Ю Несбё - Тараканы
Начальник Управления полиции позвонила Мёллеру двадцать минут назад и без всяких объяснений велела явиться в МИД в течение четверти часа.
— Атле Мольнес найден мертвым в Бангкоке. Предположительно он был убит, — начала она.
Мёллер увидел, как начальник департамента МИДа при этих словах закатил глаза за очками в стальной оправе. Выслушав историю до конца, Мёллер понял его реакцию. Надо быть полицейским, чтобы сказать про человека, найденного с ножом, торчащим из спины слева от лопатки и вошедшим сквозь левое легкое в сердце, что тот «предположительно убит».
— Его нашла в гостиничном номере женщина…
— В борделе, — поправил ее чиновник в стальных очках. — И нашла его проститутка…
— Я беседовала с коллегой из Бангкока, — продолжала начальница. — Он человек разумный и обещал пока не предавать это дело огласке.
Мёллер спросил было, зачем так тянуть с этой самой оглаской, ведь оперативное освещение в прессе часто помогало полиции получить нужные сведения, пока люди кое-что помнят и следы еще свежие. Но что-то подсказывало ему, что подобный вопрос сочтут слишком наивным. Вместо этого Мёллер поинтересовался, как долго они рассчитывают все это скрывать.
— Надеемся, что долго, до тех пор, пока не сложится приемлемая версия, — ответил Аскильсен. — Та, что мы имеем на сегодня, не годится.
Та, что имеем? Мёллер ухмыльнулся. Так, значит, подлинную версию уже рассмотрели и отбросили. Как новоиспеченный начальник отдела, Мёллер до сих пор был избавлен от общения с политиками, однако он знал: чем выше у человека должность, тем опаснее для него не знать реальной картины жизни.
— Как я понимаю, имеющаяся версия довольно неприятна, но что значит «не годится»?
Начальница предостерегающе взглянула на Мёллера. Статс-секретарь слабо улыбнулся.
— У нас мало времени, Мёллер, но позвольте мне преподать вам экспресс-курс практической политики. Все, что я сейчас скажу, разумеется, строго конфиденциально. — Он машинально поправил узел галстука, это движение Мёллер вспомнил по его телеинтервью. — Итак. Впервые за всю послевоенную историю у нас появилось центристское правительство, причем достаточно жизнеспособное. Но не потому, что для этого имеется общая парламентская платформа, а потому, что премьер-министр наконец-то перестал быть самым непопулярным политиком в стране.
Начальник Управления полиции и мидовский чиновник усмехнулись.
— Популярность строится на том же хрупком фундаменте, что и любой политический капитал — на доверии. Не важно, насколько политик симпатичен или харизматичен, главное — что он пользуется доверием избирателей. Знаете ли вы, Мёллер, почему была так популярна Гру Харлем Брунтланд?
Мёллер понятия не имел почему.
— Вовсе не потому, что она была такая очаровашка, а потому, что люди гордились тем, что она — именно та, за кого себя выдает. Доверие, вот что важно.
Все вокруг стола закивали. Обязательный ритуал.
— Атле Мольнеса и премьер-министра связывает дружба и политическая карьера. Они вместе учились, вместе продвигались вверх по партийной линии, боролись за модернизацию партийной молодежной организации и вместе радовались, когда оба, еще молодые, были избраны в стортинг. Именно Мольнес добровольно отступил в тень, когда оба они оказались в числе лидеров партии. И оказал безоговорочную поддержку премьер-министру, так что партия избежала борьбы за власть в своих рядах. Из всего этого следует, что премьер-министр питает к Мольнесу чувство благодарности.
Аскильсен облизнул пересохшие губы и выглянул в окно.
— В общем, Мольнес не стажировался в МИДе и вряд ли попал бы в Бангкок, если бы премьер-министр не нажал на все кнопки. Возможно, это выглядит как непотизм, но это форма узаконенного непотизма, возникшего и получившего широкое распространение в эпоху правления Рабочей партии. Рейульф Стен тоже не был карьерным дипломатом, когда получил должность посла в Чили. — Его глаза снова обратились к Мёллеру, и в них заплясал насмешливый огонек. — Мне, наверное, нет необходимости подчеркивать, что это дело может повредить репутации премьер-министра, если станет известно, что его друг и соратник по партии, которого он сам же отправил в командировку, был найден in flagranti,[2] а к тому же и убитым.
Статс-секретарь жестом предложил продолжить начальнику Управления полиции, но тут Мёллер снова не удержался:
— У кого же нет друга, который не побывал бы в борделе!
На лице Аскильсена застыло подобие улыбки, а мидовец в стальных очечках кашлянул:
— Вы узнали то, что вам положено знать, Мёллер. И будьте так любезны, оставьте оценку этих событий нам. Все, что нам нужно, это чтобы расследование… не приняло нежелательного характера. Разумеется, мы все хотим, чтобы убийца или убийцы были схвачены, однако обстоятельства этого дела до поры до времени не должны разглашаться. Ради блага страны. Вы понимаете?
Мёллер посмотрел на свои руки. Ради блага страны. Держать язык за зубами. Этого в его роду никто не умел. Его отец так и остался простым полицейским констеблем.
— Как показывает опыт, господин начальник департамента, скрывать правду бывает довольно трудно.
— Да, пожалуй. Я буду отвечать за операцию по линии МИДа. Как вы понимаете, это весьма деликатное дело, и оно требует, чтобы таиландская полиция работала на нас, а не против нас. Раз тут замешано посольство, у нас имеется определенная свобода действий — дипломатическая неприкосновенность и все такое прочее, но все равно мы ходим по лезвию ножа. А потому мы хотели бы, чтобы туда был послан кто-то, кто имеет некоторый опыт подобных расследований и сотрудничества с полицией других стран и кто способен добиться результата.
Он умолк и посмотрел на Мёллера, который пытался понять, чем ему так неприятен этот бюрократ с агрессивным подбородком.
— Мы могли бы сформировать совместную команду…
— Никакой команды, Мёллер. Чем меньше шума, тем лучше. Кроме того, начальник Управления полиции объяснила нам, что, если мы заявимся туда большой командой, это вряд ли облегчит сотрудничество с местной полицией. Так что нужен всего один человек.
Один?
— Ваша начальница уже предложила нам кандидатуру, и мы по достоинству оценили ее предложение. Собственно, это ваш подчиненный, и мы хотели бы услышать ваше мнение о нем. Как следует из беседы начальника Управления полиции с коллегой из Сиднея, этот ваш кандидат отлично показал себя при расследовании убийства Ингер Холтер в прошлом году.
— Я читал зимой об этой истории в газетах, — вставил Аскильсен. — Впечатляюще. Так, значит, это ваш человек?
Бьярне Мёллер судорожно сглотнул. Вон оно как, начальник Управления предложила, чтобы в Бангкок поехал Харри Холе. А сюда его позвали затем, чтобы он их заверил, что Харри Холе — наилучший из кандидатов, превосходный работник.
Он обвел взглядом людей за столом. Политика, власть и влияние. Он ни хрена не понимает в этих играх, но смекнул, что дело в той или иной степени касается его собственного блага. Очень важно, что именно он сейчас ответит и как поступит: последствия скажутся на его дальнейшей карьере. Начальник Управления сама предложила это имя. Но кто-то из этих бюрократов захотел услышать, что думает о Холе непосредственный шеф. Мёллер взглянул на начальницу и попробовал прочитать в ее глазах, что же ему делать. Конечно, может статься, что Холе все сделает по высшему разряду. И если сейчас отсоветовать им посылать его подчиненного, не выставит ли он тем самым свою начальницу в невыгодном свете? Тогда его попросят назвать другое имя, а если названный кандидат загубит все дело, то может получиться, что на плаху ляжет его, Бьярне, собственная голова.
Мёллер поднял глаза на картину, висящую над головой начальницы: с высоты на него взирал Трюгве Ли, генсек ООН. Еще один политик. За окнами виднелись крыши многоэтажек в сереньком зимнем свете, крепость Акерсхус и дрожащий от ветра флюгер на макушке отеля «Континенталь».
Бьярне Мёллер считал себя хорошим полицейским, но тут было что-то иное, он не знал правил этой игры. Что бы посоветовал отец? Да уж, он всегда держался подальше от политики, констебль Мёллер. Но он всегда разумел, что важно, а что нет, и отменил свой запрет на учебу сына в Полицейской академии после того, как тот с отличием окончил первый курс юридического отделения. И так далее. Бьярне сделал так, как сказал отец, и после выпускных мероприятий отец все покашливал да покашливал, хлопая сына по спине, пока тот не попросил отца прекратить.
— Хорошее предложение, — услышал Бьярне Мёллер свой собственный голос, да еще такой громкий и отчетливый.
— Прекрасно, — сказал Торхус. — Причина, по которой мы хотели как можно скорее услышать от вас ответ, состоит в том, что дело это срочное. Пусть ваш кандидат оставит все дела и займется нашей проблемой завтра же.
