Алексей Макеев - Покойник претензий не имел
– Девяносто девять процентов за то, что так оно и есть! – воскликнул Вагряжский.
Гуров улыбнулся.
– Припоминаю, что на празднике было море народу, – сказал он. – Не думаю, что на лбу убийцы было что-то написано.
– Нет, лоб у него был в порядке, – ответил Вагряжский. – Но он был чужой на этом празднике жизни – вы согласны?
– Говоря вашим языком, на сто процентов, – сказал Гуров.
– Вот! – торжествующе объявил артист. – Нужно просто найти чужака на кадрах Барковича и выяснить, кто это такой! Просто, как Колумбово яйцо!
– Если это так просто, почему следователь до сих пор не воспользовался этой возможностью? – возразил Гуров. – И потом, посторонних людей на юбилее было немало, даже на стадии банкета…
– Степень посторонности тоже бывает разная, – с ходу изобрел новое слово Вагряжский. – Полагаю, мы без труда сможем идентифицировать личность каждого, кто присутствовал на банкете. За исключением… – Он сделал многозначительную паузу.
– Убийцы, – закончил фразу Гуров. – Но я в этом не уверен. Вы не видели отснятой ленты, не видели, какого она качества. В конце концов, убийца наверняка избегал объектива видеокамеры. Да и насчет возможности идентифицировать личность каждого вы явно преувеличиваете. Я снова напоминаю про следователя…
– Следователь ничего не знает о Барковиче! – завопил комик. – Во-первых, Барковича не было в списке гостей. Баркович везде проходит без билета и без приглашения. Но он не ходит в прокуратуру! Откуда же, позвольте спросить, следователь может знать о Барковиче? А совершенно постороннего человека видела на юбилее вот эта юная особа, – комик ткнул пальцем в скромно помалкивавшую до сих пор Аллу. – Расскажи господину полковнику, что ты видела!
– Ну что я такого видела? – довольно унылым голосом произнесла девушка. – Ну крутился там мужик – не низкий, не высокий, морда обыкновенная, одет прилично… В принципе, ничего себе мужик. Я в тот день в растрепанных чувствах была, мне ни до чего было. Вот я и металась, все хотела доказать что-то Емелину… Ну, вы сами видели. А этот мужик со мной вместе Емелина искал. А потом пропал куда-то. Я когда в себя немного пришла и все это вспомнила, то почему-то этот мужик мне ужасно не понравился. Я и Николаю Евгеньевичу про это сказала…
– А следователю? Следователю вы про это сказали? – осведомился Гуров.
– Когда меня следователь вызывал, я про это еще не вспомнила, – призналась Алла. – И вообще, откуда я знаю, интересно это кому или нет? Мне, честно говоря, вообще весь этот кошмар поскорее забыть хочется. Николай Евгеньевич вот только уговорил пленку посмотреть, которую Баркович отснял. Он надеется, что я того мужика узнаю.
– Что ж, это неплохая идея! – согласился Гуров. – Если, конечно, Баркович что-то отснял.
– Он обязательно отснял, – серьезно сказал Вагряжский. – Нам сейчас главное – уговорить его это дело нам показать.
– А можем не уговорить?
– С Барковичем нельзя ни в чем быть уверенным, – грустно пояснил Вагряжский. – Несостоявшийся гений, сами понимаете.
– Значит, вы у себя в театре проводите собственное расследование? – покрутил головой Гуров.
– Нет, какое расследование! – махнул рукой Вагряжский. – Просто говорим между собой. Что-то, глядишь, и всплывает. А с каждой мелочью к следователю не побежишь. И вообще, решили сначала все передать вам, так сказать, из первых рук. Может быть, вы эти факты еще лучше интерпретируете, чем следователь. Следователь, он ведь начнет и так и эдак – как бы ему новые факты к своей версии присобачить, начальству как бы угодить, то да се… А тут вы к нему сами явитесь и сами все растолкуете.
– Явиться-то придется в любом случае, – невесело усмехнулся Гуров. – И потолковать придется, это однозначно. А вот насчет интерпретаций пока не очень получается.
– Получится, – заверил Вагряжский и через плечо Гурова показал в переулок. – Вот туда сворачивайте, Лев Иванович, потом направо и около серого дома остановитесь. Здесь Баркович живет.
– А дома ли он? – засомневался Гуров. – В такой час люди уже на работу едут.
– В такой час Баркович вряд ли еще встал, – назидательно заметил актер. – И нам придется его поднимать. Работа не из приятных. Но она того стоит.
Актер немного ошибся. Баркович уже был на ногах, но общение с ним все равно потребовало больших душевных усилий. Вначале он долго не открывал дверь и вообще никак не отзывался на звонки. Только глубокое знание Вагряжским человеческой природы не позволило гостям уйти несолоно хлебавши. Комик продолжал давить на кнопку дверного звонка с настойчивостью судебного пристава и был вознагражден. Примерно через десять минут в квартире послышались звуки, косвенно указывающие на присутствие живого существа, а потом после недолгих и невразумительных переговоров дверь все-таки отворилась.
Баркович был всклокочен и желт как лимон. В его глубоко запавших глазах читалось страдание. Каждое слово давалось ему с трудом и отзывалось в голове мучительным медным звоном. Одет он был кое-как, и не все пуговицы на его рубашке нашли свое место. Похоже, ему очень хотелось послать неожиданных гостей как можно дальше. Однако, уразумев, что на пороге его стоит не только пожилой комик, но также и молодая и симпатичная актриса, Баркович смирился.
– Через пять минут буду в норме, – мрачно пообещал он, указал в сторону, куда нужно идти, и исчез.
Вернулся он ровно через пять минут, как и обещал, и, к удивлению Гурова, действительно уже пришедшим в норму. Лицо посветлело, прояснились глаза, появилась легкость в движениях, и даже пуговицы на сорочке благополучно расположились в предназначенной им комбинации.
– Новый год на носу, – объяснил свое утреннее недомогание Баркович. – Бываешь то там, то сям – где-то и не убережешься. А вы чего это так рано? Проект, что ли, какой затеяли или просто опохмеляетесь?
– Ты думай, что говоришь! – проворчал Вагряжский. – Перед тобой приличные люди. Полковник Гуров, между прочим, муж Марии…
– А то я не знаю полковника! – храбро сказал Баркович. – Ну и что такого? Опохмеляются даже генералы. Одно другому не мешает. Между прочим, даже у одного маршала…
– Простите, что вас перебиваю, – сказал Гуров, который понял, что такая тема может развиваться бесконечно долго. – Но, если не возражаете, я сразу объясню суть дела. Говорят, вы вели съемки во время празднования юбилея театра? Нам бы очень хотелось посмотреть. Мы предполагаем, что на пленку мог попасть человек, который причастен к убийству артиста Емелина.
Баркович выпучил на Гурова глаза и глубоко задумался. Потом он махнул рукой и презрительно сказал:
– Какие там съемки? Прошелся пару раз камерой по залу… Откровенно говоря, мне тот вечер не показался интересным. Кабы заранее знать, что там такая случится заваруха!.. Этим кадрам цены бы не было! Ну да теперь поздно локти кусать. Вам-то, господин полковник, это особенно обидно, я понимаю, но кабы заранее знал, где упадешь, так обязательно соломки бы прихватил, верно?
– Давайте все-таки посмотрим, что вы отсняли, – предложил Гуров. – Вот Алла утверждает, что некий незнакомый гражданин помогал ей в поисках Емелина в тот вечер, а потом исчез. Может быть, его личность вами зафиксирована?
– Все может быть, – философски заметил Баркович. – Сейчас посмотрим. Я только аппаратуру налажу.
Через несколько минут он включил телевизор и запустил отснятую пленку. Гуров с волнением просматривал отрывочные сцены всеобщего веселья, которое теперь казалось ему поистине дьявольским. «Пир во время чумы, – невольно подумал он. – Конечно, все эти веселые и счастливые люди ни в чем не виноваты. Но все наши ошибки, даже мелкие, несут в себе семена трагедии. И если ты не успеваешь их исправить, последствия могут быть самыми тяжкими». С особой болью он смотрел на довольное молодое лицо Емелина – он вовсю наслаждался жизнью и, уж конечно, не подозревал, что эта жизнь стремительно подходит к концу…
– Вот этот дядька, – вдруг сказала Алла, дергая подбородком в сторону экрана. – Остановите пленку, Баркович.
Баркович послушался. Алла приподнялась с кресла и, обернувшись к Гурову, длинным накрашенным ногтем постучала по экрану.
– Мы с ним подошли к гримерке вашей жены, – сказала она виновато. – Вы сами, наверное, его там видели. Ну и что, мужик как мужик, ничего особенного.
– Действительно, мужик, – задумчиво проговорил Гуров, вглядываясь в незнакомое лицо. – Держится в тени, на пьяного не похож, одет прилично, но не броско. Особых примет не имеет. По всем параметрам на роль киллера, безусловно, подходит. Но точно ли никто не знает этого человека?
– Хоть под присягой могу заявить, Лев Иванович, что сей человек не имеет к актерской гильдии никакого отношения! – с горячностью произнес Вагряжский. – Ни малейшего! Смею также утверждать, что вообще впервые вижу этого человека. А это может означать следующее – или это кто-то из нового чиновничества, или из когорты денежных людей, которые обратили свой взор к театру, или… – Он многозначительно замолчал.
