Альберт Баантьер - Убийство в купе экспресса. Сборник.
Я немедленно отправился в Утрехт, отыскал в квартире Луизы старую пишущую машинку, на которой была напечатана эта самая записка, и стал ждать прихода хозяйки.
Мы проговорили с Луизой до полуночи. Она не хотела свидетельствовать против брата, и я ее отлично понимал. Не пожелала она свидетельствовать и против Жана де Турне, который покушался на ее жизнь. — «Этот человек, — сказала она, — и без того уже достаточно наказан, что может быть страшнее, чем пережить собственную дочь».
Я понимал, что без показаний Луизы не смогу предъявить никаких обвинений Полю де Колиньи. Он очень тщательно готовился к своим акциям и был очень осторожен — нигде не оставил ни единого отпечатка пальцев. Конечно, я мог арестовать Луизу как соучастницу преступления, но мне не хотелось этого делать, хотя именно в ее руках находился ключ к разгадке.
После ночного разговора с Луизой я понял, что Поль ни за что не отступит от своей безумной идеи. Поэтому я пошел с Луизой на компромисс: я обещал, что не заведу на нее уголовное дело, а она — не информирует брата о наших действиях. После этого я написал Полю письмо, в котором сообщал, что все знаю и что он должен сам явиться в полицию и во всем признаться, если же он этого не сделает, мне придется арестовать его.
— И вы были уверены, что Поль де Колиньи поспешит выполнить свой последний акт мести… — заключил Фледдер.
— Да, я понял, что он попытается убить Люсьенну Лакруа.
Старый инспектор замолчал и, налив себе еще коньяка, окинул взглядом присутствующих, как бы ожидая их вопросов.
Фледдер облизнул сухие губы.
— А кто же угрожал девушкам по телефону?
— Луиза для этого записала свой голос на магнитофон с замедленной скоростью, чтобы изменить его.
— Где она сейчас?
Де Кок, минуту помедлив, сказал:
— Сегодня утром я отвез ее на аэродром Схипхол. Она улетела в Судан.
— В Судан?
Де Кок кивнул.
— Да, в Кассале есть ортопедический центр, она будет там работать.
— Вы сказали ей, что Поль мертв?
— Да.
— И что же она?
— Как ни странно, мне показалось, что она даже обрадовалась. «Может, это и к лучшему, — сказала она, — Поль стал просто невменяем».
Фред Принс спросил:
— Что бы вы предприняли, если бы сегодня утром Поль де Колиньи не выпрыгнул из поезда?
— Арестовал бы за совершение двух убийств и попытку третьего.
— А что ждало Луизу?
Де Кок озадаченно потер мизинцем нос.
— Боюсь, — сказал он, — что я не сумею ответить на этот вопрос…
Все заговорили разом, и де Кок очень обрадовался этому; он почувствовал, что ужасно устал, и ему захотелось выпить еще, но он подавил это желание.
Поздно вечером гости наконец распрощались и ушли.
После их ухода жена, взяв пуфик, подсела к де Коку. Он выжидательно посмотрел на нее, зная, что у нее всегда найдется в запасе такое, о чем никто другой даже не додумается.
— Почему все-таки в этой истории жертвами стали именно дети? Я имею в виду Стеллу, Сюзетту и Люсьенну? Ведь это не они, а их отцы повинны в смерти Мирей Лоррен?
Де Кок вытащил из бокового кармана пиджака замызганную книжицу небольшого формата.
— Сегодня мне ее передала Луиза. Это старая Библия… Библия Поля…
Старый сыщик полистал Библию и нашел то, что искал:
— Вторая книга Моисеева. Исход. Глава 20, заповедь 5. «Ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов»… — прочел он. — Эти слова подчеркнуты Полем.
Де Кок устало потер затылок.
— И все же правосудие здесь, на земле, — это дело человека, небесное же правосудие — дело Божье. Мирей Лоррен на земле было в этом отказано, значит, оставалось лишь Божье правосудие. И Поль де Колиньи фанатично вершил его, забыв, что является всего лишь человеком…
А. Беркхоф
ТРАКТИР У ОЗЕРА
(Перев. В. Федоровский)
1
Услышав звонок, Пьер снял трубку.
— Пьер? — спросил приглушенный женский голос.
— Да, я, — ответил Пьер, глядя, как кружатся снежинки над крышами домов Гармиш-Партенкирхена.
— Пьер Валенс, репортер?
— Он самый.
— Ну, пожалуйста, скажите что-нибудь еще… хочу убедиться, что это и в самом деле вы, Пьер…
— С кем я говорю? — удивился он. — Мне кажется, я где-то раньше уже слышал ваш голос. Кто вы?
— Вот теперь я убедилась — это действительно ты, дорогой Пьер, — с нежностью произнесла женщина.
Внезапно он все понял и обрадовался. В памяти всплыл Берлин, залитая солнцем заснеженная Курфюрстендамм; ветер, распахнувший полы женского пальто, развевающиеся легкие, светлые волосы. Он вспомнил ее.
— Валерия?
— Да, я.
— Неужели Валерия фон Далау?
— Ну, конечно же. Здравствуй, Пьер.
— Бог мой! Откуда ты звонишь? Где пропадала все это время? Я уж думал, что ты вообще канула в вечность. Чем ты теперь занимаешься? Как живешь?
— О, Пьер, я так рада снова слышать твой голос! Скажи, пожалуйста, мы не сможем увидеться сегодня?
— Конечно. Ты еще спрашиваешь! Как ты меня нашла?
— Прочитала в газете твой репортаж о Ближнем Востоке, а потом позвонила в редакцию и мне сказали, что ты уехал в Гармиш на весь лыжный сезон.
— Взгляни-ка в окно. Настоящая зимняя сказка! Кажется, этот волшебный снег будет идти до утра.
— Да, правда… Надеюсь, ты остановился в том же отеле? Помнишь, как ты примчался ко мне в жуткий снегопад? Ты не мог бы приехать ко мне побыстрей… как тогда?
— Конечно. Где тебя найти?
Вместо ответа в трубке послышались какие-то странные звуки.
— Ты слышишь меня, Валерия?
— Сейчас объясню, как доехать…
— У тебя какие-то неприятности? Что случилось? — Его охватило волнение.
В трубке послышались сдавленные рыдания.
— Валерия! Валерия! Что с тобой?
Пьер растерянно слушал, как она плачет. Он вспомнил, что и раньше поведение Валерии порой бывало загадочным. В Берлине ее иной раз одолевали страхи. Однажды она намекнула, что, возможно, ей придется уехать, но не захотела объяснить, куда и почему.
Это была очаровательная, спокойная и интеллигентная девушка. Одевалась она всегда с безупречным вкусом. Никто не мог заподозрить, что душа ее полна тревоги.
Валерия продолжала рыдать. Наконец, с трудом взяв себя в руки, срывающимся голосом прошептала:
— Пьер…
— Дорогая! Ну скажи мне, что с тобой?
— Я в тупике. Не знаю, что делать…
— Объясни поскорей, как до тебя добраться…
— Помнишь, я как-то рассказывала об озере, где мы с братом катались на яхте. Надеюсь, ты не забыл название?
«Озеро Аммер, — пронеслось в мозгу. — Но почему она не произнесла это название вслух?»
— Нет, не забыл. То самое озеро, в котором мы с Олавом Свенсом купались прошлой зимой. Мы еще пытались переплыть его туда и обратно. Свенсону это удалось, а мне нет. Ты помнишь?
— Да, припоминаю… — сказала она.
— Я правильно тебя понял?
— Да. Там на южном берегу есть часовня. А рядом — трактир «Алте Пост». Его вывеска издали видна. У самого входа телефон-автомат. Давай встретимся в трактире. Найдешь?
— Конечно, найду без труда.
— Хорошо… Очень хорошо…
— Господи, как я рад, что ты объявилась! Где ты пропадала все это время? Почему так неожиданно уехала тогда из Берлина?
— Расскажу при встрече. Приезжай, пожалуйста, побыстрее.
— Лечу. Постараюсь приехать как можно раньше. А ты не торопись, я подожду.
— Договорились. Пока.
Пьер быстро натянул свитер, схватил пальто и выскочил на улицу. Красная «альфа-ромео-2000» стояла перед отелем. Очистив стекла от снега, он круто вырулил со стоянки и помчался в сторону озера Аммер по шоссе, соединяющему Мюнхен с Ландсбергом — это был самый короткий путь.
Почему она не захотела сказать, где находится? Этот вопрос не давал ему покоя. И почему-то не назвала озеро… Чего она боится? Кого?
Снежные вихри, кружившиеся в свете фар, слепили его. Пьер снова вспомнил Берлин, заснеженную Курфюрстендамм, раннее утро и легкое похрустывание снега под ногами, которое приводило Валерию в восторг. Они гуляли вдоль Гедахтнискирхе, после того как целую ночь танцевали, а потом говорили, говорили без конца, словно хотели наговориться на всю жизнь. «Я бы, наверное, никогда не познакомился с ней, — подумал Пьер, — если бы Малколм Витте из „Дейли телеграф“ не попросил меня занести ему в редакцию последний журнал мод. По дороге я просмотрел все ее фотографии. И вдруг она неожиданно появилась сама в редакции… Улыбаясь, прошла мимо… Боже, до чего она была хороша!»
Интересно, смогла бы она стать знаменитой за столь короткое время, если бы не принадлежала к высшей немецкой аристократии? Некоторые утверждали, что она прославилась именно благодаря своему титулу. Не каждый же день графиня становится фотоманекенщицей. Пьер был не согласен с этим. Рано или поздно, но известность к Валерии неизбежно пришла бы.
