Александра Маринина - Светлый лик смерти
– Вкусно. Спасибо, Лара, я уже сыта. Теперь объясни мне наконец, что все это значит? Что происходит?
– Любаша, мне придется сказать тебе неприятные вещи. Соберись с духом, пожалуйста.
– Мне не с чем собираться, – усмехнулась Люба, – вся сила духа оказалась растраченной под знойным солнцем турецкого рая. Не надо меня щадить. Все плохое, что могло случиться со мной, уже случилось. Так где мой Стрельников? Куда подевался?
– Он уехал на две недели в Испанию, в Коста-Браво.
– По делам Фонда?
– Нет, отдыхать.
– Что, сильно утомился? – скептически осведомилась Люба.
– У него медовый месяц.
– Как ты сказала?
Люба решила, что ослышалась. Какой медовый месяц? Стрельников женат больше двадцати лет. Последние два года он прожил с ней, Любой Сергиенко, уйдя от жены и купив себе квартиру. Накануне ее отъезда в Турцию речь шла о том, что он в ближайшее же время оформит развод и после возвращения Любы они поженятся. Так какой же может быть медовый месяц? С кем? С женой Аллой?
– Я сказала, что у Стрельникова медовый месяц, – отчетливо повторила Лариса Томчак.
– С кем? – пересохшими губами спросила Люба.
– С твоей подружкой Людмилой.
– Нет!
«Уснуть, проснуться и обнаружить, что этого нет…»
– Да. Я тебя предупреждала, что ты услышишь неприятные вещи.
– Значит, он все-таки развелся?
– Еще чего! – фыркнула Томчак. – Будет он напрягаться. Официально он все еще в браке с Аллой. А с Милой он обвенчался в церкви.
– Бред, бред… – прошептала Люба. – Я больна, у меня высокая температура, и все это мне привиделось в бреду. Этого не может быть.
Лариса встала из-за стола, подошла к ней, обняла за плечи, положила прохладную ладонь на ее пылающий лоб.
– Любочка, девочка моя, ты должна это пережить, как бы больно это ни было. И мы с Томчаком, и Леонтьевы с этим не смирились. Я понимаю, тебя это не может утешить, но я хочу, чтобы ты знала: Стрельникова с Милой мы в своих домах не принимаем. Мы все тебя любим, и у нас за тебя душа болит. Но руководить его поступками мы не можем. Это не в наших силах.
Люба прикрыла глаза и откинулась назад, прижавшись затылком к мягкой груди Ларисы.
– Как это случилось?
– Мила вернулась в июне и сразу помчалась к Стрельникову. Якобы рассказывать, как у тебя дела, и передать от тебя письмо. Ты писала ему письмо?
– Да. И просила Милу его передать.
– Ну вот. Ты сама и устроила их встречу. Уж не знаю, как у них там все вышло, но только в июле она уже присутствовала на банкете, куда были приглашены руководители Фонда с женами. Мы с Томчаком, Гена Леонтьев с Анютой, а Володя – с твоей подругой. Мы ведь даже не знали, что Мила – твоя подруга. Просто увидели рядом с ним эффектную блондинку и решили, что он пригласил совершенно случайную девицу себе в пару. Тебя нет, а с Аллой он отношения не поддерживает. Привел ее, чтобы не вызывать у устроителей банкета лишних вопросов. Мы даже значения этому не придали. А в августе, когда Гена Леонтьев отмечал сорокапятилетие, Володя сказал, что придет с Милой. Тогда и вскрылось. Короче говоря, окрутила она его в момент. Любаша, хоть ты мне объясни, что у вас там произошло. Почему вы уехали вместе, а вернулись порознь? Почему ты там застряла? Мы, честно признаться, решили, что у тебя сделался роман с каким-нибудь богатым турком, ты осталась в Турции, а Мила рассказала об этом Стрельникову. Тогда все более или менее понятно. Это так?
– Нет, Лара. Это все не так…
* * *… Первые пять дней прошли в восторженном угаре. Курортные районы Турции действительно райские места, а уж в апреле, когда еще нет изнуряющей жары, – особенно. Девушки с наслаждением разглядывали выставленные в витринах золотые изделия, приценивались, и в свете будущей зарплаты в две тысячи долларов колье, браслеты и серьги казались им до смешного недорогими. Они заходили в каждый магазин, где продавались кожа и меха, мерили пальто, шубы, куртки и выбирали модели, которые непременно купят, как только заработают деньги. Отбоя от предложений выпить чашечку кофе бесплатно не было, хозяева магазинов, ресторанов и баров им улыбались и зазывали к себе, и жизнь казалась радужной и прекрасной. Пригласившие их фирмачи каждый вечер рассказывали о том, где и с кем они говорили насчет работы для девушек и кто и что им обещал. Однако прошло пять дней, потом десять, а с работой ничего не получалось. Денег не осталось совсем, хотя тратили они их очень осторожно, только на еду и то весьма скромно, даже лишний раз кофе выпить не решались. На одиннадцатый день строители объявили им, что ничего не получается. Единственная работа, которую они сумели для них найти, – массажистками в отеле. Выбора не было, купить билет до Москвы им было не на что, и девушки согласились. Обе они в свое время закончили курсы массажистов. Собственно, на этих курсах они и познакомились, подружились, а уж потом вместе решили учиться в гостиничном колледже.
Строители отвезли их куда-то между Сиде и Манавгатом. Через два дня хозяин отеля, свободно говоривший по-английски и по-немецки, пригласил их поужинать и высказал свое предложение по-деловому просто и без обиняков. Однако и не обиделся, услышав в ответ мягкое вежливое «нет». Любе казалось, что вопрос тем самым был исчерпан раз и навсегда. До середины мая девушки вкалывали как проклятые, массируя спины, животы, бока, ноги, покрытые бронзовым загаром и пахнущие соленой средиземноморской водой. Апрельские гости отеля были в основном из Германии и Норвегии, к середине мая стали появляться русские. Соотечественники охотно вступали в разговоры с хорошенькими массажистками, спрашивали о порядках в отеле, интересовались, много ли девушки здесь зарабатывают. Услышав ответ, презрительно фыркали. Стоило ли уезжать за границу, чтобы ломаться за такие гроши.
– Зато мы весь сезон на курорте, – весело отвечала Люба. – И бесплатно. А вы – только две недели.
Разумеется, ей не было весело, и работу свою она вовсе не считала пребыванием на курорте. Рабочий день – с девяти утра до девяти вечера и без выходных. Четырехзвездный отель должен обеспечивать своим гостям услуги в любое время. Но не рассказывать же этим довольным жизнью отдыхающим о своих бедах. Люба терпеть не могла, когда ее жалели и считали несчастной или неудачницей.
По прошествии месяца подошло время получать первую зарплату – обещанные владельцем отеля сто пятьдесят долларов. И тут Любу настиг очередной удар. Хозяин заявил, что дела у отеля идут плохо, гостей намного меньше, чем ожидалось, и платить массажисткам ему нечем. Пусть отработают еще месяц, потом, если дела пойдут хорошо, он заплатит за весь период работы.
Девушки устроили скандал, кричали, плакали, умоляли. Владелец велел им прийти на следующий день после обеда, он подумает, что можно сделать.
– Он нас дурит, – зло говорила Люба. – Даже если мы останемся еще на месяц, нет гарантий, что он нам заплатит. Он так и будет кормить нас «завтраками».
Мила угрюмо молчала. Они оказались в абсолютно бесправном положении. Туристическая виза, которую они получили за десять долларов, прилетев в Анталью, действительна всего месяц, и месяц этот истек две недели назад. Теперь, чтобы иметь право хоть на что-нибудь, нужно получать новую визу, которая стоит уже намного дороже. Они не могут обратиться в полицию, чтобы выколотить деньги из хозяина, потому что у них нет права работать в Турции. Они не могут вообще ничего.
На следующее утро они снова вышли на работу. Люба решила, что это правильно: не нужно злить хозяина. Если прогулять, он, может быть, и заплатит обещанные деньги, но на второй месяц их не оставит. До обеда Люба успела обслужить пять человек, закрыла массажный кабинет и постучала в соседнюю дверь, за которой работала Мила. Пора было идти к хозяину. Дверь оказалась запертой. Люба несколько раз подергала за ручку и на всякий случай громко позвала подругу. Она знала ее характер и потому была уверена, что Мила занимается не только оздоровительным массажем. Но по царящей за дверью тишине стало понятно, что Милы там нет.
Люба поднялась в офис к хозяину. Сидевшая в приемной секретарша бросила на нее сочувственный и какой-то сальный взгляд, от которого Любе стало не по себе.
– Шефа нет, – сообщила она, и Любе показалось, что она с трудом сдерживает гадкую ухмылку.
– А когда будет?
– Завтра.
– Но он назначил нам прийти сегодня. Он должен заплатить нам за работу.
– Он уже заплатил, – сообщила секретарша и все-таки ухмыльнулась.
Люба опрометью бросилась в ближайшую деревню, где они с Милой снимали комнату. Ворвавшись в дом, она сразу увидела подругу, складывающую в сумку свои вещи.
– Заплатил? – запыхавшись, радостно спросила Люба.
Мила подняла на нее холодные голубые глаза, не прекращая своего занятия.
– Мне – да.
– Что значит «тебе – да»? – не поняла Люба. – А мне?
