Николай Леонов - Обречен на победу
Говорила по телефону Нина Маевская. Она тоже улыбалась, кивала.
И наконец прорвался звук:
– Я в тебя верю. Люблю. Целую. Жду…
И снова развернулась тартановая дорожка. С первой позиции были видны пригнувшиеся фигуры соперников. Вытягивая левую руку назад, они словно вымаливали эстафету.
И вот сорвался кудрявый негр, ринулся вперед… За ним рванулся блондин…
Метнулся под ногами тартан. Спины противников замерли, начали медленно приближаться, поплыли мимо. Впереди была лишь финишная ленточка…
Астахов сидел в салоне самолета. Отстранился от окна, болезненно поморщился, потер ладонью бедро и поднял голову.
Над дверью горела надпись: «Не курить. Пристегнуть ремни».
– Стоп! – громко сказал Гуров.
Игорь вскочил, замахал руками, экран погас.
– И не то мы смотрим, и не так мы смотрим. Последнее касается вас, Анатолий Петрович.
Кепко не ответил, лишь пожал плечами.
– Игорь, покажите нам забег, когда Павел проиграл. Там он еще поднимает бутылку и опускает в урну.
– Сейчас! – Белан побежал к механикам.
– Давно работаете тренером?
– Да уж дольше, чем вы живете, – огрызнулся Кепко. Его бесило, что милиция не оставляет Павла в покое.
– А это хорошо или плохо? – Гуров на грубость не реагировал.
– Не понял.
– Ну, с годами не только накапливается опыт, но и усталость, и чувства притупляются.
– Вы это к чему? – Кепко смотрел раздраженно.
– К тому, что если быть до конца честным, то мы с вами слишком часто говорим: мол, работаем для блага людей, а работаем-то мы для себя. Ради сознания, что ты человек, ты нужен, тебя ценят… Мы очень себя любим. Вы сейчас переживаете не столько за Павла, сколько за себя.
– А ты не молод, чтобы?..
– Нет, я в самый раз, – перебил Гуров. – Вы говорили о благодарности и о помощи. Так вы на экран смотрите и думайте, а не переживайте. Вам на Лозянко наплевать, он не те секунды показывал. Вашего Астахова чужой смертью хотели угробить, и убийца на свободе.
– Я вас не понимаю, товарищ майор! – Кепко повысил голос.
Лев Иванович Гуров, несмотря на свои бесконечные «будьте любезны» и «пожалуйста», мог и жестким оказаться.
– Хотите понять, так слушайте, и не себя, а меня! Убийца на свободе, возможно, озлобится от неудачи еще больше, возьмет рогатку или кирпич, и Павел Астахов не побежит, он даже ходить перестанет. – Гуров смотрел тренеру в глаза, пока тот не отвернулся.
Вернулся Белан, тихонечко сел рядом, зашептал:
– Этот ролик у меня дома оказался, сейчас привезут.
– Спасибо. Анатолий Петрович, сейчас вы сосредоточьтесь, и, как говорят киношники, мы отмотаем ленту назад. Вы встретились с Пашей Астаховым в одна тысяча девятьсот таком-то году. Я вас слушаю.
Кепко взглянул на Гурова строго, оценивающе, покашлял, покрутился в кресле, сказал:
– А ты ничего, ты мог бы даже тренером работать. Характер имеешь и удар держишь. Ну что Паша?
И Анатолий Петрович начал рассказывать о Павле Астахове. Как старший инспектор и ожидал, ничего интересного для себя он не услышал. Секунды… Поражения… Победы… Травмы… Работа… Работа…
В каждой профессии есть свои секреты, и не только секреты, но и приемы, техника. Гурова не интересовали объемы и тренировочные нагрузки, психологические стрессы, его пока не интересовал даже сам Астахов. Майору нужен был Анатолий Петрович Кепко, его настрой, душевное состояние, погружение в жизненный мир ученика. Тренера надо было превратить в Астахова, вспомнить его досконально, заставить жить его чувствами.
Анатолий Петрович говорил и говорил; когда называл имя Краева, морщился, словно от зубной боли.
– Павел Маевскую любит? – осторожно спросил Лева.
– Нет, – ответил Кепко. – Он хочет жениться. Ему нужен сын. Паша полюбит позже, сейчас в нем места для любви нет. Любовь в человеке очень много места требует.
– Кто был чемпионом области до Астахова?
– Разные были, менялись. – Кепко пожал плечами. – Смирнов Володька… Усольцев… Калинин Саша год сверкал. Его даже в сборную приглашали.
– А Лозянко?
– Перестаньте. – Кепко улыбнулся. – Игорь четыреста и не бегал.
Гуров старался подстроиться к тональности Кепко.
– Паша быстро бежал вперед, кого-то обгонял, невольно вытеснял с дорожки, занимал чужое место.
– Паша всегда занимал свое место. Если сейчас он уйдет, то останется пустое место. В команде-то кто-то будет… Только этот кто-то не займет место Астахова. Я понимаю ход ваших мыслей, вы на неверном пути, его не пытались выбить из обоймы, этого сделать нельзя, так как он не в обойме. Он сам по себе. Он Павел Астахов, и все! Непонятно? Ну вот был Валерий Борзов. Сейчас тоже выигрывают первенство страны, могут выиграть Европу, даже Олимпийские игры, дай им бог здоровья. Но никто не станет Валерием Борзовым, как и Виктором Санеевым, и Игорем Тер-Ованесяном. Личность такого калибра, когда она появляется, никому не мешает, ничьего места не занимает, она просто объективно существует.
– Вот-вот, мы подплываем, – сказал Гуров и на удивленный взгляд Кепко пояснил: – Вы сказали очень точно: объективно существует. Объективно. Однако подавляющее большинство людей в своих суждениях и оценках субъективны, имеют иную точку зрения. Паровоз катится по рельсам, это его рельсы, и занимать их неразумно. Но если кто-то сунул на рельсы ногу, то останется без ноги. Паровоз прибудет на станцию назначения без опоздания. Конечно, можно сказать: мол, не лезь на чужие рельсы. Но ноги нет, и человеку больно.
– Вы хотите сказать, что Паша кого-то переехал и не заметил? – спросил Кепко.
Белан осторожно что-то писал, казалось, он даже не дышит.
– Тут посложнее, – возразил Гуров. – Астахов никому не мешал ни объективно, ни даже субъективно. Некто, чья жизнь в спорте не сложилась по различным причинам, мог придумать, создать в свое оправдание сказочку, что был убит Астаховым.
– Ну дорогой мой! – Кепко развел руками и повернулся к Игорю Белану, призывая в союзники. – Придумать кто угодно и что угодно способен! Это задание из категории: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.
– Изволили сказать глупость, уважаемый Анатолий Петрович. – Гуров успел понять: спортсмены не обидчивы и ценят ясность. – Придумать такое способен не кто угодно. Вы подумайте, подумайте, кто из жителей вашего города способен винить Павла в своих неудачах? Я же не говорю: «Москва… Страна… Мир…» Городишко-то у вас, извините… Ну давайте, давайте! – Гуров изобразил раздражение.
– А вы не кричите!
– А вы мозгами шевелите! Вас легкоатлеты называют «отец родной»! – мгновенно сочинил Гуров. – А вы собственных детей не знаете!
– Из-за Нинки тоже могло.
– Не трогайте линию Маевской. Отложим. Павел Астахов не этим знаменит.
– Игорь! Мы зарядили! Крутить? – крикнул киномеханик.
– Минуточку! – ответил Гуров. – Астахов часто проигрывает?
– За последние два года он проиграл один старт. Эстафету в Ленинграде. У него задняя поверхность бедра была потянута…
– Астахова зрители любят? – перебил Гуров.
– Когда выигрывает, любят. В Ленинграде и убить могли. – Кепко горько улыбнулся.
– Злость, разочарование, болельщики жестоки, как дети. Так ведь не радовались же?
– Надеюсь.
– Давайте посмотрим. – Гуров повернулся к Белану: – Командуйте.
Белан встал, захлопал в ладоши, махнул рукой, и экран зажегся.
– Матч с США, – пояснил Кепко. – Вот здесь Паша и проиграл. Он просил не ставить его в эстафету. Видите, ему и принесли поздно…
На последней прямой Астахов достал соперника.
Стадион затих. Казалось, что в этой противоестественной тишине стал слышен бег спортсменов и их дыхание.
– И здесь Паша сбросил, – сказал Кепко. – Он был не готов.
На финише Астахов проиграл, целую секунду стадион молчал, затем обвалился свистом и грохотом.
Трибуна, мимо которой шел Павел Астахов, свистела особенно усердно. Некоторые зрители повскакивали со своих мест и что-то кричали ему, размахивая руками.
Лицо Кепко, лицо Краева… Чье-то радостное лицо…
– Остановите! – сказал Гуров.
– Стоп! – Игорь встал и замахал руками.
Изображение застыло на кадре, где Астахов поднимал брошенную с трибун пустую бутылку.
– Болельщики как дети? – сказал Кепко. – Сволочи они, а не дети!.. Видите? Словно Павел Астахов обречен на победу.
– Я полагал, что человека надо показать в различных ситуациях. Потрясающий кадр, как Павел поднимает бутылку и спокойно опускает в урну, – сказал Белан.
– Где проходил матч? – спросил Гуров.
– В Ленинграде, – ответил Кепко.
– В Ленинграде, – задумчиво повторил Гуров. – Можно чуть назад? До изображения Краева и Анатолия Петровича.
– Сейчас. – Игорь побежал к киномеханикам.
– Анатолий Петрович, вы знаете Усольцева? Он в спорте на какой-то хозяйственной работе? – спросил Гуров.
– Сережу? – Кепко поморщился. – Мой ученик… к сожалению. Нехороший мальчик. В спорте был… в свое время. Я виноват, не справился… – Он резко повернулся и замахал на Гурова руками: – Глупости! Вздор!
