Збигнев Сафьян - Грабители
— Вы смотрели на нее?
— Да. — Он взглянул на полочку.
— Теперь подойдите к ней.
Полочка была в стене. На ней лежали книжки и специальные журналы. Окольский двигался как манекен.
— Книги были?
— Были.
— Что еще?
— Портфель, — сказал равнодушно Окольский. — Большой желтый портфель. Больше ничего.
Наступила тишина. Кортель сел на стул, закурил. Большой желтый портфель!
— Увести подозреваемого, — бросил он милиционеру.
Инспектору необходимо было побыть одному. Все, он, Станислав Кортель, был прав! Убийца оставил в кабинете что-то, за чем должен был возвратиться… И опасался, что Окольский запомнит. А он и впрямь запомнил, хотя даже не предполагал, будет ли это иметь значение. Портфель лежал на полке над столом. Портфель инженера Ладыня.
Однако, Ладынь! Именно его Кортель всерьез не принимал во внимание. Как это могло все быть? Он убил Казимиру Вашко, когда в первый раз приехал из аэропорта. Значит, около восьми вечера? И забыл портфель? И вернулся за ним уже после девяти, когда попрощался с Рыдзевским? Это значит, что он шел на виллу после ухода грабителей и перед приходом Пущака? Почти невероятно! Скельчинская видела грабителей около 9.15, пошла звонить в милицию, приехал Ладынь и сразу после него Пущак. Считанные минуты! «В общем, — как говорил Беганьский, — случается то, что наиболее вероятно, а не необычно. Сотрудник милиции должен об этом помнить». Не надо искать необычного! Трудно говорить о более реальном, чем портфель инженера Ладыня!
Кортель отодвинул портьеры, открыл балконные двери. На улице шел дождь. От дома отъезжала милицейская машина. Кортель услышал шаги, и на пороге появилась жена Ладыня. Она поставила на стол две чашки кофе.
— Выпьете?
— Нет, — проворчал он. — Благодарю, — добавил инспектор.
Она смотрела на него, серьезная, спокойная.
— Ваш эксперимент дал результат?
— Да. — Внезапно ему в голову пришла мысль: — Как зовут ту вашу приятельницу, с которой вы пили кофе в аэропорту?
На ее лице появилась слабая улыбка.
— Нина Божемская. Дать телефон, адрес?
— Да, конечно.
Он записал данные, все время чувствуя на себе ее ироничный взгляд.
— Вы решительно отказыватесь выпить чашку кофе?
— Да. — И тут он решил нанести ей удар. — Окольского, — спросил он, — вы принимали в этом кабинете или только внизу?
— Только внизу, — ответила она сразу. — Значит, вы все знаете. Поздравляю. Этот парень не очень скрытный.
Кортель почувствовал к ней жалость… Через несколько часов эта женщина узнает, что ее муж… А может, для нее это известие не будет неожиданностью?… Он попрощался и пошел пешком в сторону площади Инвалидов. Кортель мог вызвать машину, даже обязан был это сделать, но он оттягивал время, будто желая оставить Ладыню еще несколько лишних минут…
Руководителя института привез поручик Соболь. Ладынь с портфелем в руке — его попросили захватить портфель с собой — был удивлен такой внезапностью.
— Что произошло? — спросил он.
Инспектор не отвечал.
— Я прошу вас подождать немного, — сказал Кортель и взял его портфель.
— Пусто, — констатировал Ладынь.
— Хорошо, мы положим в него бумаги Бильского. Они уже нам не нужны.
В комнате майора на столе лежало несколько портфелей. Кортель добавил к ним желтый портфель Ладыня, и через несколько минут ввели Окольского.
— Подойдите поближе, — пригласил его майор. — Какой из этих портфелей вы видели на полке в кабинете Ладыня?
Окольский ни секунды не колебался.
— Такой, как вот этот. — Он указал на желтый портфель.
— Такой или именно этот?
— Такой, — повторил он. — Точно такой. Хотя тот был с вензелем, не знаю только, какие там литеры, — он сморщил лоб, — но вензель был. Хорошо помню.
Наступила тишина. Майор вопросительно смотрел на Кортеля.
Инспектор отнес портфель Ладыню. Ему надо было задать вопросы, на которые он уже знал ответы.
— Кто с вами был в Бельгии?
— Я уже как-то вам говорил, — неохотно отвечал Ладынь, — Рыдзевский.
— Он тоже получил в подарок такой портфель?
— Конечно.
— Желтый?
— Желтый.
— Видели вы на портфеле Рыдзевского вензель?
— Да. Он велел сделать его еще в Бельгии.
— Достаточно. Спасибо, вы свободны, — сказал Кортель.
— И только для этого вы вызывали меня в комендатуру?
— Только для этого, — ответил Кортель. — Прошу вас держать этот разговор в тайне. По крайней мере, сегодняшний день.
— Ничего не понимаю в этих ваших методах, — сказал Ладынь. — Опоздал из-за вас на совещание у министра.
«Не много потеряно, — подумал инспектор. — А могло бы статься, что совещание у министра происходило бы без вас…»
XVI
Вечером дождь перестал. Кортель в обществе поручика Соболя и двух милиционеров ехали на виллу инженера Рыдзевского. Инспектор сделал все, что от него требовалось. Еще раз официально выслушал Окольского и переписал протокол. Отыскал приятельницу жены Ладыня, Нину Божемскую. Она оказалась рассудительной особой, работала в банке. Она хорошо помнила, что Рыдзевский попрощался с ними — с ней и женой Ладыня — около половины девятого. А потом? Она оставила на час свою приятельницу, чтобы побеседовать со знакомыми девчатами, работавшими в аэропорту. Не подлежало сомнению, что Рыдзевский… Присутствие инженера ночью на Валу Медзешинском подтвердили дополнительные показания Анджея Казимирчака… Кортель вспомнил о нем, просматривая еще раз рапорты Милецкого. Казимирчак сказал, что, когда ремонтировал свою «сирену» около Блот, среди проезжавших машин был «форд-таунус». У Рыдзевского была эта марка. Кортель посетил Казимирчака.
— Любой ценой вы хотите втянуть меня в это дело, — ворчливо встретил он Кортеля. — Что там еще?
— Да мелочь. Не помните ли вы цвет того «форда-таунуса»?
— К сожалению, нет.
— Жаль. Это очень важно.
— Подождите, пожалуйста. — Он вышел в коридор и через секунду вернулся с женой. Жена выглядела значительно моложе Казимирчака, казалась женщиной энергичной.
— Вы были тогда с женой? — удивился Кортель.
— Конечно, а почему бы и нет. — И разъяснил ей, в чем дело.
Жена все помнила.
— Вишневый «форд-таунус», — подтвердила она. — Я еще сказала тогда, что он схож по цвету с «Москвичом» одного из наших приятелей.
Вишневый «таунус» — автомобиль Рыдзевского!
Опермашина уже тормозила около виллы. Кортель велел Соболю и милиционерам остаться в машине, а сам пошел наверх.
«Зачем ты это сделал, человек, — думал он, — зачем?»
— Пан капитан! — Рыдзевский не казался удивленным. Он провел его в большую комнату, где был порядок и уют, что не соответствовало обычному неряшливому виду инженера.
— Пожалуйста, садитесь… Сигарету, рюмку коньяка? Чем обязан этому визиту?
— Мы оба знаем, — ответил Кортель.
Рыдзевский молчал. Он мял в пальцах сигарету.
— С чего вы хотите начать? — спросил он наконец.
— С вишневого «форда-таунуса». Вас видели на Валу Медзешинском. Каким путем поехали вы после во Вроцлав?
— Через Дублин, Радом, — ответил тот машинально и посмотрел на Кортеля. — Жив ли… этот человек?
— Тот, которого вы сбили? Мачей Ядек? Жив и будет жить.
Рыдзевский облегченно вздохнул. Налил себе рюмку коньяка, немного разлив на стол.
— Я все-таки счастливый. Хотел убить и не убил…
— Вы хотите сказать, что избежали второго убийства.
— Значит, вы думаете, что я?…
— Я не думаю… увы, я знаю. Вы забыли портфель на полке над столом. Зачем вы это сделали? Как вы могли это сделать?
Рыдзевский выпил.
— Конечно, — сказал он, — естественный конец. Я знал, что так и будет. Все, что я делал позже, я делал ради нее. — Он встал. Кортель внимательно наблюдал за ним. — Я расскажу вам историю труса. Отвратительную историю. Не знаю, можно ли жить дальше с этим… С сознанием этого… Не могу принять решения… Не уверен. Постоянно надеюсь на что-то, но как я могу надеяться, если она… Выслушайте меня. Прямо с аэродрома я поехал на виллу Ладыней. Автомобиль оставил на площади Инвалидов, а сам пошел пешком. Ключом открыл дверь, я должен был наутро отдать его сестре жены Ладыня… Мне необходимо было увидеть записки Бильского… Да, это ему раньше пришла в голову мысль «соляра», но он пожертвовал мне свой замысел. Вы слушаете? Он сказал: «Ты сам все закончишь, и это будет твоим. Я не хочу, чтобы ты упоминал мое имя, не хочу». Но я не знал, что он написал… А Ладынь использовал бы любой случай, каждый предлог… В сущности, он завидовал мне… А Зося?
Я вошел на виллу. Не включая свет внизу, побежал наверх. Открыл дверь кабинета. Бросил портфель на полку… В кармане была отмычка, я немного помучился, но ящик открылся. Я увидел папку с записками Бильского. И тогда она вбежала в комнату. Та девушка… Она стала кричать. Я хотел ее успокоить, начать разговор, но не успел… она будто ополоумела от страха… Поскользнулась на полу, стукнулась о стул, упала… И потеряла сознание… Может, даже не от боли, скорее от испуга… Я не знал, что делать. Спасать ее, приводить в чувство? Я был застигнут врасплох, не ожидал кого-нибудь застать на вилле… И тут я услышал звон разбитого стекла и голоса внизу. Я сделал непростительную вещь… вы понимаете, первое инстинктивное движение — я спрятался за портьеры, закрывавшие балконные двери. Я тогда не думал, не понимал, что так или иначе я погублен… Меня охватил такой страх, какого я еще никогда не испытывал… Прошло несколько минут, и в кабинет вбежал этот парень… Я узнал его сразу! как же я мог не узнать его! — Рыдзевский снова наполнил рюмку и выпил. — Все произошло мгновенно. Я не успел среагировать, даже если бы хотел, В этот момент, когда он вбежал в кабинет, девушка встала с пола. Она пришла в себя, но была в состоянии шока… Она шла прямо на него и кричала. Громко, пискляво. Тогда он схватил статуэтку Будды, стоявшую на столе, и бросил. И попал ей в висок… А я стоял за занавеской, вы понимаете, стоял за занавеской как парализованный… Я не мог двинуться. Не мог выдавить из себя ни звука… В кабинет вбежали его сообщники; сначала один, потом другой. Кто-то крикнул: «Наследил, фрайер!» Окольский поднял с пола статуэтку Будды и побежал. Они за ним. Я вышел из-за портьеры, мне казалось, что я не в состоянии сделать ни шагу. Я наклонился над ней, взял за руку — она была мертва. Я забрал портфель, сунул туда записки Бильского и покинул виллу. Когда отошел на несколько шагов, увидел вдруг мужчину, подходящего к калитке виллы… Это все. Что мне оставалось делать? Пойти в милицию и рассказать, свидетелем чего я явился? Даже если бы мне поверили, то Зося меня бы прокляла: я — главный свидетель обвинения на процессе ее парня; я окончательно скомпрометирован перед ней и перед обществом. Я знал, что Окольский пойдет к ней… Уже в тот самый день я караулил Зосю у ее дома. И тогда же я поехал за ними до гаража, где она его спрятала. Потом вы перестали верить в то, что он сделал. Его ожидало наказание только за грабеж, а тут уже пошли разговоры об амнистии… У него был шанс быстро выйти на свободу. А я должен был молчать. Тогда я решил его убить. И написал это письмо…
