Николай Леонов - Ультиматум Гурова (сборник)
Но сегодня Конышев вдруг стал убеждать дочь никуда не ходить. Чего он испугался? Он и сам не мог объяснить.
Маргарита, разумеется, восприняла предостережения отца с недоумением и отнеслась к ним, как к причудам. Быстро нарядившись, она чмокнула Виктора Станиславовича в щеку и упорхнула. Тот же долго не мог избавиться от чувства тревоги, постоянно смотрел на часы и несколько раз набирал номер сотового Маргариты. Та, конечно, не отвечала – видимо, просто не слышала за музыкой и разговорами. Конышев даже достал из бара бутылку коньяка и выпил в общей сложности граммов триста – очень приличную для него дозу. Но никакого опьянения и долгожданного покоя не наступало. Он долго не мог заснуть, ворочался, вставал, снова наполнял рюмку и, только когда в двери в четвертом часу забрякал ключ и на пороге появилась чуть усталая и под хмельком, но вполне довольная Зажигалка, смог наконец провалиться в тяжелый сон. Наутро мучила головная боль и сухость во рту, в офис Конышев приехал лишь к полудню. Потом, за рабочими делами, он немного забылся, а вскоре вся эта неприятная история стерлась из памяти. Альбина больше не докучала ему своими визитами и звонками, и Виктор Станиславович окончательно пришел к выводу, что это были пустые угрозы обиженной женщины…
Глава шестая
– А теперь, значит, вы так не считаете? – спросил Гуров, после того как Конышев наконец умолк. – Раз так подробно мне все это изложили…
– Не знаю, – медленно ответил Виктор Станиславович. – Я просто счел своим долгом упомянуть об этом.
Гуров постучал согнутым пальцем по подлокотнику кресла и задумчиво произнес:
– Но вы же не хотите сказать, что ваша жена, дабы насолить вам, решила убить свою собственную дочь?
– Нет-нет, конечно! – испуганно замахал руками Виктор Станиславович. – Альбина, конечно, женщина весьма… невысоких моральных качеств, но она все же не чудовище! Просто… Просто мне вдруг вспомнились ее угрозы, и все!
– Ох, что-то вы темните, Виктор Станиславович, темните! И, вообще, рассказали мне не все. Кое-что скрыли вы от меня, Виктор Станиславович.
У Конышева забегали глаза. По всей вероятности, он скрыл от Гурова достаточно нелицеприятных фактов и сейчас пытался понять, что именно полковник имеет в виду.
– Я вам помогу, – кивнул тот. – Вопросов у меня к вам накопилось много, и сейчас мы будем последовательно получать на них ответы. И первый вопрос касается прошлого вашей дочери. Вы тут упоминали о детской комнате милиции, так?
Конышев вздрогнул, потом осторожно качнул головой.
– Ну, взятие на учет в инспекции по делам несовершеннолетних – это еще не самое страшное, что может произойти с подростком, – продолжал Гуров. – А вот уголовное преступление, совершенное уже по достижении совершеннолетия, – куда круче. Вы, наверное, знаете, что, вообще-то, возрастом, с которого начинается уголовная ответственность, считается восемнадцать лет. Но есть ряд преступлений – точнее, их двадцать, – за совершение которых предусмотрена ответственность уже с четырнадцатилетнего возраста. Это, без сомнения, тяжкие преступления, совершенные с умыслом. К ним относится, к примеру, убийство, изнасилование… – Перечисляя, Гуров продолжал следить за лицом Конышева, которое менялось на глазах. – Но это не ваш случай, к счастью. Однако разбой – тоже тяжкое преступление. А вашей дочери на момент его совершения было уже почти семнадцать лет…
Конышев продолжал молчать, только вибрирующие желваки на скулах выдавали состояние крайнего волнения. Гуров достал из портфеля папку, раскрыл ее и зачитал:
– Дело номер сто двадцать восемь. Двадцать пятого мая две тысячи восьмого года в доме предпринимателя Соломатина было совершено ограбление. Проникнув в дом, преступник похитил у Соломатина деньги на сумму пятьдесят тысяч рублей, а также на сумму шесть с половиной тысяч долларов, дивиди-проигрыватель, драгоценности общей суммой девяносто восемь тысяч рублей, меховую шубу, принадлежащую его супруге… Всего похищено имущества на сумму триста сорок восемь тысяч рублей. – Он оторвал взгляд от папки и посмотрел на Конышева. – Дальше читать?
– Не надо! – хрипло ответил Виктор Станиславович, махнув рукой. Он тяжело дышал, щеки его набрякли и повисли, и весь его вид сейчас напоминал собаку бульдожьей породы. – Зачем вы мне это говорите? Моей дочери больше нет! Ее нет! И неважно теперь, какая она была! Неважно все, все неважно, потому что ее нет! – Громко выплеснув эти реплики, Конышев сжал виски, пытаясь взять себя в руки. Потом, уняв дрожь в голосе, добавил уже ровнее: – И могу сказать, что мне тоже неважно все это, потому что это моя дочь. Хорошая она или плохая, я все равно ее люблю.
– Я отлично вас понимаю, Виктор Станиславович, – кивнул Гуров. – Возможно, вы и правы в своей безусловной любви к вашему ребенку и готовности защищать его до конца, что бы он ни сделал. И я вам говорю об этом вовсе не для того, чтобы показать, какой ваша дочь была незаконопослушной, или сделать больно – это вообще удел жестоких детей из детского сада. Я это говорю для того, чтобы помочь вам же. Я хочу разобраться вместе с вами и понять, имеет ли отношение эта история к тому, что происходит с вами сейчас.
– А… А почему вы решили это связать? И, кстати, как узнали об этом?
– На ваш вопрос я отвечу позже, – серьезно проговорил Гуров. – Для начала вы скажите мне, что известно вам. Интересно послушать вашу версию и сравнить с тем, что рассказал потерпевший.
– Я знаю эту историю только со слов Маргариты, – опустив голову, тихо сказал Конышев. – Но если вам так надо – слушайте.
Зажигалка, Ворон и Омлет сидели в машине. Ворон был за рулем, хотя это была не его машина. Просто он единственный из компании умел водить, благо его отец был неплохим водителем и работал в гараже по починке автомашин. Там Ворон машину и позаимствовал. То есть она и отцу-то не принадлежала – машину пригнал на ремонт какой-то мужик, из числа тех, кого Ворон презрительно называл лошарами. Мужик был интеллигентного вида, а где и кем он работал – Ворона не интересовало. Мужик попал в ДТП, авария была несильной, но машинку слегка помяло. Отец все основное уже исправил, оставался мелкий косметический ремонт – подкрасить, замазать, словом, вернуть машине товарный вид. И забрать мужик ее должен был послезавтра. Ворон рассудил, что за это время машина может сослужить ему неплохую службу.
Квартиру предпринимателя Соломатина он заприметил давно. Ворон вообще присматривался к подобного рода людям, держа в голове план выбрать подходящий момент и «опустить» какого-нибудь богатенького Буратино на нехилую сумму. Нехилую по его, Ворона, понятиям. Для того и крутился в соответствующих кругах, выспрашивал, высматривал, даже что-то приплачивал местной шантрапе за информацию – сколько человек живет в квартире, когда бывают дома, нет ли собаки…
Квартира Соломатина подходила идеально. Он жил там с женой и дочерью, которые теплое время, с мая по сентябрь, проводили за городом, где у Соломатина была дача. На это время бизнесмен оставался в квартире один. И часто пропадал на работе с утра до вечера. Правда, в дневное время совершать налет было опасно – слишком людно, соседи могут обратить внимание, да и вообще мало ли что! К тому же, и с замком придется повозиться, потому что у Ворона, хоть он и строил из себя крутого, опыта в подобных делах не было. Но он выяснил, что по выходным предприниматель иногда тоже уезжает за город. И вот в эти выходные как раз намечался такой случай – разведка донесла Ворону стопудово. Соломатин недавно сделал ремонт, а сигнализацию установить не успел. Так что квартира могла быть в полном распоряжении Ворона – заходи и бери что надо.
А в квартире, надо думать, было чем поживиться… Одна только машина, на которой разъезжал Соломатин, не оставляла сомнений, что он не бедствует. Потом сама четырехкомнатная квартира с евроремонтом, загородный дом, жена с дочкой опять же в шмотках из бутиков разгуливают… Да и вообще, директор фирмы, которая «разливуху» производит – ясное дело, что бабки у него есть! А если у кого-то их слишком много, то почему бы не поделиться с тем, у кого их нет вовсе? Это же справедливо! Так рассуждал Ворон, так внушал и своим помощникам. Те слушали и ушами хлопали.
Ворон снисходительно посмотрел на них и усмехнулся. Помощнички, мать их! Девка-подстилка и лошок недоученный! Неизвестно, чего от них больше – помощи или помехи. Да и делиться придется… Одному, конечно, лучше, что и говорить. Но одному Ворону не справиться. Не унести одному все, что он наметил. А оставлять жалко – добро, как-никак, бабок стоит! И вообще, на стреме кто-то стоять должен. Так что придется втроем.
Разговоры о том, как жируют сейчас всякие бездельники, Ворон начал травить уже давно – готовил психологическую почву, так сказать. Он, Ворон, хоть без образования, а кое в чем шарит, будь здоров! Зажигалка вон, хоть и «мажорка», а и то слушает, уши развесив. Омлет, правда, менжуется, но это и понятно – он всегда трусливым был. Недаром кликуха в точку попала – омлет, он и есть омлет. Да еще в кулинарный техникум поступил учиться – вот смеху-то у пацанов было! Бывало, спросишь – ну, что сегодня кашеварили-то? Омлет – отвечает. Хохот стоит! Но глазенки и у него блестят в предвкушении крупных денег. А у кого бы не заблестели, тем более что Ворон тысячу раз повторил, насколько просто «опускать» таких зажравшихся козлов. Главное – все грамотно сделать, подготовиться заранее, а там уже – дело техники, как говорится. Хату вскрыли, вещи взяли, в пакеты упаковали, быстро вынесли, в машину погрузили – все! Нет их! Ищи-свищи – не досвистишься! Только светиться не надо, в носу ковырять на ходу и сопли жевать. И вести себя естественно, будто они просто в гости сюда идут. Дом большой, квартир много – кто догадается, что они на дело сюда пришли?
