Юсси Адлер-Ольсен - Тьма в бутылке
Она презрительно смотрела на него, а он тем временем взвешивал, что же ему делать на льдине. Скорее всего, белый медведь не повалит его без какой бы то ни было причины. Если он сейчас скроется и больше никогда не объявится в этих краях, вряд ли она станет обременять своего брата просьбой найти какие-то сведения о нем. Зачем ей это? Если он убьет ее или куда-нибудь увезет, напротив, будет повод для расследования. Даже самая тщательная уборка не избавит жилище от всех до единого волосков, остатков спермы, отпечатков пальцев. Они создадут тот или иной профиль, хотя и не смогут обнаружить его в регистре. Он мог бы поджечь дом, но пожарные могут успеть приехать, кто-то может увидеть, как он уезжает. Слишком ненадежно. А у полицейского по имени Карстен Йонссон теперь есть номер его автомобиля. А значит, и описание самого средства передвижения. Да уж, возможно, она снабдила своего братца-полицейского и другими подробностями относительно его персоны.
Он смотрел вдаль прямо перед собой, а она следила за каждым его движением. Несмотря на то, что он был мастером перевоплощений и старался не повторяться, в этих письмах могла содержаться абсолютно точная информация о его росте и комплекции, не говоря уж о более интимных частях тела. В общем, было совершенно неизвестно, что именно она рассказала, и именно в этом заключалась основная проблема.
Он всмотрелся в ее жесткий взгляд, и его осенило, что она никакой не медведь. Она василиск. Смесь змеи, петуха и дракона. А стоило человеку встретиться взглядом с василиском, он тут же обращался в камень. Да-да, только повстречайся ему на пути, и тут же погибнешь от змеиного яда. Никому, кроме василиска, больше не дано такого умения — прокукарекать миру свою версию истины. Ни единому существу. И лишь увидев свое отражение в зеркале, это чудище погибнет. Это было ему прекрасно известно.
А потому он сказал:
— Несмотря на твои слова, Исабель, я буду думать о тебе. Ты красивая и замечательная, и мне жаль, что я не встретил тебя раньше. А теперь слишком поздно. Я сожалею и прошу меня простить. Я не хотел причинять тебе боль. Ты прекрасна. Извини.
И он нежно погладил ее по щеке. Видимо, это сработало. По крайней мере, на мгновение ее губы задрожали.
— Думаю, тебе нужно уйти. Я больше не хочу тебя видеть, — вот что она сказала, сама того не желая.
Еще долго-долго она будет горевать о том, что все кончилось. Ведь именно таких переживаний очень не хватает в ее возрасте.
В этот момент он и перепрыгнул на другую льдину. Ни василиск, ни медведь за ним не последовали.
Она отпустила его, на часах еще не было семи.
16
По обыкновению, он позвонил жене около восьми. По-прежнему избегая конфликтных тем, живо рассказал ей о событиях, которые с ним никогда не происходили, и поведал о чувствах, которых в данный момент не испытывал. На пути из Виборга он остановился у супермаркета «Лёвбьерг» и наскоро умылся в туалете для клиентов, прежде чем отправиться далее к Хальд Эге и Стангхеде, где его ожидали Самуэль и Магдалена.
Теперь ничто не могло его задержать. Погода прекрасная. Еще засветло он наконец покинет этот край.
Семья встретила его запахом домашних булочек, возлагая на него большие надежды. Самуэль тренировался, несмотря на больное колено, Магдалена стояла, сверкая глазами, ее тщательно расчесанные волосы струились пушистыми прядями.
Они уже были собраны.
— Может, нам стоит сначала заехать в больницу и проверить колено Самуэля? Мы как раз успеем. — Он отправил в рот последний кусочек булки и посмотрел на часы. Без четверти десять.
Он прекрасно знал, что они откажутся от его предложения. Приверженцы Церкви Матери Божьей не посещают больницы по пустякам.
— Нет, спасибо, большое спасибо, у него обычный вывих. — Рахиль протянула ему чашку с кофе и показала на молоко, стоявшее на столе. Гость обслуживал себя сам.
— Так, а где проводятся соревнования? — поинтересовался Йошуа. — Может, мы чуть позже к вам присоединимся, если будет время.
— Не мели вздор, Йошуа, — пнула его Рахиль. — Ты прекрасно знаешь, когда у тебя есть время, а когда его нет.
Видимо, времени не было никогда, насколько он мог судить.
— В зале Виндерупа, — все-таки ответил он хозяину. — Их проводит клуб Буджуцукан. Возможно, информация есть в Интернете.
Никакой информации не было, зато точно было известно, что в доме нет Интернета. Очередное дьявольское изобретение, так его называли служители Церкви Матери Божьей.
Он схватился рукой за лицо.
— Ой, извините, я сглупил. Конечно, у вас нет Интернета. Простите. Чертово детище. — Он постарался выглядеть виноватым и отметил про себя, что кофе у них без кофеина. В этом доме все предельно политкорректно. — В общем, в зале Виндерупа, — заключил он.
Они махали на прощание. Вся семья выстроилась перед домом, взмахивая руками. Отныне им никогда не будет суждено пребывать в мире и терпимости, свойственной прежней жизни. Улыбающиеся люди, которые уже очень скоро поймут, что мировое зло не удержишь под контролем еженедельными богослужениями и отречением от божеств нового времени.
И он не жалел их. Они сами выбрали, на какой путь ступить, и путь этот пересекся с его дорогой.
Он посмотрел на двух детей, сидевших рядом с ним и махавших своей семье руками.
— Вам удобно? — спросил он, когда они проезжали полоски по-зимнему голых полей с торчащими черно-коричневыми стеблями кукурузы.
Просунул руку в пространство на боковой двери. Да, оружие лежало наготове. Мало кто заподозрит в этой вещице то, чем она является на самом деле. Точь-в-точь такая же форма, как у ручки дипломата.
Он улыбнулся им, когда они кивнули. Им было удобно, и мысли проносились стремительно. Они не привыкли к большим переменам в своем спокойном образе жизни, полной ограничений. Впереди их ждало знаменательное событие.
Нет, в дальнейшем вряд ли возникнут какие-то поводы для беспокойства.
— Дорога на Виндеруп очень красивая, — сказал он и предложил им по шоколадному батончику. Да-да, запрещенное дома лакомство, с целью создать между ними ощущение общности. А ощущение общности способствует уверенности. А уверенность незаменима для спокойной рабочей обстановки.
— Ах да, — сказал он, увидев их замешательство, — у меня еще есть с собой фрукты. Может, лучше угостить вас клементином?
— Я, пожалуй, лучше съем шоколадку. — Магдалена обнажила полукруг зубов в обезоруживающей улыбке. Как и пристало девочке, прячущей свои секреты под слоем садового дерна.
Потом он выразил восхищение вересковым ландшафтом и порадовался тому, что скоро насовсем переберется в этот район. А когда они добрались до перекрестка в Виндерупе, общее настроение вполне соответствовало его пожеланиям — расслабленное, доверительное и дружественное. Вот тут-то он и свернул.
— Эй, наверное, ты рановато повернул, — заметил Самуэль, прильнув к стеклу. — Поворот на Хольстебровайен должен был быть следующим.
— Да, я знаю. Но вчера, когда я ездил по округе и смотрел дома, я обнаружил этот прямой съезд на трассу 16.
Он снова свернул через несколько сот метров после памятника Эрику Клиппингу. На указателе стояло «Хессельборгвайен».
— Теперь нам нужно двигаться по этой дороге. Чуть медленнее, но напрямую.
— Правда? — Самуэль прочитал табличку, мимо которой они проехали. «Движение военного транспорта по ответвляющимся дорогам запрещено». — А я думал, там тупик, — сказал мальчик и снова откинулся на спинку.
— Нет-нет, мы только проедем желтый дом с левой стороны, потом будет заброшенная ферма, после которой мы опять свернем налево. Наверное, ты просто не знаешь эту дорогу.
Он кивнул сам себе, когда они проехали на несколько сот метров вперед и между колеями уменьшился слой щебня. Начались сплошные поля и леса. Конечный пункт путешествия ожидал их за следующим поворотом.
— Нет, смотри, — сказал мальчик и показал вперед. — Ты тут не проедешь. Думаю, вряд ли получится.
Здесь он допустил ошибку, но вдаваться в долгие объяснения было незачем. А потому он сказал:
— Вот черт, Самуэль. Ты прав. Поэтому нам сейчас придется разворачиваться. Извините. Но я был настолько уверен…
Он развернул машину поперек дороги, выехав на обочину, и сдал назад в деревья.
Едва мотор замолчал, он выхватил из боковой двери «Станган», снял его с предохранителя, приставил его к шее Магдалены и нажал курок. Дьявольское орудие, посылающее 1,2 миллиона вольт в тело жертвы и в мгновение ока парализующее ее. Крик от боли и дергание тела в не меньшей степени заставило Самуэля вздрогнуть. Как и сестра, он был застигнут совершенно врасплох. В его взгляде отражался страх, но в то же время и готовность к бою. В короткий миг, прошедший с того момента, когда сестра рухнула, и до момента, когда он понял, что на него направлено смертельное оружие, в организме мальчика пробудились все механизмы, способствующие выработке адреналина.
