Жорж Сименон - Желтый пес
Появился аптекарь с бутылкой, и все взгляды устремились к нему.
По-видимому, он бежал, так как еле переводил дух. В дверях он лягнул ногой, проворчав:
— Мерзкая собака!..
Едва войдя в кафе, он сказал:
— Плохи дела, господа! Надеюсь, никто не пил из этой бутылки?
— Что вы нашли?
— Стрихнин! Яд был всыпан в бутылку не более получаса назад!
Он с ужасом посмотрел на еще полные стаканы и пятерых мужчин, молча сидевших вокруг стола.
— Что это значит, господа? Это неслыханно! Черт возьми, имею же я право знать! Ночью рядом с моей аптекой убивают человека… А сейчас — это…
Никто не ответил. Мегрэ встал и взял бутылку из рук аптекаря. Вернулась Эмма, и снова над кассой появилось ее узкое равнодушное лицо. Как всегда, под глазами у нее были черные круги, тонкие губы поджаты, а белый бретонский чепец съехал с плохо причесанных волос. Эмма поправляла его поминутно, но он неизменно сползал.
Ле-Поммерэ крупными шагами ходил по комнате, любуясь отблеском света на новеньких крагах. Жан Сервьер сидел неподвижно, уставясь на стаканы. Вдруг он взорвался и крикнул, словно хотел заглушить рыдание:
— Дьявольщина!..
Доктор взглянул на него и еще больше сгорбился.
Глава 2
Доктор в халате
Инспектору Леруа было только двадцать пять лет. Он походил скорее на тех, кого принято называть «хорошо воспитанными молодыми людьми», чем на полицейского.
Леруа недавно окончил полицейскую школу и теперь вел свое первое дело. Он смотрел на Мегрэ грустными глазами, пытаясь незаметно привлечь его внимание. Наконец он не выдержал и, покраснев, тихо сказал:
— Простите меня, комиссар… Но отпечатки пальцев…
Он, очевидно, подумал, что его начальник принадлежит к старой школе и недооценивает научные методы расследования, потому что Мегрэ глубоко задумался и небрежно бросил:
— Сделайте одолжение!..
Инспектор Леруа тотчас же исчез. Как сокровище, отнес он бутылку и стаканы к себе в комнату и провел вечер за изготовлением образцовой упаковки по схеме, которая всегда была при нем, и которая гарантировала полную сохранность отпечатков при перевозке предмета.
А Мегрэ тем временем сидел в углу кафе. Хозяин гостиницы, в белой блузе и поварском колпаке, оглядывал зал с видом земледельца, подсчитывающего убытки после циклона.
Когда аптекарь умолк, остальные зашептались. Жан Сервьер поднялся первым и нахлобучил шляпу.
— Все это хорошо, но я человек женатый, и мадам Сервьер ждет меня… До скорого, комиссар!..
Ле-Поммерэ прервал свою прогулку по залу.
— Подождите меня, я тоже иду обедать… Ты остаешься, Мишу?
Доктор только пожал плечами. Аптекарю очень льстило играть первую скрипку. Мегрэ услышал, как он говорил хозяину:
— …разумеется, необходимо взять анализ содержимого всех бутылок!.. И раз здесь есть представитель полиции, он может мне это предписать!..
На стойке и на шкафу стояло не меньше шестидесяти бутылок разных аперитивов и ликеров.
— Ваше мнение, комиссар?
— Пожалуй… Это не мешает…
Аптекарь был маленький, тощий и нервный человечек. Он делал движений в два раза больше, чем это было нужно. Принесли корзинку, чтобы сложить в нее бутылки. Аптекарь позвонил в кафе Старого города и попросил передать своему помощнику, чтобы тот явился немедленно.
С непокрытой головой, он озабоченно бегал между гостиницей и прилавком своей аптеки, перетаскивая бутылки, и еще успевал перекинуться словечком с зеваками, собравшимися на тротуаре.
— А я? — застонал хозяин. — Что будет со мной, если у меня заберут все напитки?.. Обедов и так никто не заказывает… Вы будете обедать, комиссар?.. Нет? А вы, доктор? Или вы пойдете домой?
— Нет. Моя мать в Париже, а служанка в отпуске…
— Значит, вы будете ночевать у нас?..
Шел дождь. Черная грязь покрыла улицы, и ветер сердито трепал занавеси на окнах. Мегрэ пообедал в столовой гостиницы. Через два столика от него с похоронным видом ел доктор.
Сквозь зеленые стекла виднелись лица любопытных, иногда они прилипали к окну. Официантка отлучилась на полчаса — наверное, тоже обедала. Затем она появилась на своем обычном месте возле кассы и оперлась на нее локтем, перебросив полотенце через руку.
— Дайте-ка мне бутылку пива! — сказал ей Мегрэ.
Пока он пил, он ощущал на себе внимательный взгляд доктора. Тот, казалось, ожидал признаков отравления.
Жан Сервьер больше не показывался, как и обещал, Ле-Поммерэ тоже. Кафе опустело, никто не рисковал заходить в него, а тем более пить. На улице клятвенно заверяли, что бутылки отравлены все до одной.
— Хватило бы, чтобы умертвить весь город!..
Со своей виллы на Белых песках позвонил мэр. Он хотел точно знать, что происходит. Последовал неопределенный ответ, и вновь воцарилось унылое молчание. Доктор Мишу сидел в углу и просматривал газеты. Официантка застыла на месте. Мегрэ невозмутимо курил. Время от времени в кафе заглядывал хозяин — хотел, видимо, удостовериться, что новой трагедии не случилось.
Городские часы исправно отзванивали положенное время, на улице затихли шепот и шаги любопытных. Слышались лишь монотонные жалобы ветра да шум дождя, стучавшегося в окна.
— Вы ночуете здесь? — спросил у доктора Мегрэ. Его громкий голос прозвучал так неожиданно, что доктор и официантка вздрогнули.
— Иногда… Я живу с матерью в трех километрах от города, в огромной пустой вилле… Мать уехала на несколько дней в Париж, а служанка отпросилась в деревню, у нее женится брат…
Доктор встал и после небольшой паузы сказал поспешно:
— Доброй ночи!
Он поднялся по лестнице на второй этаж. Слышно было, как он вошел в комнату, расположенную как раз над комнатой Мегрэ, как упали на пол снятые башмаки. В кафе не осталось никого, кроме комиссара и официантки.
— Поди-ка сюда, — сказал Мегрэ, откидываясь на спинку стула.
Официантка подошла и остановилась перед ним. Ее поза, ее движения казались заученными.
— Присядь… Сколько тебе лет?
— Двадцать четыре…
Она была как-то преувеличенно скромна. Вечно опущенные глаза, бесшумная, скользящая походка, желание быть незаметной и привычка вздрагивать при каждом окрике — все это вполне вязалось с внешностью замарашки, запуганной и забитой. И все же в ней чувствовалась гордость, которую она всячески старалась подавить.
Малокровная и плоскогрудая, она была почти полностью лишена женской соблазнительности. И тем не менее что-то неясное, болезненное и унылое привлекало в ней.
— Что ты делала раньше, до этого кафе?
— Я сирота… Мой отец и брат погибли в море, на барке «Три волхва»… Мать умерла давно. Я работала продавщицей в писчебумажном магазине на Почтовой площади…
Почему у нее такой тревожный взгляд?
— У тебя есть дружок?..
Она молча отвернулась. Не спуская глаз с ее бледного лица, Мегрэ курил, медленно потягивая пиво.
— Наверное, клиенты пристают к тебе… Особенно постоянные, вроде тех, что сейчас ушли отсюда… Они бывают здесь каждый вечер и любят красивых девушек… Ну-ка, признавайся! Который из них?
Побледнев еще больше, она прошептала с усталой гримасой:
— Да нет… Никто… Разве только доктор…
— Вот как… Ты живешь с ним?
Она доверчиво посмотрела на него.
— Нет. Когда он здесь ночует, он требует, чтобы я оправляла ему постель…
Давно уже Мегрэ не приходилось выслушивать такой лаконичной исповеди.
— Он делал тебе подарки?
— Раз или два, когда уговаривал меня, чтобы я пришла к нему в свой свободный день… В последний раз это было позавчера… Он пользуется тем, что мамаша уехала… У него много женщин…
— А мосье Ле-Поммерэ?
— То же самое… Правда, у него я была только один раз, и то давно… Я пришла, а у него уже была девушка с консервной фабрики… И я ушла… Эти господа меняют девушек каждую неделю…
— А мосье Сервьер?
— Мосье Сервьер человек женатый, он совсем другое дело… Он ездит кутить в Брест. А здесь он только шутит да иногда ущипнет меня мимоходом…
Дождь не прекращался. Где-то очень далеко выла сирена корабля, разыскивавшего в тумане вход в порт.
— У вас всегда такая тоска?
— Что вы! Это зимой господа остаются одни и скучают. Только иногда разопьют бутылочку с каким-нибудь коммивояжером… А летом здесь полно приезжих. Наши господа гуляют с ними, пьют шампанское, ездят по богатым виллам… Летом здесь много машин, много красивых женщин, и мы сбиваемся с ног. Вместо меня в кафе работают три официанта, а я сижу в погребе и отпускаю вино…
Чего она ждала, чего искал ее тревожный взгляд? Она сидела в неудобной позе, на краешке стула, готовая вскочить по первому сигналу.
Прозвучал жиденький звонок. Эмма посмотрела на электрическое табло, помещавшееся над кассой, и перевела глаза на комиссара.
