Иэн Рэнкин - Грешники и праведники
— Вот этим себя и утешайте, — посоветовал Фокс. — Чем чаще вы с вашим приятелем Патерсоном это твердите, тем менее убедительно это звучит.
— Ну, мы закончили? Я не услышал ничего такого, что бы лишило меня сна, даже на пять минут. Пусть Билли Сондерс рассказывает что хочет. Его слово против слова полиции Саммерхолла. Слухи и домыслы — вот всё, что вы сможете нарыть.
Он выставил вперёд подбородок, придвинувшись уже чуть ли не вплотную к Фоксу Фокс открыл было рот, чтобы ответить, но двери лифта вздрогнули и раздвинулись.
— Ты всё ещё здесь, мой Крепыш, — раздался напевный женский голос. — Портье сказал подняться и подождать… — Она вошла в комнату и резко остановилась, губы округлились в удивлённом «о!».
— Ваше следующее деловое свидание? — высказал притворную догадку Фокс.
— Тебе лучше уйти, — сказал ей Гилмур ледяным тоном.
Женщина была молода — лет двадцати пяти. Крашеные рыжие волосы и короткое пальто поверх предположительно ещё более короткого платья. Ребусу показалось, что он узнал её по фотографии в холле: там она стояла в обнимку с каким-то футболистом. Комнату заполнял парфюм, быстро вытесняя кислород.
— Мы уходим, — сказал Ребус, направляясь к выходу.
Гилмур не хотел встречаться с ним взглядом, но Ребуса это устраивало. Может быть, Фокс и сказал какое словцо на прощание, но Ребус не расслышал. Они стояли бок о бок в лифте, двери закрылись, и кабина поехала вниз. Ни один не проронил ни слова, пока Ребус не остановился перед фотографиями, чтобы проверить, не подвела ли его зрительная память.
— Изменять такой женщине, — заметил Фокс, покачав головой и ткнув пальцем в фото официальной подружки Гилмура…
Наверху в пентхаусе заверещал телефон. Гилмур не собирался отвечать, но потом посмотрел на дисплей.
— Я на минуту, — пролаял он своей гостье, удалился в ванную и закрыл дверь.
— Давненько тебя не слышал.
— Что так долго трубку не снимал?
— Да я тут с ног сбился. С чем звонишь?
— Хочу попросить об услуге. У тебя ещё есть связи в эдинбургской полиции?
— Возможно.
— Мне нужен понимающий человек, других не надо.
— В чём дело, Оуэн?
— Хочу знать, что там на самом деле случилось, когда Джессика попала в аварию, у — Введи меня в курс дела.
— Это моя дочь, Стефан. Её машина съехала с дороги, и копы, похоже, считают, что за рулём сидел её бойфренд. А потом на его отца прямо в доме кто-то напал, и теперь меня пытаются к этому притянуть.
— Отец — это Пэт Маккаски?
— Мне нужен кто-то, кто сообщал бы мне о ходе расследования.
— Лучше Джона Ребуса я никого не могу тебе посоветовать.
— Кого угодно, только не этого ублюдка! — зарычал Трейнор.
— Ты с ним знаком?
— Достаточно, чтобы у меня руки чесались набить ему морду. Так ты можешь мне помочь?
— Не уверен.
— Ты всегда был скотиной, Стефан, скотиной и остался.
— Ладно, я, наверно, могу подёргать кое-какие ниточки.
— Постарайся не вызвать подозрений. И позвони, когда будут новости.
Телефон замолчал, и Гилмур в недоумении уставился на него.
— Насчёт благодарностей можешь не беспокоиться, — проворчал он.
Он слышал, что его гостья ставит музыку в гостиной. Но он не пошёл к ней, запер дверь ванной, уселся на унитаз и обхватил голову руками, не понимая, что ему делать с Билли Сондерсом…
Когда тем же вечером зазвонил телефон, Ребус сразу понял, чей голос услышит. Мясной пирог всё ещё камнем лежал в желудке, и потому он решил ограничиться жидким ужином — из двух бутылочек индийского светлого. Когда раздался звонок, он приступал ко второй.
— Я хочу извиниться, — сказал Стефан Гилмур.
— За что?
— Это не то, что ты подумал, Джон.
— Она из тех подружек футболистов, про которых пишут в жёлтой прессе?
— Научилась вносить себя в списки приглашённых.
— Обязуюсь свято хранить твою тайну.
Ответом ему было молчание.
— Я серьёзно, — сказал Ребус. — Правда, за Фокса я поручиться не могу.
Он услышал, как Гилмур втянул воздух сквозь зубы.
— Мне нужно знать, на чьей ты стороне, Джон.
— Похоже, этот вопрос очень популярен в последнее время…
— Не могу поверить, что ты позволишь такой пиявке, как Фокс, высосать мою кровь.
— Немного взаимного доверия может помочь делу, — ответил Ребус. — Для начала не скажешь мне, за какое место тебя держал Сондерс? Как я догадываюсь, именно поэтому ты и звонил ему… Например, сказать, что теперь это для тебя уже не важно. Или что у тебя есть кое-что на него.
— Ни за какое место он меня не держал, Джон.
— Я думаю, ты лжёшь.
— Тогда тут и говорить не о чем. — Гилмур помолчал. — И вероятно, не имеет смысла просить тебя замолвить словечко перед Фоксом.
— Чтобы он забыл о твоей гостье?
— С меня ящик-другой односолодового — ты ведь до сих пор не прочь пропустить стаканчик?
— Стефан, невозможно купить всех подряд. И если бы ты считал меня другом, тебе и в голову не пришло бы…
— Справедливо. — В голосе Гилмура слышалась горечь поражения. — Я просто считаю безумием тратить время и деньги на новое расследование, которое всё равно ничем не кончится. Но даже если дойдёт до суда, то результат будет один: Элинор Макари распушит свои пёрышки. Для неё это только возможность самоутвердиться — доказать, что она не зря добивалась права возбуждать дела повторно. К правосудию это не имеет ни малейшего отношения, Джон. Мы по-прежнему пешки, как и раньше.
— Ну, ты уже вышел в ферзи, Стефан.
— Но прокурорша хочет прижать меня к ногтю. Она ставленница Шотландской национальной партии, всю жизнь её поддерживала. И тут наконец у неё появляется шанс вонзить пару стрел в публичное лицо кампании «Скажи, „нет“».
— Иными словами, в тебя.
— Вот именно!
— Тебя не просили высказаться о Пэте Маккаски?
Неожиданный поворот в разговоре, казалось, выбил Гилмура из колеи.
— Ну, просили, — сказал он наконец.
— Ты, вероятно, с ним не раз бодался?
— Постоянно. Хотя он приятный парень. После публичных дебатов он всегда был рад пропустить со мной стаканчик, поболтать, посмеяться над чем-нибудь.
— Похоже, ты его неплохо знал. И семью его тоже?
— Семья гут вообще ни при чём. — Гилмур помолчал. — Но с Бетани я встречался раза два.
— Ты послал свои соболезнования?
— Конечно. Я что хочу сказать, полиция именно этим должна заниматься, а не всякими там билли сондерсами.
— У тебя нет никаких соображений, зачем кому-то понадобилось нападать на Пэта Маккаски? — спросил Ребус.
— Это ведь была кража со взломом?
— Мы не уверены на все сто.
Гилмур задумался, помолчал немного.
— Ты ведь не считаешь всерьёз, что Оуэн Трейнор попадает под подозрение?
— Мы никакие версии не исключаем.
— Проникнуть в чужой дом? Шарахнуть по голове хозяина только потому, что он чей-то отец?
— Ну, случались и более странные вещи. Так что тебе известно о Пэте Маккаски?
— Я уже сказал: он был хороший парень.
— И никаких скелетов в шкафу?
— Не могу представить. — Гилмур задумался. — Вы собираетесь поставить крест на кампании против независимости? Джон, если наши противники узнают о Сюзанне…
— Это твоя гостья в пентхаусе?
— …то я буду знать, что проболтался либо ты, либо Фокс.
— А как насчёт портье, который, не спросив тебя, отправил её наверх? Его ещё не уволили? Потому что если уволили, то можешь включить его в список подозреваемых. Вот что получается, Стефан, когда мы начинаем врать, изменять, изворачиваться — ничего, кроме массы проблем.
— А что, Джон, в твоём шкафу нет скелетов? — Гилмур попытался изобразить ехидный смешок. — Тебе целого ангара не хватит, чтобы всех их упрятать.
На линии воцарилась тишина. Гилмур непременно хотел последнее слово оставить за собой. Ребус отхлебнул пива и пошёл перевернуть пластинку. Рори Галахер, «Грешник». Ребус молча поднял стакан — за гитариста — и снова уселся на стул обмозговать кое-что. Потом он взял трубку и позвонил Кларк.
— Что ещё? — недовольно буркнула она.
— Не вовремя?
— Перезвоню через полчаса.
И снова тишина на линии.
«Хорошо у тебя сегодня идут дела, Джон», — сказал он себе, поднося бутылку ко рту.
Кларк дожидалась, когда Дэвид Гэлвин вернётся из туалета. Они сидели в баре в Новом городе — её выбор, её территория. Поначалу разговор шёл мирно: Гэлвин пытался объясниться и надеялся получить прощение. Но потом он не выдержал и спросил: а в чём, собственно, он провинился. «Ведь это не я настучал в „Жалобы“!» И тут же начались препирательства, правда голоса ни один из них не повышал: в Новом городе это не принято.
