Леонид Словин - Астраханский вокзал. Повесть и рассказы

— Внимание! — неожиданно обернулся Михаил Иосифович к Денисову и Губенко. — Подъезжаем! Вон на краю леса территория школы-интерната… тот дом ближе.

Впереди виднелась заросшая травой красная кирпичная кладка. Справа, метрах в ста пятидесяти, стоял старый деревенский дом-пятистенка, с колодцем у крыльца и зеленоватой жестяной крышей. Дом показался Денисову необычным и даже зловещим. У кирпичной кладки Кристинин затормозил.

Вдвоем с Михаилом Иосифовичем они вышли из машины, некоторое время постояли у фундамента и о чем-то поговорили. Потом Кристинин снова сел за руль, а майор стал рядом с ним на подножку, показывая рукой направление. «Газик» проехал еще метров семьдесят и остановился между домом и лесом.

Денисов и Губенко отстегнули брезентовую шторку сзади кузова и стали выгружать на землю лопаты, ящик с теодолитом.

Кристинин снова слазил в кабину и достал тетрадочку и карандаш, а Михаил Иосифович, воспользовавшись свободной минутой, мгновенно скинул с себя ковбойку вместе с майкой и опустился на траву спиной к дому: загорать.

День стоял жаркий.

Помня инструктаж, Денисов не смотрел на дом. Ни для него, ни для Губенко, предупредил Кристинин, этого дома не существует в природе, иначе может получиться так, что все четверо, не сговариваясь, могут в одно и то же время из разных положений бросить взгляд на окна, и тогда там, в доме, все сразу станет ясно. И кроме того, сказал Кристинин, непосредственного участия в захвате Новожилова Денисов принимать не должен.

Денисов тоже прилег около машины, просматривая старую «Вечерку», подобранную в кузове. Он понимал, что не должен браться за дело слишком рьяно. Иногда по зову Губенко Денисов поднимался, брал в руки лопату и срывал какой-нибудь бугорок, на который указывал ему тот же Губенко. Кристинин в это время смотрел в окуляр трубы и делал пометки в тетради, Губенко ходил чуть поодаль с рейкой.

Михаил Иосифович несколько минут дремал, накинув себе на затылок носовой платок, потом встал и принялся помогать Кристинину, записывая в тетрадь обмеры.

Денисов опасался вначале, что работа, лишенная внутреннего смысла, скажется на них угнетающе, но Кристинин оказался неплохим режиссером: спектакль, который он ставил для Новожилова, шел весело, динамично, нервозность Денисова прошла, ему стало весело, как перед экзаменом. Это было то неудержимое веселье, которое может пройти неожиданным холодком по сердцу. Он копал землю, чинил Кристинину карандаш, носил за Губенко рейку и вдруг был совершенно сражен одной короткой фразой, которую Михаил Иосифович бросил Кристинину:

— Новожилов, по-моему, нас разгадал.

С того момента как «топографы» расположились на лугу, хозяин дома, которого в деревне называли Лукоянычем, и его постоялец не отходили от окна.

— Наконец-то возьмутся за школу-интернат, — заметил по поводу «топографов» Лукояныч. — Оно бы хорошо!

Пенсионеру, бывшему бухгалтеру совхоза, живущему уже несколько лет бобылем, Лукоянычу изрядно надоело однообразие его теперешней жизни, и он жаждал вокруг себя движения, многолюдия, даже шума. Его постоялец, приехавший на пару недель из Москвы, чтобы «подлечить нервы», был настроен иначе. Он мрачно наблюдал за работавшими.

— Детям будет неплохо, — продолжал Лукояныч, — речка рядом, лес тоже, земляника, грибы… Только до-рогу подремонтировать. Интернату законно автобус положен и полуторка. Учителя бы в деревне молоко покупали, яйца. На два месяца и мне, пенсионеру, пойти в интернат работать…

Лукояныч оглядел стены своего запущенного дома. Отсутствие хозяйки чувствовалось здесь в каждом углу: полы давно уже не подметались, со стен свешивались почерневшие провода, а стоявшая у окна металлическая кровать с панцирной сеткой была Прикрыта фланелевым одеяльцем.

— Да, — пробурчал постоялец. Он с самого начала поразил Лукояныча своей угрюмой непритязательностью, отсутствием даже малейшего намека на багаж и сменное белье («Нервы есть нервы!» вздыхал Лукояныч). — Сейчас здесь будет дело!

С Новожиловым действительно было не все в порядке. Не в меру вспыльчивый, завистливый и недалекий, он словно жил в особом мирке, заполненном до краев подозрительностью, опасениями, постоянными личными счетами с сообщниками и какой-то дремучей неосведомленностью обо всем, что происходило вне его узких повседневных забот и интересов. Поэтому даже в делах простых и понятных Новожилов постоянно попадал впросак, от чего его обычная неуравновешенность с годами становилась все заметнее для окружающих и принимала характер заболевания. Дерзкое ограбление, которое стоило жизни сторожу ювелирного магазина и за которое Новожилова теперь разыскивали, было, по существу, задумано другими, а Новожилов оказался втянутым в число участников, причем на роль главного исполнителя. И вот, вынужденный скрываться в глуши, не получая ни от кого ни помощи, ни вестей, он проклинал и воров, и милицию, а больше всего ту цепь неблагоприятных для него обстоятельств, которые приковывали его теперь к окну дома Лукояныча и заставляли сжимать в руке старый и весьма ненадежный в этой ситуации «дамский» пистолет.

За свою неспокойную, швырявшую его как щепку из стороны в сторону жизнь Новожилов не раз сталкивался с геологами, и геофизиками, и топографами. И все же, наблюдая за «работягами», возившимися у теодолита, он так и не мог понять, кто перед ним, и, повинуясь одному лишь инстинкту самосохранения, заранее решил, что перед ним именно те люди, встреча с которыми не сулит ему ничего хорошего.

— Сколько детей могут поместить в школу-интернат? — спросил Лукояныч. — Человек триста? Пятьсот?

— Интернат! Разуй глаза! Здесь сейчас такой интернат начнется, только держись!

Лукояныч недоуменно посмотрел на своего обычно сдержанного постояльца и ничего не сказал. Новожилов быстро прошел во вторую комнату, где жил сам Лукояныч. Отсюда к лесу выходили три окна, и дорога была не длинной, но между домом и лесом у машины прилег с газеткой парень в светлой куртке. Он, безусловно, сразу заметил бы Новожилова, если бы тот попытался вылезть из окна. А к крыльцу было обращено лицо второго парня, переносившего планку. Нет, бежать из дома невозможно.

Теперь Новожилов уже ни на секунду не мог обрести способность трезво осмыслить происходящее. Он чувствовал себя как на иголках, одно предположение сразу сменялось другим, противоположным, и на несколько секунд каждое из них поочередно казалось ему правильным и единственно верным.

Когда же они думают его брать? Видимо, под вечер. Закончат работу, невзначай подойдут к дому, попросят воды. Или останутся ночевать? А может, подойдут только двое, а остальные будут прикрывать путь к лесу и луг… Во всяком случае, парень у машины должен остаться, в дом пойдут другие. Тут сразу все и станет ясно. Стоп! Новожилов заметил, как парень в светлой куртке не торопясь встал, взял лопату и, таща ее по земле, пошел к теодолиту. Путь к лесу свободен! Неужели в угрозыск стали набирать дураков?! А может, он, Новожилов, ошибается?! Может, люди, которые бродят по лугу с рейкой, все-таки самые обыкновенные работяги?! Нет, бежать опрометью в лес и тем самым выдавать себя ни к чему, решил Новожилов. Надо ждать.

Он отвернулся к стене, осторожно, чтобы не задеть свесившуюся с кровати электропроводку, достал из кармана свой маленький «байяр», загнал патрон в патронник и снова спрятал пистолет в карман.

Старый работник уголовного розыска, добрейший Михаил Иосифович отмерил пятьдесят метров по направлению к дому. Он только на секунду случайно встретился глазами с Новожиловым, но даже издалека ощу-тил его взгляд, тяжелый, неустойчивый, короткий, по которому в любой сутолоке, в самой многолюдной толпе сыщики и преступники на протяжении многих веков безошибочно узнают друг друга.

— Может, нам сегодня уехать? Приучить его к мысли, что на лугу ведутся работы, а завтра приехать снова и взять? — спросил Губенко с надеждой.

— Завтра можно и не приезжать — его не будет. — Кристинин быстро исписывал страницу своей «топографической» тетрадки.

— Надо бы еще дальше оттянуть Денисова от машины, — сказал Старик. — Эта классическая расстановка сил может нас выдать с головой.

Они подождали, пока подойдет Денисов.

— Обычно, — Кристинин выпрямился и отер пот со лба, — настоящие землемеры, и геофизики, и просто нормальные люди в этот час думают об обеде. В нашем положении они командировали бы самого молодого для переговоров в ближайший дом, поставив перед ним ответственную задачу — сварить картошку. Как, Виктор Михайлович?

Денисов кивнул.

— Чего мы этим добиваемся? Первое: ликвидируем пост у леса, чем вводим в недоумение гражданина Новожилова. Второе: предоставляем нашему молодому другу возможность ввести Новожилова в круг флотских и заводских новостей — надо его слегка отвлечь! И здесь Виктор Михайлович окажется как нельзя кстати, гораздо необходимее, чем Удальцов и Спирин, будь они с нами… Наконец, третье: мы получаем реальную возможность пообедать. Предварительно все остальные начинают оттягиваться с теодолитом на приличное расстояние от дома и от машины. Новожилов, друзья, он не дурак, он понимает, что мы не пошлем Денисова одного его арестовывать. Пока все. Иди, Виктор Михайлович, чистить картошку. И свободнее, расслабься!