Уильям Лэндей - Мишн-Флэтс
– Мне просто дали на хранение.
– Хранение, продажа – один черт. В любом случае состав преступления. Шестнадцать грамм есть шестнадцать грамм. Тянет на три хороших года.
Парень скорчил кислую физиономию. Ему было не до лекций.
– Майкл, попробуй выскочить из этого дерьма, пока не поздно. Я тебя поддержу. Если все повернется как надо, тебя вообще могут выпустить.
– А если нет?
– Тогда три года без права досрочного освобождения. А ты как думал? У нас, дружок, война наркотикам объявлена, не слыхал?
– У меня двое детишек, Гиттенс. Я не могу оставить их на три года. Я их и на три дня оставить не могу! У тебя есть дети, Гиттенс?
– Есть.
– Ну тогда ты меня поймешь.
– Я же тебе предлагаю выход, а ты упираешься.
– Ага, выход. Ногами вперед.
– Я тебе обещаю – они ничего не узнают и тебя никогда не достанут.
– Узнают, узнают! От них ничего не скроешь!
– Откуда? Твое имя не будет указано ни в одном из протоколов. Клянусь. Ты меня знаешь, разве я когда тебя обманывал?
– Они пронюхают. Сто процентов.
– Если мы с тобой сделаем все правильно, ни одна собака не проведает.
Парень тяжело вздохнул.
– Ладно, – сказал он. – Но только в последний раз. Я этим дерьмом сыт по горло.
– Хорошо, Майкл, в последний раз.
– После этого я соскакиваю. И чтоб ты меня больше не дергал! Ни по какому поводу!
– Хорошо, без вопросов.
– А что прокурор скажет?
– Без него обойдемся. Пока я прокурору на стол бумагу на тебя не положил – никакого дела не существует. Так что единственное дело, которое мы сейчас имеем, – это дело между мной и тобой. А на меня можешь положиться, я тебя не продам.
– Не врешь?
– Не вру. Прокурор твоего имени никогда не услышит.
– Только заруби себе на носу – в последний раз.
Гиттенс кивнул:
– Ладно. А теперь вставай, выворачивай карманы – сам знаешь всю процедуру-дуру.
Гиттенс подозвал одного из детективов в штатском – быть свидетелем при обыске. Те лениво подошли. Таким образом – для будущего протокола – был зафиксирован факт, что Майкл не имел при себе ни денег, ни наркотиков. Затем Гиттенс вынул две двадцатки, записал себе в блокнот их номера и передал их Майклу.
– Купишь один «нокаут» – понял? – сказал Гиттенс. – Ни на что другое не соглашайся. Нам нужен только «нокаут». И сделай так, чтоб деньги от тебя взял непосредственно Верис. Это такой верзила в красной рубахе, который...
– Да знаю я его, знаю.
– Хорошо, Майкл, с Богом. Мы за тобой внимательно наблюдаем.
Затем Гиттенс повернулся ко мне и Келли.
– Ну, спектакль начинается. Занимайте лучшие места.
Мы легли у кромки крыши и стали смотреть вниз. У Гиттенса с собой был бинокль.
Отсюда хорошо просматривался Эхо-парк. Как и все в Мишн-Флэтс, Эхо-парк никак не соответствовал своему громкому названию. Не было никаких поросших травой и кустарниками холмистых склонов, никаких живописных рощиц, где могло бы гулять эхо. Грязный замусоренный сквер с десятком-другим деревьев, с разбитыми скамейками и загаженным фонтаном в центре.
Ничего особенного я не заметил. По парку слонялись пять-шесть молодых бездельников. Изредка его пересекал кто-нибудь быстрой походкой – чтобы сократить путь с улицы на улицу. Словом, безжизненное место. Мне было ясно, что сегодня никакой торговли тут не происходит.
– А что такое «нокаут»? – спросил я.
– Героин с какой-то дрянью, – пояснил Гиттенс. – В последние недели на этот «нокаут» мода. Одного парнишку уже нокаутировал насмерть.
– Послушайте, неужели в Эхо-парке действительно торгуют наркотой? – спросил я. – Ведь тут все как на ладошке, со всех сторон видно! Странное место для тайных сделок!
Гиттенс улыбнулся моей наивности.
– Именно потому и выбрано, – сказал он. – Все как на ладошке, со всех сторон видно! Значит, полиция не сможет выскочить из-за куста или из-за угла. А то, что мы видим процесс купли-продажи и при желании можем даже заснять – это ничего не значит. Суду нужны материальные улики – наркотики или меченые деньги в кармане. Значит, мы должны поймать на горячем. А пока мы на подходе, их ребята, стоящие на шухере за три квартала с каждой стороны, уже пересвистнулись по цепочке – и все благополучно выброшено. «Это чье?» «Без понятия». Так и уезжаешь несолоно хлебавши.
Тут в ближний от нас угол парка вступила женщина средних лет. Темнокожая, болезненно тощая, в пестром платье. Она поздоровалась с одним из парней, слоняющихся по парку. Парень с веселой улыбкой приветствовал ее. Он был настолько рад ее видеть, что пожал ей руку, а потом и обнял.
– Этот лоботряс – «встречающий», – пояснил Гиттенс. – Его работа – направлять клиентов. Он болтается у входа в парк. Если видит по глазам, что человек не случайный прохожий, то спрашивает его: «Что ищешь, дружище?» Он же должен производить отсев: угадывать, кто из полиции, кто подсадная утка, кто досужий любопытный. Того, кто не вызвал его подозрений, или давнего знакомого он направляет дальше – сесть на одну из скамеек. Сам он особым свистом оповещает других о клиенте.
Тощая негритянка в пестром платье действительно прошла дальше и села на скамейку, на которой уже сидел широкоплечий атлетического вида темнокожий парень в красной рубахе.
Гиттенс продолжал комментировать:
– А тот, к кому она подсела, диспетчер. Джун Верис собственной персоной. Парень из шайки Брекстона. И его личный друг с малых лет.
Джун Верис сидел выше покупательницы – на спинке скамейки.
Он перебросился с женщиной несколькими фразами. Она сунула правую руку себе в карман. Затем произошло то, что с расстояния выглядело как рукопожатие.
– Все, деньги у Вериса, – сказал Гиттенс.
Джун Верис встал и вразвалочку пошел прочь.
Через полминуты в сторону женщины, которая осталась сидеть на скамейке, направился третий парень из тех, что ошивались в парке. Он двигался особенной, модной среди приблатненных пританцовывающе-прыгающей походкой – такая враз не появится, ее нужно тренировать перед витринами магазинов.
– А это «подающий», – пояснил Гиттенс.
«Подающий», проходя мимо скамейки, что-то небрежно бросил в мусорный ящик.
Еще через полминуты женщина забрала из мусорного ящика то, что туда было брошено, и с просветленным лицом заспешила прочь из парка. К этому моменту поблизости никого из троицы, работавшей с ней, уже не было. Они разлетелись по дальним углам парка.
– «Подавать» – самая опасная работа, – сказал Гиттенс. – Он единственный прикасается к товару, сводя до минимума риск для остальных. Если мы схватим «встречающего» или диспетчера, нам им нечего предъявить. Тут может помочь лишь информатор или работающий под прикрытием полицейский. А «подающий» имеет при себе наркотик, то есть улику. Чем больше он при себе имеет, тем больший срок грозит. Поэтому доз у него минимум. Продал – идет на «кухню», которая обычно находится в квартире неподалеку, там пополняет запас и идет работать дальше. Эти «кухни» мы более или менее регулярно вычисляем и прикрываем. Но стоит одну прихлопнуть, как открывается новая. Дурацкая бесконечная игра.
– А какова роль Брекстона? – спросил я.
– Он мозг всего предприятия. Всем руководит-заправляет. Очень толковый парень. Повернись жизнь иначе, запросто окончил бы гарвардскую школу бизнеса и стал бы отличным менеджером. А так – вот эта смердятина. Правда, организованная по высшему классу.
– Очень толковый... убийца, – сказал я.
– Убийца не убийца, а менеджер от Бога, – усмехнулся Гиттенс.
И тут появился наш парень – Майкл. Я взял у Гиттенса бинокль.
Теперь мне все было понятно и без объяснений Гиттенса.
«Встречающий» подошел к Майклу на краю парка. Никаких улыбок или объятий. То ли лично его не знал, то ли заподозрил что. Так или иначе, их беседа затянулась на минуту-другую. В итоге наша «шестерка» усыпила бдительность «встречающего», и тот пропустил Майкла дальше.
Майкл сел рядом с Верисом – и Верис, именно Верис, как Гиттенсу и хотелось, принял от Майкла две двадцатки, номера которых имелись в записной книжке Гиттенса.
Сразу же после этого Верис подхватился и пошел прочь. Через некоторое время мимо скамейки прошел-протанцевал «подающий» и бросил пакетик в мусорный ящик.
Через минуту Майкл вышел из парка.
– Еще один удовлетворенный клиент, – сказал со смехом Гиттенс.
Через несколько минут Майкл появился у нас на крыше.
Он вывернул карманы. Денег при нем уже не было, а был полиэтиленовый пакетик. Таким образом, «контрольная покупка» свершилась.
На пакетике стоял штамп – красная боксерская перчатка. «Нокаут»!
– Давай, Мартин, командуй начало, – сказал один из копов в штатском. – Пора брать.
– Нет! – решительно отрезал Гиттенс.
– Да чего тянуть-то? Надо брать!
– Я сказал – нет!
И мы стали ждать.
Спустя минут двадцать – двадцать пять и тремя-четырьмя клиентами позже Гиттенс наконец скомандовал в передатчик:
