До полуночи одна минута - Галия Сергеевна Мавлютова
* * *
В детстве Алина посещала кружок танцев и всегда была уверена, что красиво ходит. Не так, как все. Вот и сейчас Кузина вышагивала по коридору, как учили на уроках танцев, пребывая в уверенности, что идёт красиво, как по подиуму. Со стороны всё выглядело иначе: стараясь быстрее добраться до кабинета, Алина как цапля, выкидывала поочередно ноги. Вообще-то Кузиной было страшно. Она точно знала, что не справится с заданием. И никто с ним не справится. Оно и мужчинам не по плечу. Алина чуть не заплакала по дороге, но потом спохватилась. Только этого не хватало. Все ждут, когда она расхнычется и станет жаловаться на судьбу. Не дождётесь! Кузина резко свернула направо. В углу, за железной дверью, находился кабинет Константина Петровича Батанова. У него секретная работа, ему положена отдельная дверь. Здесь всё строго. Сигнализация, барьеры, вертушки.
Алина с трудом пробралась через металлические прутья, хотя они выглядели мирными и безопасными. Постовой подмигнул, мол, проходи-проходи, мы не кусаемся. Алина подтянулась и стала ещё выше. Постучала, потом дернула на себя тяжёлую дверь, но та не поддалась. Кузина немного поборолась с неповоротливым чудовищем, но бесполезно: дверь оказалась сильнее. Кругом тишина, ни звука, ни шороха. Как на том свете. Вдруг кто-то рывком рванул дверь на себя, и Алина тяжело ввалилась в кабинет Батанова. Кузина густо покраснела. Напрасно боролась с тяжёлым металлом. Дверь открывалась легко и в противоположную сторону. В небольшом помещении стоял густой запах табачного дыма, казалось, здесь только что курил косой десяток прожжённых курильщиков. Но это был обман. Здесь курили когда-то давно, много и в затяжку. Сейчас закон никто не нарушает, но запах стоит крепко, как основной жилец и старый постоялец.
В кабинете полумрак. В низком кресле прикорнул немолодой мужчина. Один глаз полуоткрыт, второй спрятался: то ли спит, то ли притворяется. Костян сидел в начальническом кресле с высокой спинкой. На стене портрет президента в морской фуражке. Стены синие. Стильно выглядит. Недавно вошли в моду чёрно-синие тона.
– Константин Петрович, а что я должна с этим делать?
И Алина подала ему на вытянутых руках пухлый том в обложке коричневого цвета.
Оперсостав обращается к маленькому начальнику по имени, и только одна Кузина обязана называть его по имени и отчеству.
– В смысле? – удивился Батанов.
От Алины не укрылось, что его удивление было притворным.
– В смысле – с делом. Вот с этим. – Она мотнула головой, демонстрируя коричневую папочку.
– Работай! Работать надо. И смыслы сами найдут тебя, – глубокомысленно изрёк Батанов и повернулся к мужчине, сидящему в кресле.
– Слышь, Степаныч, какие опера нынче пошли: спрашивают, что им делать, какие-то смыслы ищут, – ухмыльнулся Батанов и подмигнул Степанычу.
– А где опера? Эта, что ли, – опера? Это целая опера, а не опера. Костя, так это она теперь будет угоны раскрывать? С такой далеко пойдёшь, если полиция не остановит. Тебя с должности турнут, если ты на угоны таких оперов ставить будешь!
Алина со злостью посмотрела на Степаныча. Кто этот человек, что ему надо? Не стесняясь, хамит в лицо девушке. Женщине. Хотя, как говорит Батанов, в полиции нет женщин и девушек, есть только сотрудники.
– Степаныч, так это ж не опер. Она – оперэсса! – заявил Батанов, явно глумясь над Алиной.
Она стояла чуть поодаль от мужчин с папкой на вытянутых руках. От обиды что-то дрогнуло в ней и из папки посыпались неподшитые листы бумаги. Алина бросилась поднимать рассыпавшееся в прах дело. Батанов и Степаныч молча наблюдали. Во время унизительной сцены раздался оглушительный звонок. Мощный аппарат сотрясался от трезвона. Батанов выдержал паузу и осторожно снял трубку:
– Батанов.
Алина собрала бумаги и выпрямилась. Внутри ярким пламенем горела обида. Слёзы собрались у края век, словно размышляя, вылиться потоком или немного подождать. Подождать. Немного. Алина загнала слёзы поглубже и подальше. Нельзя, чтобы мужчины увидели, как она плачет.
– Степаныч, ты посиди тут, а я в дежурку сбегаю. Там проверяющие нагрянули!
Батанов исчез, забыв о существовании Алины Кузиной. Она постояла, недоумевая, что ей делать дальше: выйти или дождаться Батанова, затем повернулась к выходу. На пороге запнулась и резко обернулась.
– Степаныч! Так что же мне делать с этим? – воскликнула она, вкладывая в слова как можно больше нежности и отчаяния одновременно, рассчитывая растопить этим коктейлем суровое мужское сердце.
– Кому Степаныч, а кому Виктор Степанович! – отрезал обладатель сурового сердца.
– Виктор Степанович, ну, подскажите! Что, вам жалко, да? – заныла Алина, полагаясь на интуицию.
В эту минуту ей казалось, что именно этот мужчина одним словом способен разрешить все её проблемы. Он с виду невзрачный, смешной, но Батанов перед ним заискивает.
– Девушка, а скажите мне вот что. – Степаныч прищурился. – Зачем вы в уголовный розыск нанялись?
Алина поняла, что Степаныч ёрничает. В уголовный розыск не берут по найму. Алину Кузину прислали по разнарядке из ведомственного университета. Она не одна такая. Всего по районам разбросали двадцать девчонок. Сколько на курсе было, столько и распределили по отделам. У кого была волосатая лапа, тех взяли в главки и управления, у кого не было – тех в отделы, в отделы, в отделы. Землю месить. Так шутили преподаватели в университете. Впрочем, сначала Кузину отправили на штабную работу и в другой отдел. Но там она не прижилась. Теперь в оперативники зачислили. А что делать – не сказали.
– А что не так? – парировала Алина.
– Да всё не так, – вздохнул Степаныч, – могла бы на подиуме выступать. Ноги за деньги показывать. Нынче много желающих посмотреть на такую красоту. Ногатую…
– На подиуме свои звёзды, им и без меня тесно, – отшутилась Кузина и подошла поближе к Степанычу.
Тот поспешно отодвинулся вместе с креслом, не вставая с него.
– Ну, ладно, ладно, – примирительно улыбнулся Степаныч, – тебе поручили дело, ты и занимайся им. Ты теперь – оперуполномоченная!
– Да уж, – поникла Алина.
– Упала намоченная, –
