Резервация - Антон Сибиряков
Гай полз, как обезумевший, пока не понял, что труба изменила угол, стала более пологой. Только тогда он остановился и перевел дыхание. Лег вниз лицом и какое-то время просто лежал, стараясь унять скрипы в груди. И как только у него перестало стучать в висках, он снова услышал голоса. И гул каких-то машин. Но голоса были ближе. Совсем рядом. Так, что он сумел разобрать слова.
– Я что-то слышала, – сказал девчачий голос.
– Там кры-сы, – ответил женский голос постарше. – Сколько можно говорить? Копошатся в этой трубе. Постоянно.
– Куда она ведет, ты знаешь?! – не унималась девушка.
– Не туда, куда ты хотела бы попасть.
– Ты нихуя не знаешь!
– Да, да, конечно. А теперь бери эти сраные простыни и засовывай в стиралку! Хочешь, чтобы тебя ебали на чесоточных простынях?!
– Это они! – взвизгнула девушка. – Сучьи мрази! Грязные свиньи, ненавижу!
– Они, они… – уже спокойнее сказала та, что постарше. – Бери простыни и обдай их кипятком… И не ори! Меня не подставляй!
– Да кто тут может услышать? В этой жопе? Крысы?!
Старшая не ответила. А потом голоса и вовсе отдалились и скрылись за гулом машин.
Гай перевел дыхание. Труба вела в прачечную. К древним котлам, гладильным машинам и заржавелым бакам с лопастными активаторами. Днем тут стирали белье, а ночью убивали людей.
«Зачем они привязывали к их ногам мешки с камнями? – подумал Гай. Перед мысленным взором пронеслись набрякшие лица утопленников. Их волосы, колышущиеся в воде, как странные, живые водоросли. Их набухшие тела. – Может быть, в трубу их сбрасывали еще живыми?»
Гай не знал. И не хотел знать.
Страшное место становилось еще страшней. Все, что ему хотелось, поскорее выбраться отсюда.
Он пополз дальше и вскоре увидел свет. Тусклый овал, похожий на дно оцинкованного ведерка. Но даже от такого света у Гая зарябило в глазах. Щурясь, он двинулся вперед и вскоре вывалился наружу, вместе с потоками смрадной жижи. Его вырвало почти сразу, на бетонном полу, среди остывающих луж и сырого душного воздуха. Тут воняло мокрым бельем и щелочью – порошком и хозяйственным мылом. Гай скорчился на полу, как младенец, только что вытолкнутый из утробы матери. Его трясло, сгибало пополам. Казалось – крысы ползли за ним следом. Карабкались по трубе. Ведь пока он был там, внизу, он стал частью их мира, стал их добычей. Это заставило Гая подняться на четвереньки и на дрожащих руках поползти вперед. Мир вокруг плыл, как будто испарялся от жары. Облезлые стиральные баки, гудящие, как старые генераторы, ржавые котлы, полные кипятка, сушильные машины со скрипящими валами, через которые текло отпаренное белье. Все это заволакивало мутным маревом и Гаю казалось, будто у него начался жар. Под руками закипала вода, она обжигала ладони – так бывало, когда он возвращался домой с мороза и вставал под душ. Вода была чуть теплой, но казалось, будто шел крутой кипяток.
Это было так давно – подумал он. – В месте, которое я называл домом.
Снег. Ему почему-то вспомнился снег. Грязный и тяжелый первый снег. Он сыпал и сыпал, а дети лепили снеговиков на заднем дворе.
Здесь не бывает снега, – подумал Гай. – Один песок.
И вдруг он упал. У него подогнулись руки, пока он полз на четвереньках и он упал. На бетонный пол, со всего маху, стукнувшись подбородком так, что лязгнули зубы. В глазах потемнело, и он отключился. А потом почувствовал чьи-то ладони на своем лице. Они были теплыми и гладкими. Как будто до него дотронулся оживший манекен.
Гай открыл глаза и увидел перед собой девушку. Веснушчатое лицо. Голубые, выцветшие глаза и вздернутый нос. Тонкие, обкусанные губы что-то шептали, но он не мог разобрать слов. Смотрел на нее. На то, как ее темные сальные волосы спадали на обнаженные хрупкие плечи, покрытые цветными татуировками. Как она улыбалась. Как в ее глазах дрожал весь этот сырой, убогий мир.
– Тише, тише… – сказала она, и Гай узнал ее. Это была она, та девчушка, голос которой он слышал, пока полз по трубе.
– Господи, – прошептал он. – Кто ты такая?
Девушка помогла ему сесть. Гай заметил, что она одета в темную майку-алкоголичку, и короткие джинсовые шорты. По-детски нескладная и худая – кожа да кости.
– Я Аня.
Да нет же, – подумал он. – Ты не понимаешь.
– Что ты тут делаешь? – спросил Гай онемевшими губами. Он разбил их, когда упал, и теперь они распухли. Он сплюнул кровь.
– Ты плохо выглядишь. Тебя надо спрятать, – сказала Аня и встала с колен, протянув ему руку. – Идти сможешь?
Она не понимает, – снова подумал Гай. Он попытался нащупать на поясе полицейский жетон, но того не было. Видимо остался там, внизу. Вместе с трупами. Гай оглянулся. Черный зев трубы был пуст. Крысы за ним не гнались.
– Ты пришел оттуда? – спросила девушка. – Я так и знала! Там что-то есть!
– Там ничего нет, – сказал Гай. Он ухватился за ее руку и поднялся. – Ни черта там нет, кроме… – он оборвался, глядя ей в глаза. Ему вспомнились трупы под водой. Она не знала про них. И он не хотел, чтобы узнала.
– Чего? – спросила она. – Кроме чего?
– Воды, – ответил Гай.
– Но…
– Где вторая? – он сжал тонкую девчачью ладонь.
– Что? – шикнула девушка.
– Я слышал еще один голос.
– Клара? Она ушла. Не беспокойся за нее…
– Тут оставаться нельзя, – перебил Гай. – Куда ты хотела меня отвести?
Она посмотрела ему в глаза и выставила вперед подбородок. Так, как будто против нее был весь мир.
– Пошли!
Аня потянула его за руку, мимо котлов и баков, так, что он, измученный и уставший, еле поспевал.
Пока они лавировали между облезлыми громадинами прачечной, он успел разглядеть ее татуировки. Иероглифы, переходящие в летящих птиц над деревьями. Все это сплеталось воедино, в какой-то осмысленный рисунок, в картину, тайный смысл которой был известен только ей одной.
– Как тебя зовут? – бросила она через плечо, не сбавляя шага.
– Гай.
– Хорошо, Гай.
Девушка резко остановилась и развернулась к нему. Он наткнулся на нее и почувствовал ее тонкие пальцы на своих бедрах.
– Какого хуя… ты делаешь?
– Мы пришли, – сказала Аня. Гай заглянул ей за спину, но увидел только ряд стиральных баков, стоявших у стены. Они выглядели старыми и нерабочими.
– Ты знаешь, кто такие тоннельные крысы? – спросила девчушка.
– Нет.
– Ну, ясное дело. Не
