Алексей Макеев - Капитан пиратского брига
– Нет, ты постой про Домового, с ним и так ясно все. – Кабан покраснел, низкий лоб покрылся бисеринками пота. – Это что же получается: вчера – Дусеньку, а там, глядишь…
– Я все думал, когда до тебя дойдет, – недовольно буркнул в усы Ахмед. – Тут просто: или мы, или он. Я этой обезьяне, – в речи кавказца сильнее прорезался акцент, он явно волновался, – Муллу никогда не забуду!
– А я Ковбоя не прощу. – Мордва плеснул себе с треть стакана водки, выпил в одиночку, никому не предлагая, закусил.
– Так ты же, Мордва, Ковбоя сам пришить грозился, – недоуменно уставился на него Кабан – похоже, самый дураковатый из собравшихся.
– Вот именно. И пришил бы. Я. А не кто-то другой, – спокойно ответил Мордва.
– Словом, всё согласны, – подвел итог Шкалик. – Надо его валить: и с откатом дело паскудит; и если не мы его, то как бы не он нас. Поодиночке.
– Легко сказать! Тоже не пацан, за день такое не обштопаешь, а он как про Домового прослышит, так на бэтээре по городу ползать начнет.
– На ментовню у него завязка, помните: с "Кольт и винчестер", никто не верил, что генерал подпишется, а поди ж ты!
– И охрана на Княжеской улице крутая, он их кормит от пуза, хрен перекупишь! Дома – то же самое.
Авторитеты возбудились, перебивали друг друга. Тема разговора явно никого равнодушным не оставила. Слышал бы Виктор Владимирович, порадовался бы столь высокой "экспертной оценке" своей службы безопасности.
– Есть идея, – весомо сказал Шкалик. – Можно его через бабу вытащить.
– Ирку, что ли?! – Кабан весело заржал и сделал непристойный жест. – Да десять раз он штуцер на ту Ирку забил, еще спасибо скажет!
– Не Ирку. Здесь ты прав, он спит и видит, как бы от нее избавиться. Но вот за поблядюшку свою новую он тебе спасибо не скажет. Запал на эту, как ее там? Викторию, что ли, как молодой.
– А ведь верно, – подтвердил усатый Ахмед. – И до меня такой слушок дошел. Грех не попробовать. Заодно посмотрим, откуда у поблядюшки ноги растут. Может, по-другому устроена, а?!
– За что не люблю вас, черножопых, вечно вы дело с траханьем путаете! – неодобрительно проворчал Мордва. – А спроворим мы так…
* * *На следующее утро дождь, который, как огромная кошка, всю ночь царапался по крыше добротного загородного дома, немного утих. К позднему ноябрьскому рассвету похолодало, потянуло ветерком с севера.
Виктор не любил этот дом, и просыпаться в этой кровати он не любил, но Кьюша раскапризничалась, отказалась оставаться на ночь в городе. На природу ее потянуло… В ноябре-то! Воспоминания, понимаешь ли, нахлынули трогательные, как он на этой вот койке ее впервые трахнул. Баранов усмехнулся.
– Кьюша! – позвал он ее, спуская голые ноги с кровати и нашаривая любимый махровый халат. – Неужто лопаешь втихаря с утра пораньше? Смотри, разжиреешь, так в отставку отправлю!
Кьюша, Королева Виктория, Queen, Q: вот и получилось никому, кроме них, не понятное – Кьюша. Помнится, поначалу они часто смеялись над этим нехитрым совпадением имен: Виктор и Виктория.
– Присоединяйся, байбак! – донеслось с кухни. – Я тут драники нажарила, хотя какие на кацапском сале драники… Та свинья небось от голодухи околела.
Баранов запахнул халат и решительно двинулся на кухню. Так, а кроме фирменных хохляцких драников, что-нибудь светит? Как там в холодильнике: осталось что с прошлого раза? Он давно, уже около года назад, купил Вике отличную двухкомнатную в центре, но вот поди ж ты, прикипела она к этой, далеко не самой лучшей, загородной его берлоге. Еще и хрен доедешь по такой погоде, с гримасой отвращения вспомнил он вчерашнюю обледенелую дорогу и густой, даже мощными фарами его "Форда" непробиваемый туман. Здесь-то уют, конечно. Воспоминания опять же… Гм, да-а! Было, было что вспомнить…
Тот первый раз… И знакомы-то были: хорошо, если два часа, а вот сразу же согласилась ехать с ним куда угодно. Еще подсмеивалась потом, соблазнителем-Казановой называла. От слова "казан"… Виктор все прекрасно помнил, забудешь такое, как же! Она кончила с бесстыдным, каким-то кошачьим гортанным воплем и в плечи ему вцепилась, как дикая кошка в полевку. Он же чувствовал себя зверем, пещерным медведем, который вот только что завоевал громадную территорию, и все самки этой территории – все, а не одна – отныне принадлежат ему. Все в одной, которая только и может быть под стать зверю-хозяину! Суперсамка…
Баранов тряхнул головой, отгоняя грешные мысли. Нельзя же только и делать, что… Поесть тоже надо. И выпить не мешало бы.
…Через полчаса он, насытившийся и умиротворенный, потягивал ароматный, горячий "Сантос", сдобренный двумя столовыми ложками рижского бальзама.
Виктор блаженствовал. Из допотопного двухколоночного Panasonic'a (не тащить же в эту глушь приличную аппаратуру) слышались ностальгические риффы Ричи Блэкмора. За окошком резкий, холодный ветер гнул и трепал голые кусты сирени, тыкался в стекло редкими снежинками, а тут! И Кьюша на коленки к нему присела, за шею обняла, вот и пей кофе!
– И когда ж ты, коханый мой, – острыми ноготками она щекотала его шею, – со своею выдрой разведешься?
Виктор огорченно вздохнул и попытался высвободиться из ее объятий. Нет, ну снова! Почему все проклятущие бабы одинаковы, а? Даже лучшие из них! Откуда столько жлобства?
– Кьюша, да сколько можно одно и то же, нервы у меня есть или нет?! Была у волка одна песня…
– Одно и то же, говоришь? – Виктория убрала руку с барановского затылка, резко встала. – У нас пословица есть: "Як дитина не плаче, так мати не баче!" А я, кстати, из дитячьего возраста уже вышла.
– Жди.
– Сколько? Это уже не у нас, а у англосаксов надменных: "Покуда травка подрастет, лошадка с голоду помрет!"
– Это ты с голоду помираешь?! – Виктор аж петуха пустил от возмущения. – Ты?! Да я на тебя извел…
Он резко осекся, понимая, что заехал куда-то не туда.
– Прав Генка Епифанов, хоть сволочь он, когда тебя купчишкой дразнит, – бросила она через плечо таким презрительным тоном, что Виктора зацепило всерьез.
– А ты, ты… – Горло его перехватил спазм.
– Ну кто? Не стесняйся, меня матерком не напугаешь. – Она развернулась лицом к Виктору. – Я как бы сама тебя по-простонародному не приложила, коханый мой.
Карие глаза загорелись, щеки вспыхнули, и она стала такой чужой и такой красивой, что ему захотелось немедленно, прямо здесь, на кухне, содрать с нее к чертовой матери эту дурацкую тряпку, заломить ей руки, вцепиться зубами в ямку чуть ниже затылка и…
Через мгновение он уже сжимал ее так, что, казалось, не вырваться.
Казалось. Какая сволочь научила ее этому удару? Виктор сдавленно мекнул, тяжело свалился на стул, едва сдерживая крик боли: в паху, как бритвой, резанули.
Она подошла к окошку и минут пять неподвижно стояла у него, глядя на стылый осенний дворик. Сзади тихонько покряхтывал директор, шеф, депутат и крутейший мен Виктор Владимирович Баранов. Затем вновь повернулась к нему, улыбнулась:
– Ладно уж, иди ко мне, половой гангстер. Пожалею, как только я умею, Чикатило недоделанное!
…Баранов прекрасно осознавал: с Кьюшей он влип крепко. Что называется "подсел", как наркоман на иглу. Уже год с лишним его не переставала изумлять ее адская, запредельная ненасытность и своя собственная неутомимость, где там Казанове хваленому! Вот и сейчас, после дурацкой сцены на кухне, он пришел в себя в той же самой постели, из которой вылез час тому назад. Кьюша рядом, мурлычет ласково. Довольная. Нет, отказаться от этой женщины он не может, не хочет и не откажется! Хотя стервозности в ней, конечно…
Ленивые размышления Виктора на вечную тему "почему мир устроен так, что все бабы – стервы, и как в таком мире жить нормальному мужику" прервало назойливое курлыканье мобильника. "И здесь достали", – с досадой подумал Баранов, протягивая руку к прикроватной тумбочке, на которой лежало проклятое устройство связи. Стационарного телефона в этом загородном гнездышке не было, а свой сотовый он отключил еще вчера вечером. Имеет он право отдохнуть и расслабиться?! Включил, когда в первый раз вставал и к Кьюше позавтракать выходил. А зря включил, холера б его!
– Смольный на проводе, – буркнул Виктор в трубку.
Этот его номер был известен только ограниченному кругу "ближних бояр", можно было и почумиться. Однако поправлявшая растрепанные волосы Виктория с одного взгляда определила: случилось что-то поганое. Вон как у "коханого" физию перекосило, чуть зубами не скрежещет! Это кто ж до миленочка дозвонился?
– Вот некстати-то… Угораздило ж его! Да помню я, что ты предупреждал, помню. Накаркал, ворона хренова! Ладно, собирай штаб. Я буду, – Виктор взглянул на мерцающий циферблат электронных часов мобильника, – минут через сорок. И не пей ты с самого утра хоть сегодня, Христом-богом прошу! Ведь так же закончишь…
