Луиз Пенни - Каменный убийца
– Перед тем как лечь, вы видели кого-нибудь? – спросил Бовуар, который взял суп и сэндвич с ростбифом и собирался усесться в мягкое кресло.
Метрдотель ответил:
– Нет, все уже легли спать.
Гамаш знал, что это не так. Кое-кто еще не спал.
– Меня тоже разбудил гром, – сказала мадам Дюбуа. – Я встала, чтобы убедиться, что все закрыто, проверила ставни. Пьер и кое-кто из персонала уже носились по дому. Вы двое были там. Вы помогали.
– Немного. Все двери и ставни были закрыты?
– Они были закрыты еще до того, как я лег спать, – сказал Пьер. – Я всегда перед сном проверяю.
– Но во время грозы некоторые открылись. – Гамаш вспомнил стук ставни. – Они были заперты?
– Нет, – признала мадам Дюбуа. – Мы их никогда не запираем. Пьер несколько лет пытался меня убедить, что нужно сделать запоры, но я до сих пор сомневаюсь.
– Упрямица, – попенял ей метрдотель.
– Наверно, так оно и есть. Но у нас никогда не было никаких проблем. К тому же мы расположены в дикой глуши. Кто может сюда вломиться? Медведь?
– Это другой мир, – сказал Пьер.
– Сегодня я тебе верю.
– Это ничего бы не изменило, – сказал Гамаш. – Джулия Мартин все равно была бы мертва, сколько бы дверей вы ни заперли.
– Потому что тот, кто это сделал, уже находился внутри, – сказала мадам Дюбуа. – То, что произошло здесь вчера вечером, не разрешается.
Это было крайне необычное заявление, и даже голодный Бовуар замер над куском ростбифа на французском батоне.
– У вас есть правило против убийства?
– Есть. Мы с мужем, купив «Охотничью», заключили договор с лесом. Согласно этому договору насильственная смерть не допускается. Мыши ловятся живыми и отпускаются. Птицы зимой подкармливаются, в доме рады даже белкам и бурундукам. Охота и даже рыбалка не допускаются. Мы заключили договор, согласно которому все, что ступает на эту землю, находится в безопасности.
– Экстравагантное обещание.
– Возможно. – Она вымученно улыбнулась. – Но мы шли на это всерьез. Никто не погибнет от наших рук. Или от рук тех, кто здесь живет. У нас целый чердак набит напоминаниями о том, что происходит, когда существа идут друг на друга войной. Бедный ребенок испугался там до смерти. Что ж, это должно было бы напугать нас всех. Но мы привыкли к этому. Мы спокойно относимся к тому, что одно существо забирает жизнь другого. Однако здесь это не допускается. Вы должны найти того, кто это сделал. Потому что одно я знаю наверняка: если человек убил раз, он будет убивать и дальше.
Она энергично кивнула и вышла, за ней молча последовал Пьер.
Гамаш посмотрел на дверь, закрывшуюся за ними. Он, как и мадам Дюбуа, знал это.
Глава тринадцатая
– Миссис Морроу, вы будете завтракать?
– Нет, Клер, спасибо.
Пожилая женщина сидела на диване рядом с мужем, сгорбившись, словно из нее вынули позвоночник. Клара держала маленькую тарелку с куском отварного лосося, нежным майонезом и тоненькими ломтиками маринованного огурца и лука. Любимая еда матери Питера – Клара помнила об этом по тому случаю, когда мать Питера, приехав к ним в дом, попросила подать ей такое блюдо, а им нечего было ей предложить, кроме простого сэндвича. Два художника, боровшиеся с нищетой, редко ели лосося.
Обычно Клара злилась, когда миссис Морроу называла ее Клер. Первое десятилетие их брака она верила, что мать Питера просто плохо слышит и искренне считает, что невестку зовут Клер. Когда их браку пошел второй десяток, Клара поняла, что ее свекровь прекрасно знает, как зовут невестку и какая у нее профессия, хотя продолжает ее спрашивать о какой-то мифической работе в обувном магазине. Не исключалось, конечно, что Питер и в самом деле сказал матери, будто Клара работает в обувном магазине. Клара знала: с Морроу возможно все. В особенности если это помогает скрыть правду друг от друга.
– Может быть, хотите выпить? – спросила она.
– Спасибо, мой муж обо мне позаботится.
Услуги Клары не требовались. Она посмотрела на часы: уже перевалило за двенадцать. Смогут ли они вскоре уехать? Она ненавидела себя за эту мысль, но уж слишком тяжело ей было оставаться здесь. И еще одна мысль, которую она ненавидела даже больше: мысль о том, что смерть Джулии – страшное неудобство. Более того, настоящий геморрой. Ну вот. Она сказала об этом.
Ей хотелось домой. Хотелось оказаться в окружении своих вещей, своих друзей. Готовить свою персональную выставку. И чтобы был покой.
Как погано она себя чувствовала!
Она повернулась – и увидела Берта Финни с закрытыми глазами.
Он спал.
«Спит, черт его побери! Все мы пытаемся как-то совладать с этой трагедией, а он тут дремлет!» Она открыла было рот, чтобы пригласить Питера на террасу. Ей хотелось подышать свежим воздухом, может быть, немного прогуляться в тумане. Что угодно, лишь бы покинуть эту удушливую атмосферу.
Но Питер опять ушел. В свой собственный мир. Он был целиком сосредоточен на движении карандаша. Искусство позволяло ему сохранять нормальное психическое состояние. Искусство было единственным местом, где не происходило ничего, если только он сам этого не хотел. Линии появлялись и исчезали по его собственной воле.
Когда спасательная лодка становится тюрьмой? Когда лекарство начинает работать против тебя? Неужели ее любимый, нежный, ранимый муж зашел слишком далеко?
Как это называется? Клара попыталась вспомнить разговоры с ее подругой Мирной в Трех Соснах. Мирна, по образованию психотерапевт, говорила о таких вещах. О людях, склонных к иллюзиям, замкнутости.
К безумию.
Нет, Клара прогнала это обидное слово. Питер был ранимый, обидчивый, блестящий художник, который нашел механизм психологической защиты, позволявший не только сохранять здравомыслие, но и зарабатывать на жизнь. Он был одним из наиболее уважаемых художников Канады. Его уважали все, кроме членов собственной семьи.
Миссис Морроу купалась в деньгах, но она не купила ни одной картины собственного сына, даже когда они с Кларой чуть ли не голодали. Она предлагала им деньги, но Питер обошел эту волчью яму.
Клара увидела, как Мариана Морроу подходит к пианино. Томас уже оставил инструмент и погрузился в чтение газеты. Мариана села, поправила шаль на плечах, подняла руки над клавишами.
«Отлично, – подумала Клара в ожидании лязга и стука. – Что угодно, лишь бы нарушить эту тишину». Руки Марианы замерли в воздухе, чуть подрагивая, словно она играла на неком воздушном пианино. «Бога ради! – мысленно прокричала Клара. – Хоть что-то они умеют делать по-настоящему?»
Она огляделась и увидела чадо Марианы, пребывающее в одиночестве.
– Что ты читаешь? – спросила она, подойдя к серьезному ребенку, сидевшему у окна.
Дитя показало Кларе книгу. «Мифы, которые должен знать каждый ребенок».
– Замечательно. Книга из библиотеки?
– Нет, мне ее дала мама. Это была ее книга. Вот, видите?
На первой странице Клара увидела надпись: «Мариане в день рождения от мамы и папы».
Клара почувствовала, как слезы снова начали жечь ей глаза. Ребенок уставился на нее.
– Извини, – сказала Клара, промокая глаза. – Глупо с моей стороны.
Клара знала, почему она плачет. Не о Джулии, не о миссис Морроу. Она плакала обо всех Морроу, но главным образом о родителях, которые делали подарки и писали «от». О родителях, которые никогда не теряли детей, потому что детей-то у них и не было.
– У вас все в порядке? – услышала Клара детский голос.
«Странно, – подумала она, – ведь это я подошла к ребенку, чтобы его утешить, а оказалось, что утешение требуется мне».
– Все это очень грустно, – сказала Клара. – Я жалею твою тетушку. А ты? У тебя все в порядке?
Дитя открыло рот, и в ту же секунду зазвучала музыка. По крайней мере, на одно мгновение у Клары возникло такое впечатление.
Она повернулась к пианино. Мариана опустила руки на клавиши, и ее пальцы производили нечто невероятное. Они находили ноты. В нужном порядке. Музыка была удивительная. Мелодичная, страстная и естественная.
Это было прекрасно, но в то же время и типично. Клара могла бы и раньше догадаться. Бесталанный брат был блестящим художником. Непонятно какая сестра была пианисткой-виртуозом. А Томас? Она всегда считала, что он именно то, чем кажется. Успешный менеджер из Торонто. Но его семья жила обманом. Кем он был на самом деле?
Клара оглянулась и увидела старшего инспектора Гамаша – тот стоял в дверях и смотрел на Мариану.
Музыка прекратилась.
– Я хочу попросить всех вас оставаться в «Усадьбе» по меньшей мере еще один день. Может быть, дольше.
– Нет проблем, – откликнулся Томас.
– Спасибо, – сказал старший инспектор. – Мы сейчас собираем вещественные доказательства и улики, и сегодня чуть позже один из моих помощников побеседует с вами. А пока – гуляйте, отдыхайте. Я бы хотел поговорить с вами, Питер. Не прогуляетесь со мной?
