казалось, он не был уверен, как далеко может зайти со мной в этом разговоре.
Голова моя закружилась, как будто коньяк, отстоявшись где-то в желудке, снова пошел в кровь.
— О чем вы?
Малтек скривился.
— Не знаю толком, — сказал он, — но был у нас один постоянный клиент. Парень с приветом.
Он хихикнул:
— Ходит вразвалочку.
Он вытянул губы и прищурился.
— Раньше он заходил в магазин чуть не каждый день, а последний год как в воду канул. Мне с разными людьми приходится общаться, и люди разное поговаривают.
Указание на время хлестнуло меня ледяным порывом.
— Есть, одним словом, слухи.
Он смерил меня взглядом.
— Поговаривают, что у него в подвале на цепи сидит девчонка, вот он на прогулку и не выходит. Больше я ничего не знаю, а то, что знаю, — дым без огня. Видели, как торфяники горят? Сплошной дым, так что дым без огня бывает чаще, чем кажется.
— Имя и адрес, — сказал я.
— Похоже, я вам пригодился. — Малтек открыл ящик стола и начал перебирать бумаги. — Не всегда дела идут так, как нам хочется, — пробормотал он.
Он поднял голову:
— Вы читали комикс про Астерикса?
Он продолжал искать адрес.
— Астерикс и Обеликс отправляются в римский лагерь, чтобы найти пропавшего ребенка. Для Астерикса важно не поднимать шума, поскольку это дело деликатное. По дороге он в разговоре с Обеликсом уточняет, что они должны пробраться в лагерь инкогнито. Обеликс в полном расстройстве, у него отняли возможность как следует подраться, но сюжет разворачивается так, что, когда они попадают к римлянам, Астерикс выходит из себя и учиняет побоище. Когда они едут домой, Обеликс долго смотрит с уважением на Астерикса и говорит: «Мне очень понравилось драться инкогнито!»
Он затрясся от смеха.
— Вот, — сказал он, продолжая смеяться, затем вынул записную книжечку, вырвал из блокнота листок и что-то написал на нем. — В холле можно опохмелиться, — сказал он и протянул мне записку. — Минутку! — крикнул он, когда я уже уходил.
Я обернулся.
— Вы не ответили на мой вопрос!
— Какой вопрос?
— Вы знаете правду о холокосте?
Он ухмыльнулся, ждал, что я отвечу.
— Правда о холокосте — это дым без огня, — ответил я.
Он уставился на меня, потеряв дар речи. Затем у него начался истерический смех, он обхватил живот и захохотал.
— Невероятно! — выговорил он. — Дым без огня! Ха-ха! Невероятно!
Я вышел.
Мокрый ветер хлестнул мне по лицу. С лестницы все еще доносился смех Малтека. Он напоминал кудахтанье, как будто курица снесла яйцо и радостно возвещает об этом чуде миру.
Что-то случилось с погодой, пока я выезжал из центра. Небо вдруг просветлело. Облака стали прозрачными, потом совсем исчезли, за ними начал угадываться купол серо-стального цвета. Теперь между небом и домами на окраине города больше не было тяжелой мглы, и чем дальше я ехал, тем светлее все вокруг становилось, как будто я приближался к самому источнику света. Через полчаса я свернул с автострады на региональную дорогу. Я отхлебнул из бутылки. Коньяк резанул по желудку, но выровнял сознание. Голова стала ясной, руки крепче сжали руль, исчезла усталость. Встречных машин на дороге попадалось мало, местность была плоская. За перекрестком промелькнуло несколько сараев. Поля после дождя еще не успели просохнуть и казались рисовыми полями из какой-нибудь азиатской страны. Впереди показались дома, качели перед окнами, синие батуты, поставленные у стен. Потом начался большой район с рядами двухэтажных домов, окрашенных в разные цвета. На втором перекрестке я свернул направо, проехал мимо ресторанчика и бензоколонки. Дальше было еще несколько крупных хозяйств, потом пошли маленькие домики. Навигатор отметил на дисплее точку, где стоял двухэтажный дом с большим садом, когда-то ухоженным, но теперь заросшим темной травой. Невысокие сосны росли повсюду. Я доехал до гаража, который стоял прямо у дороги, и остановился. Откуда-то подлетела муха и стала биться о переднее стекло. У дома был заброшенный вид. Ничто не говорило, что здесь живут люди. Я допил все, что оставалось в бутылке, и переложил пистолет в карман куртки, потом вышел из машины.
Узкая дверь в белой стене вела туда, где, по моим представлениям, на первом этаже должна была находиться изолированная квартира. Второй этаж был деревянным, с большой открытой верандой. Оба окна первого этажа были занавешены гардинами. Я дважды нажал на звонок, но ничего не услышал, звонка тоже. Я подергал дверь. Она была заперта. Я обошел вокруг дома. В самом углу участка на холме стоял флагшток, о который постукивал металлический трос. Что-то неуловимое придавало всему месту морской колорит: окно у входной двери было маленьким и круглым, как иллюминатор.
