Юсси Адлер-Ольсен - Охотники на фазанов
На Эгон-Ольсенсвей, как теперь называлась старая Тюремная улица, Карл заметил, что его товарищ чувствует себя явно не в своей тарелке. Не то чтобы Ассад помрачнел или был недоволен, нет, он только притих и не сводил напряженного взгляда с башен у входа, будто боялся, что они рухнут и раздавят его.
Карл ничего подобного не испытывал. Для него тюрьма Вридслёселилле была чем-то вроде надежного хранилища для самых отъявленных негодяев в стране. Там почти двести пятьдесят заключенных; если сложить их сроки, получится две тысячи человеко-лет. Просто ужас, сколько времени и жизненных сил переводится впустую, но при этом большинство сидельцев попали сюда вполне заслуженно. Таково было его твердое убеждение.
Войдя в ворота, Ассад не произнес ни единого слова. Вдобавок он вывернул карманы, не дожидаясь, когда его об этом попросят, и все указания выполнял машинально. Очевидно, знал процедуру.
— Нам сюда, направо, — сказал Карл, когда они выполнили все формальности, и показал на здание в глубине двора с белой табличкой «Для посещений».
Здесь их уже ожидал Бьярне Тёгерсен, вероятно до зубов вооружившись отговорками. Через два-три года он выйдет на свободу, и проблемы ему не нужны.
Выглядел Бьярне лучше, чем ожидал Карл. Одиннадцать лет тюрьмы неизбежно оставляют отметины — горькие складки у рта, мутный взор; глубоко засевшее понимание, что никому ты не нужен, в конце концов сказывается на внешности. Но тут перед ними сидел человек с ясными веселыми глазами. Худой, конечно, и настороженный, но притом на удивление жизнерадостный.
Он встал и протянул Карлу руку. Никаких вопросов: очевидно, кто-то предупредил его, о чем пойдет речь. Такие вещи Карл сразу чувствовал.
— Карл Мёрк, вице-комиссар полиции, — тем не менее представился он.
— Мое время стоит десять крон в час, — с кривой улыбкой ответил заключенный. — Надеюсь, у вас что-то важное.
С Ассадом он не поздоровался, но сириец и сам к этому не рвался и молча уселся верхом на стул поодаль от собеседников.
— Работаешь в мастерской? — Карл взглянул на часы. Без четверти одиннадцать — действительно, рабочее время.
— О чем будем разговаривать? — спросил Тёгерсен, чуть медленнее, чем нужно, опускаясь на стул. Еще один знакомый сигнал! Все-таки он немного нервничает. Это хорошо. — Я мало общаюсь с другими заключенными, поэтому не могу дать никакой информации, если вы за этим. А вообще-то было бы совсем неплохо заключить маленькую сделку, чтобы поскорее отсюда выбраться. — Он быстро улыбнулся, пытаясь разобраться, что таится за молчанием Карла.
— Бьярне, двадцать один год тому назад ты убил двух человек, парня и девушку. Ты сам признался, так что эту сторону дела мы не будем обсуждать, но я сейчас веду розыск пропавшего человека, и будет хорошо, если ты согласишься мне кое-что о нем рассказать.
Бьярне кивнул и приподнял брови, изображая смесь удивления и готовности помочь.
— Я говорю о Кимми. У вас с ней ведь были очень дружеские отношения, как я слыхал.
— Все верно. Мы с ней вместе учились в школе-пансионе и на какое-то время даже очень сблизились. — Бьярне улыбнулся. — Чертовски хорошенькая дамочка.
После одиннадцати лет без секса он сказал бы так о любой женщине. По словам надзирателя, за все годы никто ни разу не навестил Бьярне. Карл и Ассад были первыми его посетителями за одиннадцать лет.
— Давай начнем с самого начала. Не против?
Бьярне пожал плечами и опустил глаза. Разумеется, он был против.
— Почему Кимми выгнали из школы? Ты помнишь?
Бьярне запрокинул голову и уставился в потолок:
— Вроде бы у нее что-то там было с одним из учителей. А это запрещено.
— Что случилось с ней после этого?
— Ну, годик она пожила в Нэстведе, снимала квартиру. Работала в гриль-баре. — Он хохотнул. — Ее старики тогда ничего об этом не знали. Думали, что она по-прежнему в школе. Ну а потом все открылось.
— Ее отправили доучиваться в Швейцарию?
— Да. Она провела там четыре или пять лет. Сначала тоже в школе-пансионе, потом в университете. Как там его? — Он потряс головой. — Напрочь забыл! Но она училась на ветеринара, это точно. Ах да! В Берне. В Бернском университете.
— Значит, она знала французский?
— Нет, немецкий. Она говорила, там преподают по-немецки.
— Она закончила курс?
— Нет. Ей пришлось оттуда уйти, не знаю почему.
Карл кинул взгляд на Ассада. Тот делал записи в блокноте.
— А потом? Где она жила после?
— Вернулась домой. Некоторое время жила в Ордрупе у родителей, то есть у отца с мачехой. А потом переехала ко мне.
— Нам известно, что некоторое время она работала в зоомагазине. Немного странно для ветеринара из швейцарского университета.
— Но она же не доучилась.
— А ты на что жил?
— Я работал у отца в лесоторговой фирме. Все это есть в полицейском отчете, вы же знаете.
— Кажется, там еще говорилось, что в девяносто пятом году фирма перешла к тебе по наследству, а затем вскоре случился пожар. После этого ты числился безработным, так?
— Это полная чушь! — вскинулся Бьярне. Оказывается, он способен по-настоящему обижаться. Как говаривал старый коллега Карла Курт Йенсен, ныне просиживающий штаны в фолькетинге: «У нелюбимого дитяти много разных выражений лица». — Меня никогда не обвиняли в этом пожаре. Да и что бы я от этого выиграл? Предприятие не было застраховано.
«Вот тебе и раз!» — подумал Карл. Надо было выяснить это заранее.
Он помолчал, глядя на стены, которые слышали тысячи отговорок и лживых заверений. В этом помещении он бывал сотни раз.
— Какие у нее были отношения с родителями? Тебе это известно?
Бьярне Тёгерсен потянулся, заметно успокоившись. Когда речь шла не о нем, разговор становился чем-то вроде светской беседы и он чувствовал себя в безопасности.
— Черта с два! Ее старики — просто парочка сволочей. Отец, по-моему, вообще не бывал дома. А баба, на которой он женился, была вообще отпетая дрянь.
— В каком смысле?
— Ну, понимаешь, такая хищница, которая охотилась за богатым женихом. — Бьярне с удовольствием произнес эти слова, которые не были в ходу в его мире.
— Они не дружно жили?
— Да. Кимми рассказывала, они ругались так, что дым коромыслом.
— Где была Кимми, когда ты убивал тех двоих?
Неожиданный переход к этой теме поверг заключенного в оцепенение: его взгляд застыл на воротничке Карла. Если бы к телу Бьярне были прикреплены электроды, сейчас зашкалили бы все измерительные приборы.
Секунду он молчал, словно вообще не собирался отвечать, затем сказал:
— Она была вместе со всеми в летнем доме Флоринов. Почему ты спросил?
— Они ничего не заметили, когда ты вернулся? Ведь твоя одежда, наверное, была вся забрызгана кровью.
Карл тут же пожалел, что задал этот вопрос. Теперь допрос некоторое время будет идти на холостом ходу: Тёгерсен ответит, что сказал друзьям, будто спасал попавшую под машину собаку. Все это, черт побери, есть в отчете.
— А ей как, здорово понравилось, что ты весь в крови? — раздался вдруг из угла голос Ассада.
Бьярне Тёгерсен растерянно посмотрел на коротышку. Судя по выражению его лица, вопрос попал в самую точку. Кимми нравилась кровь — и неважно, откуда она взялась. Очень странно для человека, который собирался посвятить свою жизнь лечению зверюшек.
Карл коротко кивнул Ассаду, тем самым давая и Бьярне понять, что он себя выдал.
— Здорово понравилось? — повторил Тёгерсен, пытаясь сгладить впечатление. — Мне так не показалось.
— Но ведь она переехала к тебе, — подхватил Карл. — Это же было в девяносто пятом году, верно, Ассад?
Тот кивнул из угла.
— Ну да. В девяносто пятом, двадцать шестого сентября. Мы до этого некоторое время встречались. Симпатичная дамочка, — повторил Бьярне.
— Почему ты так точно запомнил дату? С тех пор прошло уже много лет.
— Ну а что с тех пор происходило в моей жизни? — Бьярне развел руками. — Для меня это осталось одним из последних событий на воле.
— Ах да, конечно. — Карл придал лицу любезное выражение, но тут же строго спросил: — Она забеременела от тебя?
Тёгерсен поднял взгляд на часы. Его бледное лицо порозовело, и было видно, что свидание показалось ему бесконечно долгим.
— Я не знаю.
Карл собрался было вспылить, но удержался: сейчас не время.
— Не знаешь? Это как? Неужели у нее были другие мужчины в то время, как вы жили вместе?
— Конечно же нет! — бросил Бьярне, резко отвернувшись.
— Так все же ты сделал ей ребенка?
— Она же от меня переехала, так? Откуда мне знать, с кем она потом спала?
— Выкидыш у нее случился приблизительно на девятнадцатой неделе. Тогда она все еще жила у тебя.
Тут Бьярне вскочил и развернул стул. В тюрьме все усваивают эти вызывающие манеры: пройтись небрежной походкой по коридору центрального здания, расслабленно помахивать руками, на спортплощадке держать болтающуюся на губе сигарету. И наконец, этот приемчик: выслушивать дальнейшие вопросы, сидя на повернутом стуле, облокотившись на спинку и широко расставив ноги. «Валяй, спрашивай, пока не посинеешь! — говорила эта поза. — Мне до лампочки, все равно ты от меня ничего не добьешься!»
