Фридрих Незнанский - Воронежские страдания
— Александр Борисович, я понимаю смысл ваших вопросов. Скажу так: делаем все.
— И сейчас?
— И сейчас, — ответил полковник, и Турецкий услышал в его голосе нотку самодовольства.
— Молодцы, — коротко заключил Александр Борисович.
— Рад слышать. Еще вопросы?.. Если вы насчет… э-э, вчерашнего вечернего эпизода?..
— Нет, я же знаю, и на старуху бывает…
— Да, — вздохнул полковник, — что поделаешь… Век живи…
— Вы постарались, надеюсь, по поводу фиксации?
— А как же! И мобильный — под контролем.
— Я у вас не буду показываться. Без надобности. Выйду у городской прокуратуры, не сочтите за труд, пусть ребятки посмотрят.
— Будет сделано.
— Спасибо и всего доброго, номер моего мобильного у вас, вероятно, уже имеется, если что. Пока, всего хорошего.
— И вам не хворать, — явно уже улыбнулся, судя по голосу, полковник.
— Да, простите, при случае, спрошу: нет ли у вас родственника — Алексея Петровича? И по фамилии, и по системе? Первое главное…
— При случае, отвечу: точно, нет.
— Ну и хорошо, значит, как в том анекдоте, даже и не однофамильцы.
— Ха!.. А что, хороший человек?
— Не то слово.
— Рад за вас.
— Всего доброго.
Турецкий вернул трубку хозяину.
— Ну что вам сказать, — заговорил «скучным» голосом Александр Борисович, — не вижу причин сомневаться в правильности действий вашего шефа безопасности.
— Я не понял насчет городской прокуратуры…
— А, да. Я хотел попросить вас высадить меня где-нибудь поблизости от городской прокуратуры. Там в восемь часов — это через пятнадцать минут — начнется совещание, и мне надо быть на нем. А как только закончится, я вам сразу позвоню. Если киллер обнаружится, ведите себя, как договорились: спокойно, без паники, соглашайтесь на его пожелания. Дом ваш, как я понял, охраняется грамотно, вчерашний эпизод не повторится. Так что давайте до завтра, а я тут кое-что предприму — по своим каналам…
Водитель, по указанию Корженецкого, высадил москвича на перекрестке и показал, куда идти. Сам быстро уехал, выполняя, вероятно, четкие инструкции полковника Кротова. Турецкий спокойно перешел через тихую улицу по пешеходной «зебре» и вошел в старинное здание, в котором размещалась прокуратура.
Дежурный подержал в руках удостоверение, вернул и отдал честь.
Совещание уже началось. Но выступавший в форме майора юстиции остановился, и все дружно обернулись к вошедшему. Александр Борисович вежливо поклонился, — было здесь человек десять, не меньше, наверное, те, кто задействован в расследовании, — и, отдельно кивнув Петру с Антоном, уселся на свободный стул. Сумку небрежно бросил у ног.
— Извините, господа, — улыбнулся он, — если можно, продолжайте. Потом отвечу на ваши вопросы, если они будут.
— Мы подбиваем некоторые итоги, Александр Борисович, — сказал выступавший, но вы пока, если желаете, можете полистать те материалы, которые уже имеются.
— Желаю и с удовольствием, — кивнул Турецкий, принимая папку с документами. — Спасибо, я — по ходу… — И он углубился в чтение.
Словом, когда Смородинов — Турецкий понял, кто это, — закончил свое сообщение, Александр Борисович уже успел бегло просмотреть главные материалы — акты криминалистических и судебно-медицинских экспертиз, протоколы осмотров мест происшествий — таких было три, свидетельские показания относительно «действующих лиц», подозреваемых в совершении преступлений, протокол допроса одного из участников нападения на спортсмена, задержанного на месте преступления, несколько листов показаний иностранных студентов, касавшихся исключительно их собственных проблем, и так далее. В принципе, немало. Но, с другой стороны, читая и одновременно слушая говоривших сыщиков и оперативников, Турецкий видел, что зацепки, и довольно крепкие, на первый взгляд, у них вроде бы появились, однако вместе с тем возникли и новые трудности. Никакой ясности, как было заметно, не появилось с визитом дипломата в Воронеж, а ведь именно этот факт и являлся основной причиной расследования возбужденного уголовного дела.
И, когда выступавшие исчерпали свои возможности и обратили внимание на молчавшего Турецкого, он закрыл папку, аккуратно и неторопливо перевязал тесемочки и только после этого поднял голову. Смешно поправил указательным пальцем очки на переносице и чуть скривил в улыбке губы:
— Так кто ж мне объяснит наконец, какого черта здесь делал этот гребаный дипломат?
Хмыкнул милицейский полковник и одобрительно, как показалось Александру Борисовичу, покрутил головой. Прыснул философ Щеткин, а Антон, наоборот, насупился, как будто это была его личная недоработка. У Смородинова, как и у остальных, чуть приоткрылся рот. Вопрос словно застрял в губах.
— Никто не может? — повторил Турецкий. — Жаль. А чего тогда собрались?
— Нет, ну, Саш, — Плетнев немного покраснел даже, — надо же свести то, что уже наработали!
— Ну да, как-то… — вразнобой раздались голоса.
— А что такого? — удивился Турецкий. — Ну, наработали. И хорошо. Правильно. С версиями этими… пока не запутались, — это он так отреагировал на выступление Плетнева, как раз и освещавшего этот вопрос. — А чего, непонятно, с фотороботом тянете? Я бы давно уже показал его в местных новостях по телевидению. А прохожим под нос совать: знаете — не знаете, можно и до морковкина заговенья дотянуть, толку-то что? Толку-то что, Петь? А если он только ночью здесь появляется, а днем — совсем в другом районе? Так его ж никто никогда и не узнает. А касаясь конкретно вопроса о фотороботе… о субъективном портрете, — поправил себя Турецкий, — пока я, честно говоря, индивидуальных, доминирующих признаков здесь просто не нахожу. Слишком общо. А между тем, как я понимаю, этот ваш упорный задержанный их может назвать. Но не хочет. И я понимаю, почему.
— А вот мне очень интересно, — вклинился Плетнев, которого слова Саши крепко задевали: делали, делали, а, выходит, ничего нет? Но так ли уж?
— Антон, только честно, вы с ним работали?
— Ну а как ты думаешь? — даже возмутился Плетнев.
— Ага, — кивнул Турецкий с улыбкой, — извини, я огрубляю: кулак свой предъявлял, дать в лоб обещал, судьбу рисовал тяжелую, так?
— Да ладно тебе, — смутился Плетнев, а Смородинов, — заметил Александр Борисович, — тихо хмыкнул, как бы про себя, и прикрыл ладонью глаза, будто задумался, и Турецкий увидел, что попал в цель.
— Ошибочка вышла, дорогой товарищ и друг, — съерничал Турецкий. — Не по лбу стучать надо было, а совсем наоборот, рассказать ему, как вы, вот прямо сейчас, на этом месте, сфотографируете его и покажете всему городу с экранов телевизоров. И сообщите, что перед ними — жителями Воронежа — очень опасный преступник, подозреваемый, — подчеркнул Александр Борисович, — в ряде убийств, изнасилований и прочих гадостей. Причем несколько раз на протяжении дня покажете. И завтра, и послезавтра. И с подробными комментариями. И просьбами к жителям города опознать его и немедленно сообщить ближайшему же милиционеру, а если фамилии кто не знает, может, слышал кличку. Среди этих бегает он, которые в черных кожаных куртках по ночам на студентов охотятся. Скинхедами себя называют, а исповедуют философию фашизма и бандитизма. Опознавайте, пока не поздно, граждане дорогие! Пока он сам или кто-то из его дружков снова не убили кого-то. Не изнасиловали и прочее. А ему сказать, что как только информация трижды повторится во всех новостях, его выпустят на волю, но посреди дня и под подписку о невыезде. Опять-таки, объявив об этом по телевизору. Чтоб люди собрались посмотреть. Так как пока, — Турецкий снова подчеркнул слово, — конкретных обвинений лично ему милиция не предъявляет, а тот татарин, или кто он там, забрал свое заявление, поскольку считает неудобным для себя, известного и уважаемого в городе спортсмена, да просто гражданина, связываться с сопляком и подонком.
Все молча смотрели на Турецкого.
— Я уже что-нибудь противозаконное сделал? — спросил он, улыбаясь.
— Ну, знаете, Александр Борисович, — с уважением протянул полковник, — всего ожидал, но чтоб так? Да чего ж мы сидим, мужики? Уже б сто раз этот сукин сын на колени падал, умоляя не губить! Что ж мы такие инертные?
— Я тоже думаю, — кивнул ему Турецкий, — что он, когда поймет, чем ему это грозит, сам охотно сдаст своего подельника. Он разве не понимает, как с ним народ поступит? И этот ваш… — он ткнул пальцем в оттиск фоторобота — так засуетится, что… дальше сами фантазируйте. А если тут еще имеется и политика, в чем не уверен, но — мало ли, то и сами политики сильно волноваться станут. И тогда неизвестно, от кого скорее бежать придется этому «пацану»: от нас или от своих. Не знаю, я бы пошел на обострение. А так… смотрите… ваш город…
— Кстати, и дипломата того нужно проверить, — сказал один из присутствующих.
