Фридрих Незнанский - Кровные братья
— Тоже забыл?
— Забыл. Не держатся они у меня в голове, названия эти. Телевизор смотрю, видик…
— И все боевики, конечно?
— Ну, в общем, да.
— А спортом почему не занимаешься?
— Как не занимаюсь? Мы с пацанами почти каждый день в футбол гоняем. Вон в том дворе площадка есть. Маленькая, правда, тесная. Но ничего.
— Знаю я эту площадку. Какой там может быть футбол? Там трем человекам развернуться негде.
— Ну уж что есть.
— Я не об этом. Я тебя о спорте по-настоящему спрашивал. Чего бы тебе, например, боксом не заняться? Парень ты вроде бы не слабый…
— Боксом! Да кто ж меня возьмет?
— А ты пробовал?
— Ну, в общем-то, нет.
— А почему?
— Что же я, приду вот просто так: «Здрасте, я Олег Лисицын, хочу стать чемпионом мира».
— Ну если ты с порога такую глупость сморозишь, тебя, конечно, тут же выгонят. У нас дурней и паяцев не любят. А если по-серьезному, то и посмотрят, и попробуют, и дадут возможность себя проявить.
— Да и куда идти-то?
— Ты даешь! Да на всех городских досках, у всех станций метро без конца: «Приглашаем», «Проводится набор», «Открывается секция». Ты что, никогда не видел таких объявлений?
— Видел, конечно.
— И что же?
— По-разному. То телефон забуду, то ручки нет, чтобы адрес записать… Один раз совсем собрался было…
— Ну и?..
— Да как-то… застеснялся. Орликов громко расхохотался:
— Ну уж на кого, кого, а на застенчивого скромника ты совсем не похож. Скорее, на лентяя и оболтуса.
— Знаешь что, ты все-таки…
— Не обижайся. Я понял. Ты из тех, кого надо взять за ручку, повести и ткнуть носом.
— Никуда не надо меня водить! Вышел из этого возраста!
— Не ерепенься. Затра покажу тебя нашему Нилычу. Парень ты крепкий, кажется, с характером, он таких любит, если, конечно, дурака валять не будешь.
— Это еще что за Нилыч такой?
— Мой тренер. Федор Нилович Кубин. Слыхал?
— Не-а.
— Вот темнота! Да он совсем недавно еще сам выступал. И как выступал! Считался одним из лучших средневиков страны. Сейчас уже, конечно, окончательно ушел на тренерскую. Кучу классных парней выучил.
— И тебя в том числе?
— Ну и меня, наверное. Завтра в пять у моего подъезда. Договорились?
— Ладно, приду, посмотрим.
— Форма какая-нибудь спортивная найдется?
— Уж как-нибудь.
— Ну пока. У меня еще на сегодня куча дел.
ТУРЕЦКИЙ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ
Поезд мягко подплыл к перрону, и вечно торопящиеся пассажиры уже рванули к дверям вагона, но Александр Борисович Турецкий не спешил. Если по правде, то он лукавил, говоря своим товарищам, что отбывает в Питер знаменитой «Стрелой». С точки зрения представительства это было бы, конечно, правильно — естественно, что помощник генерального прокурора, государственный советник юстиции третьего класса А. Б. Турецкий должен передвигаться между Москвой и Санкт-Петербургом исключительно на «Красной стреле», и никак иначе, — так вот, это было бы во всех отношениях правильно, но не вполне логично в плане личного удобства: уж больно рано прибывает в имперскую столицу этот самый знаменитый, прославленный поезд. «Там же, блин, в этой промозглой Северной Венеции, зимой светает только в полдень, и притом сразу же начинает снова темнеть, — рассуждал Турецкий. — „Стрела“ приходит в восемь утра — это же еще темная ночь и только пули свистят по степи! Тьма-тьмущая! А главное, и делать-то мне там в такую рань абсолютно нечего: люди искусства в эти часы еще не принимают следователей из прокуратуры. Они мирно почивают и набираются творческих сил и энергии».
Таким образом, помощник генпрокурора выехал из Москвы скромным «Афанасием Никитиным», впрочем, взял себе СВ, и с вполне приемлемым комфортом достиг Санкт-Петербурга, подарив себе при этом лишний час сна.
Встреча с господином Райцером была назначена на десять утра. Турецкий взял такси и доехал до Гостиного Двора, а оттуда, поскольку время еще было, решил пешком прогуляться до Исаакиевской площади. Мировая знаменитость жила именно там, причем не иначе как в «Англетере». Зимний Петербург Александру Борисовичу нравился: было что-то сказочное в этом морозном оцепенении каналов, будто кто-то там, наверху, играл в детскую игру «замри-отомри», и вот воды Мойки замерли, покрывшись коркой, до весны. Да, было в этом что-то сказочное, но сказка получалась невеселая: в десятом часу только еле-еле светало, и эти утренние сумерки навевали на Турецкого тоску.
«А ну-ка, Александр Борисыч! Ать-два, равняйсь-смирно! Не раскисать! Вам еще головой работать. И не вздумайте мечтать о завтраке, это — только после разговора с господином британским гастролером».
Райцер Турецкому понравился. Ничего звездного, никакой дистанции. Нет, конечно, понятно было, что цену мировая знаменитость себе знала, но держалась запросто, по-свойски.
— Господин Райцер, во-первых, я, как лицо официальное, — начал Александр Борисович очень серьезно, — хочу выразить свое сожаление о случившемся. Мы примем все возможные меры…
— Да-да, спасибо, я вас понял. Только давайте договоримся обходиться без господ, — Райцер протянул Турецкому руку, — меня зовут Гера. Можно Геральд Викторович.
— А меня Саша, — не растерялся Турецкий, пожимая протянутую руку. — Можно Александр Борисович.
— Итак, официальные слова вы уже сказали, я все понял и принял. Давайте к делу, поскольку времени у меня, откровенно говоря, немного. В без четверти одиннадцать за мной пришлют машину.
— Я не отниму у вас много времени. В сущности, — Турецкий запнулся, — в сущности, Геральд Викторович, я хотел задать вам один-единственный вопрос.
— Задавайте.
— А почему именно ваша скрипка?
— Простите?
— Ну почему эти пока что еще неизвестные нам злоумышленники похитили именно вашу скрипку? Ведь, я полагаю, в России есть другие инструменты работы Страдивари? Как вы считаете?
— Ну… я специально этот вопрос не изучал, но безусловно скрипки Страдивари в России есть… так, навскидку, я думаю, штук двадцать наберется — у видных солистов, включая того же Юрия Владимирского, у концертмейстеров ведущих оркестров. На одной из них я доигрывал тот самый концерт, на котором все произошло.
— Я забыл вам сказать, что был на вашем московском концерте. Моя супруга, она сама музыкант, приобщает меня к культуре, — Турецкий улыбнулся, — я получил огромное удовольствие и даже не подозревал обо всей этой произошедшей драме. Вы играли после перерыва, как будто ничего не случилось.
— Спасибо.
— Так что скрипку увели, можно сказать, буквально у меня из-под носа, — печально констатировал Александр. — Но к делу! Почему именно у вас?
— Вы думаете, что кто-то хотел насолить лично мне? Что ж, это возможно. Я не ангел. У меня не самый лучший в мире характер, и, возможно, кто-нибудь в Москве — из числа старых знакомых, полузнакомых, или незнакомых — считает, что я его чем-то обидел. Где-то когда-то кому-то наступил на некую мозоль — да, все может быть. Вы что же, считаете, это может быть месть?
— Я считаю, что если кто-то хотел завладеть просто скрипкой Страдивари — ради самого Страдивари, — то не нужно было дожидаться приезда знаменитого Райцера, все можно было сделать тихо и просто, по-домашнему. Разве не так?
— Хм… Звучит чертовски логично!
— А вы не можете предположить, кто именно хотел бы свести с вами счеты?
— Понятия не имею. Я ведь коренной москвич, я в этом городе вырос и учился, общался с огромным количеством людей, многих из которых, честно говоря, уже просто не помню.
— Есть и другой вариант: что дело не в вас лично, а, собственно, в вашей скрипке. Может быть, в ней самой есть что-то особенное?
Райцер, до этого расхаживавший туда-сюда по своему люксу, в котором происходил их разговор, внезапно остановился и захохотал.
— Надо же! Забавно. Буквально на днях я рассказывал это Юрке Владимирскому.
— Что именно?
— У этой скрипки действительно есть своя история, и даже очень непростая. Она досталась мне от лорда Нэшвилла, точнее, после его смерти мне ее продала леди Элизабет. А Нэшвиллы, в свою очередь, выкупили инструмент у некоего эмигранта, бывшего белогвардейского офицера.
— У белогвардейского офицера? Так-так, интересно. Кто он такой? Вам известна его фамилия? — уточнил Турецкий.
— Точно не помню, но что-то такое… ну помните, как у Чехова: «лошадиная фамилия»? А у этого какая-то плодово-ягодная. По-моему, Грушинский.
— Продолжайте, Геральд Викторович. Откуда же взялась такая вещь у бедного эмигранта?
— Этот офицер, как мне рассказывал лорд Нэшвилл, вывез ее из России, когда сам бежал из Крыма в Стамбул. Ну, вы «Бег» Булгакова помните? Вот, во всех этих самых известных нам по книгам эмигрантских скитаниях она, скрипка, якобы была его верной спутницей. И несмотря ни на какие беды и невзгоды, он ее не продал, привез на Британские острова, правда, нельзя сказать, что в целости и сохранности, все же такая непростая судьба…
