Николай Леонов - Ипподром
Лева часами сидел, глядя на пустую стену, и думал, думал. Непрерывно шел по замкнутому кругу. Как ни пытался, вырваться из него не мог. Следователь позвонил и предложил заглянуть к нему на досуге в ближайшие тридцать минут. Отдышавшись в коридоре, Лева вошел в знакомый кабинет. Следователь развалился в своем кресле, словно падишах на троне. Только вместо толпы придворных его окружали груды бумаг. Никто не обмахивал его веером, и следователь, тяжело отдуваясь, млел от жары. Сонно взглянув на Леву, он вяло махнул рукой на кресло и спросил:
– Когда это кончится?
На улице было около сорока, асфальт плавился, чуть ли не растекался по тротуару. Лева недоуменно развел руками.
– А еще сыщик! – Следователь вздохнул и продолжал: – Я помру, братец, вести дело поручат другому. Хлебнешь тогда горячего до слез. Ты меня береги.
Лева налил стакан воды, поставил перед следователем. Тот выпил, кивнул благодарно, вытащил платок. Лева сгорал от любопытства, ждал продолжения, точнее, начала, так как разговор о погоде являлся лишь прелюдией.
– Маленькая неувязочка у меня произошла, решил посоветоваться.
«Нужны тебе мои советы, как же, – думал Лева, – что же произошло?»
– Приятель-то наш, Кунин, левшой оказался. Понял, какая неприятность? Друг ты мне, Левушка, но истина дороже. Ищи преступника.
– Как левша? – Лева смотрел недоуменно. – Я сам видел, как Кунин расписывался.
Следователь вышел из-за стола, легко вышел, будто и не он вовсе секунду назад лежал чуть ли не в обмороке. Большой, сильный и энергичный, он начал расхаживать по кабинету, говорил коротко, рублеными фразами:
– Кунин левша, правой только пишет. Он утверждает, что ударил Логинова левой. Удар же был нанесен правой. Кровь на правом рукаве.
– Врет, значит, – не выдержал Лева.
– Тут, дружок, еще один моментик образовался, – следователь заговорщицки подмигнул и, не глядя, из кипы бумаг выдернул один лист. – Прочти-ка, товарищ инспектор уголовного розыска.
Лева взял бумагу, это было заключение экспертизы. Он прочитал, что кровь на рукаве пиджака была третьей группы.
– Понял? – Следователь смотрел торжествующе. – А у Логинова вторая группа. И на подкове вторая группа. У Кунина первая группа.
– Чья же кровь на пиджаке? – Лева присел на ручку кресла.
– Ох какой шустрый! – Следователь рассмеялся, трясся огромным телом, чуть ли не слезы вытирал. – Убийцы это кровь, убийцы, – быстро сказал он. – Ты меня спроси, сыщик, спроси: уважаемый Николай Тимофеевич, а кто убийца? Спроси-ка.
– Уважаемый Николай Тимофеевич, – послушно начал Гуров.
– Уважаемый, очень уважаемый, – говорил следователь, расхаживая по кабинету. – Кунин-то невиновен. – Он хлопнул в ладоши. – Понял, сыщик?
Следователь ликовал, он чуть ли не пел, схватил трубку, набрал номер и спросил:
– Где Кунин? Уехал?
В дверь тихонько постучали, скорее поскреблись.
– Входи, тезка! – грозно рявкнул следователь.
Кунин застрял на пороге, пересилил себя и вошел.
– Здравствуйте, – еле выговорил он. – Меня отпустили? Главное, не убивал я, не убивал, – Кунин протянул дрожащие руки, – все перепуталось в голове. Сны вижу, от яви не отличаю. Теперь жить можно. Вот счастье, а?
– Хорош? – Следователь обошел вокруг Кунина. – Обыкновенный человече. Видал? – Он любовался конюхом, словно произведением искусства. Взял его за плечи, усадил в кресло. – Удобно? Свободному-то сидеть удобно? – Поднял его, толкнул к дверям: – Марш в коридор, вызову.
Когда Кунин неслышно прикрыл за собой дверь, следователь успокоился и уже серьезно сказал:
– Вот поработаешь с мое, Лева, поймешь, что невиновность человека доказать куда как приятнее, чем самого опасного преступника изобличить. Чуть ли не сорок лет я работаю, да чаще все туда и туда отправляю. Преступники, мерзкие людишки, а на душе все одно нехорошо. Такие праздники, как сегодня, редко случаются.
Он еще раз прошелся от окна до двери, занял свое место за столом, поворочался, вновь привычно повздыхал.
– Ну, дружок, праздник кончился, давай работать. – Следователь ловко выхватил из груды нужный документ, взглянул на него, бросил обратно. – Когда я выяснил, что Кунин левша и группа крови не совпадает, я решил по старинке плясать от печки. Успокоил я конюха и подробненько допросил. Только спрашивал я его не о том, что он делал в воскресенье, то есть в день убийства. Расспрашивал я его о понедельнике, вторнике и так далее. Меня интересовало, где он бывал, с кем встречался после убийства.
Лева сидел напряженно, аж ладони вспотели, и смотрел на пустое кресло напротив. Кто должен сесть в это кресло? Лева догадывался, знал, но старался не думать, только слушать.
– В понедельник вечером, – начал свой рассказ следователь, – после допроса в этом кабинете, Кунин направился к кому?
– К Крошину и рассказал о случившемся. – Лева не сводил с кресла глаз и увидел в нем Крошина. Сан Саныч сидел не развалившись, но и не напряженно, смотрел пытливо, спокойно, чуть-чуть насмешливо улыбался.
– Пришел Кунин к Крошину, рассказал печальную историю, признался, что крепко пьян был и ничего не помнит. Принял Крошин конюха нелюбезно, а выслушав, вдруг к столу пригласил и коньяк поставил. Выпили они, Кунину жарко стало, и Крошин любезно предложил принять ванну. Очень Кунин удивился, но хозяин чуть ли не силком его в ванну засунул. Затем снова к столу сели, еще выпили. Кунин все уходить порывался, однако хозяин не отпускал и оставил ночевать. Похоже на Крошина?
– Абсолютно непохоже, – ответил Лева.
– И я так думаю, – согласился следователь. – Утром выпили кофе. Кунин начал благодарить и прощаться, а Крошин ему, как бы между прочим, и скажи: не мое это дело, но ты рукав у пиджачка простирни на всякий случай. Смотрит Кунин, а на подкладке правого рукава темные пятна, кровь вроде бы. Он оправдываться стал, хозяин его к двери ведет, слушать не хочет. Не знаю, не интересуюсь, говорит, что твое – твое, а мое – мое. Утром в среду Кунин в робе подкову обнаружил и от страха «вспомнил».
– Тут я на конюшне появился, – вставил Лева.
– Именно. Конюх к Крошину за советом, тот открещивается, ни к чему мне это. А линию свою ведет последовательно: не трусь, все обойдется, не найдут тебя. Кунин совсем ошалел от страха, начал подробности «вспоминать», а когда твое удостоверение увидел, побежал.
– Я невиновного явиться с повинной вынудил, – сказал Лева.
– Пока мы с этим обормотом не разобрались, на Крошина не вышли бы.
– Как дальше жить будем? – повторил Лева любимую фразу следователя.
– Чего опасался, то и произошло. Преступник есть, а где доказательства? – Следователь пятерней потер голову. – Прежде чем огород городить, надо свои предположения для себя же фактиками подпереть. Обсудим. Что с Куниным делать?
Лева задумался. Если Крошин узнает, что конюха освободили?
– Я должен посоветоваться с полковником Турилиным, – после долгой паузы сказал он.
– Иди, советуйся, – следователь кивнул на дверь, – а обормота давай сюда.
Турилин выслушал Леву Гурова, затем сказал, что невиновного человека оправдали, это хорошо, а что убийца на свободе разгуливает – плохо. Взвесив все «за» и «против», решили Кунина отправить в отпуск, оформив его таким образом, чтобы на конюшне об этом никто не знал. Пусть Крошин успокоится. Полковник остался недоволен версией, которую выработали следователь прокуратуры и Гуров. Все у вас очень логично, последовательно и похоже на правду, сказал он. Однако фактиками подпереть ваши рассуждения необходимо. Для этого установите, коллега, распорядился он, группу крови Крошина. Вдруг она не совпадает с группой крови, обнаруженной на пиджаке Кунина? Рассыплются тогда ваши рассуждения, как детский «Конструктор». Второе: необходимо убедиться, что на левой руке Крошина имеется свежий порез. Если все так, закончил Турилин, санкционирую вам версию как единственно верную, тогда и составим план работы по ней…
Лева зашел в районную поликлинику и через несколько минут в истории болезни А. А. Крошина прочитал, что группа крови у того действительно третья. С выполнением второй половины задания было несколько сложнее. До наступления вечера о нем нечего было и думать. Сегодня пятница, в восемнадцать начнутся бега, Крошин, конечно, будет в ложе, рассуждал Лева, шагая к ипподрому.
Рогозин раздавал лошадям «кашу», Леве кивнул, буркнул что-то и продолжал работать. Не обескураженный столь холодным приемом, Лева остановился и весело спросил:
– Как здоровье, Михаил Яковлевич?
Рогозин таскал ведра от денника к деннику, не отвечал. Лева начал помогать, но конюх оттолкнул сердито.
– Не балуй, – он разогнулся, ткнул пальцами Леву в грудь, – лучше уйди.
Сегодня Леву ничто не могло ни смутить, ни обидеть. Он рассмеялся, схватил два полных ведра, убежал в противоположный конец конюшни, задал корм. Так он и бегал с ведрами, пока все лошади не получили своей порции. Сидя в своей комнате, Нина составляла график тренировок. Пробегая мимо открытой двери, Лева крикнул:
