Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё - Пер Валё
Вместе с матерью они вышли в парк и немного погуляли. Было слякотно, ледяной ветер раскачивал голые ветви деревьев. Через десять минут Мартин Бек проводил мать до крыльца и поцеловал ее в щеку. Спускаясь с холма, он обернулся и увидел, что она все еще стоит на крыльце, чуть покачиваясь от ветра. Маленькая, морщинистая и седая.
Он сел в метро и поехал в Южное управление на Вестберга-алле.
По пути к себе он заглянул в кабинет Кольберга. Старший криминальный ассистент Кольберг был помощником и лучшим другом Мартина Бека. Однако кабинет Кольберга оказался пустым. Мартин Бек посмотрел на часы. Четверг, половина второго. Сообразить, где в данный момент находится Кольберг, можно было без особых усилий. На какое-то мгновение Мартин Бек даже задумался над тем, не присоединиться ли к Кольбергу, поедающему в столовой гороховый суп, но вспомнил о своем желудке и отказался от этого намерения. Он неважно себя чувствовал после нескольких чашек кофе, выпитых у матери.
На его письменном столе лежал короткий рапорт о человеке, который нынешним утром совершил самоубийство.
Звали покойника Эрнст Сигурд Карлссон, было ему сорок шесть лет. Он был холост, его ближайшая родственница, старая тетка, жила в Буросе. Работал Карлссон в страховой компании, на работе с понедельника отсутствовал. Болел гриппом. Коллеги сообщили, что был он одинок и, насколько им известно, близких друзей не имел. Соседи сказали, что он был тихим и безобидным, приходил и уходил точно в определенное время и редко принимал гостей. Исследование образцов его почерка показало, что именно он написал имя Мартина Бека в телефонном блокноте. Не подлежало никакому сомнению, что он совершил самоубийство.
Расследовать здесь было нечего. Эрнст Сигурд Карлссон сам покончил с жизнью, а самоубийство не считается в Швеции преступлением, и у полиции вопросов по данному делу не возникло. За исключением одного. Тот, кто составлял рапорт, тоже задал себе этот вопрос: «Не был ли знаком комиссар Мартин Бек с самоубийцей и не мог бы он что-нибудь добавить?»
Мартин Бек не мог.
Он никогда раньше не слышал о человеке по имени Эрнст Сигурд Карлссон.
2Когда Гунвальд Ларссон в половине одиннадцатого вечера вышел из своего кабинета в управлении полиции на Кунгсхольмсгатан, в его планы вовсе не входило стать героем – конечно, если не считать подвигом поездку домой, в Больмору, где ему предстояло принять душ, облачиться в пижаму и лечь в постель. Гунвальд Ларссон с удовольствием подумал о своей пижаме. Он только сегодня ее купил, и большинство его коллег не поверили бы, узнай они, сколько она стоит. По дороге домой ему предстояло выполнить одно маленькое служебное дело, не обещавшее задержать его больше чем на пять минут, а возможно, и того меньше. Все еще думая о своей пижаме, он надел болгарскую дубленку, выключил свет и захлопнул дверь. Дряхлый лифт, как обычно, работал плохо, и Ларссону пришлось дважды ударить ногой в пол, чтобы заставить его двинуться. Гунвальд Ларссон был крупным мужчиной, ростом 192 сантиметра и весом более ста килограммов, так что топал ногой он внушительно.
На улице было холодно, порывы ветра бросали в лицо сухой, колючий снег, но Ларссону предстояло пройти всего лишь несколько шагов до машины, и поэтому плохая погода его не волновала.
Поглядывая по сторонам, Гунвальд Ларссон поехал через Вестербрун. Он видел городскую ратушу с тремя подсвеченными желтым светом золотыми коронами на шпиле над башней и тысячи других огней. Он повел автомобиль прямо до Хорнсплан, свернул влево на Хорнсгатан, а потом направо у станции метро Цинкенсдамм. Проехав еще около пятисот метров в южном направлении по Рингвеген, он притормозил и остановился.
Несмотря на близость этого района к центру Стокгольма, многоэтажные дома здесь отсутствовали. К западу от улицы простирался парк Тантолунден, с противоположной стороны возвышался каменистый холм, у подножия которого находились автостоянка и заправочная станция. Улица называлась Шёльдгатан, но в действительности была вовсе не улицей, а скорее частью обычной дороги, оставленной тут по совершенно необъяснимым причинам архитекторами, буквально опустошившими весь этот район города, впрочем, как и большинство других районов, лишившихся собственного лица и уюта.
Шёльдгатан в длину не превышала трехсот метров и соединяла Рингвеген и Розенлундсгатан, ездили по ней в основном такси и редкие полицейские автомобили. Летом здесь был своеобразный зеленый оазис, и, несмотря на оживленное движение по Рингвеген и грохот поездов метро всего в пятидесяти метрах отсюда, подростки со всего района, запасшись вином, сосисками и засаленными колодами карт, собирались в кустах и знали, что никто их не станет беспокоить. Однако зимой тут вряд ли кто-нибудь появился бы по собственной воле.
Но именно в этот вечер, седьмого марта 1968 года, в кустах к югу от дороги терпеливо стоял и мерз человек. Он смотрел, хотя и недостаточно внимательно, на жилой дом, деревянное двухэтажное здание старой постройки. Еще несколько минут назад в двух окнах на втором этаже горел свет, оттуда доносились музыка, веселые голоса и взрывы смеха, но теперь все огни в доме погасли, и стоящий в кустах человек слышал лишь завывание ветра и приглушенный шум уличного движения. Человек стоял в кустах не по собственной воле. Он был полицейским, звали его Цакриссон, и больше всего на свете ему хотелось оказаться в любом другом месте.
Гунвальд Ларссон вышел из машины, поднял воротник и натянул меховую шапку на уши. Он пересек широкое шоссе, прошел мимо заправочной станции и зашагал по грязному размокшему снегу. Дорожная служба наверняка не хотела тратить свои запасы соли на этот неиспользуемый участок шоссе. Дом располагался в семидесяти пяти метрах отсюда, чуть выше уровня дороги и под острым углом к ней. Ларссон остановился, огляделся вокруг и тихо позвал:
– Цакриссон?
Человек в кустах вздрогнул и подошел к нему.
