Иэн Рэнкин - Заживо погребенные
– Я снова привезла сюда Джэн… – Кивком она указала на комнату, где секретарша Марбера перебирала бумаги. – Она сказала, что хотела сразу приступить к работе. Вот тут-то я и заметила.
– Заметили что? – спросила Шивон.
– Понимаете, у Эдди была картина, которую он очень любил. Какое-то время он держал ее дома, а потом собирался повесить у себя в офисе. Поэтому я и не сказала ничего, хотя заметила, что ее нет в доме. Но, по словам Джэн, опасаясь того, что ее могут украсть из галереи, он снова привез ее домой.
– А не мог он ее продать? – предположил Хайндз.
– Не думаю, Дэвид, – покачала головой Бессан. – Но как раз сейчас Джэн и проверяет это…
Шея Хайндза побагровела; он почувствовал на себе удивленный взгляд Шивон, озадаченной тем, что Бессан назвала его по имени.
– И что это за картина?
– Раннее полотно Веттриано… Автопортрет с обнаженной натурой, стоящей позади и отражающейся в зеркале.
– А размер картины? – спросил Хайндз, доставая записную книжку.
– Что-нибудь сорок на тридцать дюймов… Эдди приобрел ее лет пять назад или чуть раньше, как раз перед тем, как цены на работы Джека взлетели до небес.
– А сколько она может стоить сейчас?
Она пожала плечами.
– Ну, тысяч где-то тридцать-сорок. Вы думаете, ее украл тот, кто убил Эдди?
– А как вы думаете? – задала встречный вопрос Шивон.
– Знаете, ведь у Эдди есть работы Пеплоу и Белланика, Клее-младшего и пара превосходных эстампов Пикассо… – Она, казалось, была в замешательстве.
– Значит, эта картина была не самым ценным экспонатом коллекции?
Бессан покачала головой:
– А вы уверены, что она пропала?
– Ее нет ни здесь, ни в доме… – Она растерянно смотрела на них. – Не знаю, где еще она может быть.
– А может, у мистера Марбера есть еще какое-нибудь жилье или вообще помещение в Тоскане? – предположила Шивон.
– Он проводил там лишь один месяц в году, – возразила Бессан.
Шивон задумалась.
– Надо уточнить эту информацию. Где-нибудь есть фотография этой картины?
– Возможно, в каталоге…
– Миссис Бессан, а вы бы не могли еще раз съездить домой к мистеру Марберу, чтобы удостовериться окончательно?
Синтия Бессан кивнула, затем, бросив взгляд на Хайндза, спросила:
– Мне придется самой туда добираться?
– Я уверена, Дэвид будет рад вас подвезти, – заверила ее Шивон, наблюдая, как кровь снова и снова приливает к шее Хайндза.
8
Войдя в аудиторию, Ребус увидел, что вся группа обступила Арчи Теннанта. Сам Теннант сидел на стуле, а учащиеся сгрудились позади, стараясь через его плечо заглянуть в листок, который он им читал.
– В чем дело? – спросил Ребус, вытаскивая руки из карманов пиджака.
Прервав чтение, Теннант ответил:
– Документик на Ричарда Дики Даймонда. Твои амигос из Лотианского управления только что прислали по факсу.
– Кто бы мог ожидать от них такой прыти?
Подойдя к окну, Ребус наблюдал за автомобилем, двигающимся по проезду к выезду на шоссе. Должно быть, это Стрэтерн ехал домой: водитель впереди, пассажир сзади.
– Ну и фрукт этот твой Дики, – объявил Фрэнсис Грей.
– Он вовсе не мой, – возразил Ребус.
– Но ведь ты его знал? Несколько раз задерживал?
Ребус утвердительно кивнул. Отрицать было бессмысленно. Он сел по другую сторону стола, лицом к своим товарищам.
– Я думал, ты ответишь, что практически не знал, – язвительным тоном произнес Грей, глаза его при этом странно бегали.
Теннант перевернул страницу.
– Я еще не дочитал до конца, – обратился к нему Там Баркли.
– Читай быстрее, а то читаешь чуть не по складам, – осадил его Грей, но Теннант передал листок Баркли.
– Я бы сказал, что знал его очень мало, – продолжал Ребус, отвечая на реплику Грея.
– Ты же его дважды арестовывал.
– Грей, я арестовывал чертову тьму народа. И не все из них становились мне закадычными дружками. Он пырнул ножом какого-то парня в ночном клубе, потом налил бензина кому-то в почтовый ящик. До суда, насколько мне известно, дошло только последнее дело.
– Ты рассказываешь нам то, что нам уже и так известно, – заметил Джаз Маккалоу.
– А иначе и быть не может, ты ведь такой мозговитый, Джаз, и тебя ничем не удивить.
Маккалоу, а также и все остальные внимательно посмотрели на него.
– В чем дело, Джон? У тебя что, критические дни или это недомогание по другому поводу? – подал голос Стью Сазерленд.
– Может, Андреа не поддалась его чарам, а, Джон? – предположил Фрэнсис Грей.
Ребус посмотрел в глаза, наблюдавшие за ним, затем выдохнул давно сдерживаемый в легких воздух, и на его лице появилась покаянная улыбка.
– Простите меня, парни, простите. Я действительно малость не в себе.
– Именно по этой причине вы и оказались здесь, – вразумляющим тоном объявил Теннант. И, ткнув пальцем в лежащую перед ним папку, спросил: – Этот парень больше не попался?
Ребус пожал плечами.
– И смылся еще до того, как прибыли вызванные на помощь сотрудники уголовной полиции из Глазго?
Ребус снова пожал плечами.
– Смылся или попросту скрылся, – как бы про себя произнес Алан Уорд.
– Ты еще здесь, Алан? – притворно изумился Грей.
Ребус внимательно посмотрел на обоих. Они, казалось, не особенно симпатизировали друг другу. Интересно, подумал он, может, Алан Уорд уже созрел, чтобы сдать своего подельника. Нет, это более чем сомнительно. А с другой стороны, среди трех подозреваемых негодяев он явно самый неопытный…
– Все понятно, – объявил Там Баркли. – Даймонд, должно быть, совершил самоубийство. Но как бы то ни было, сам собой напрашивается вывод, что ему было кое-что известно… А может, он сделал это, испугавшись, что кто-то так подумает.
Ребус был почти уверен, что утром Баркли первым делом принял таблетку психостимулятора. Теннант снова ткнул пальцем в папку.
– Сейчас это не более чем исписанная бумага. Она не дает никакой информации о том, что происходило с Даймондом в течение трех следующих лет.
– Можно разослать его данные, возможно, мы что-то узнаем о нем от других полицейских подразделений, – предложил Джаз Маккалоу.
– Хорошая мысль, – согласился Теннант.
– Но вот об одном в этой папке почему-то нет ни слова, – задумчиво произнес Фрэнсис Грей, – кто были подельники Дики Даймонда. Ведь если такой, как он, вдруг исчезает, всегда существует кто-то, кому это известно. Тогда они, возможно, и не были расположены говорить, но теперь, по прошествии времени…
– Вы хотите поговорить с его подельниками? – спросил Теннант.
– Хуже от этого не будет. Время идет, языки понемногу развязываются…
– Так мы можем запросить Лотианское управление…
Грей поскорей перебил Стью Сазерленда, предлагавшего прибегнуть к помощи коллег.
– Я уверен, что наши друзья на востоке знают об этом больше. – Повернувшись к Ребусу, он добавил: – Ты согласен, Джон?
Ребус кивнул:
– Сейчас они занимаются делом Марбера.
– Тоже довольно интересное расследование, – согласился Грей и, хитро улыбнувшись, добавил: – Но и оно не пришлось Джону по вкусу; как говорится, на вкус да на цвет товарищей нет.
Все заулыбались, А Грей, обойдя вокруг стола, остановился и заглянул в глаза Теннанту.
– А вы, сэр, как считаете? Стоит пожертвовать парой дней, чтобы прокатиться в Старую коптилку? [12] Просто вам, а может, нам надо туда позвонить. – Сказав это, он развел руками и пожал плечами.
– Наверное, если мы позвоним сегодня во второй половине дня, то завтра к этому времени получим ответ, – подумав, заключил Теннант. – Так, что еще мы должны сделать?…
Как оказалось, на сегодня у них было запланировано еще кое-что. Но до этого необходимо было посетить два занятия, указанные в расписании. В обеденный перерыв в столовой было шумно, все чувствовали облегчение от того, что посетившее колледж большое начальство наконец-то уехало. Теннант казался подавленным, и Ребусу невольно подумалось, что он расстроен из-за того, что они не посетили его «шоу», на что он втайне надеялся. А не участвует ли и он в их деле, вдруг пришло в голову Ребусу. Ведь гораздо легче прикрыть опоздание Ребуса на занятия, если у начальника полиции есть кто-то свой в штате колледжа. А потом эти отчаянные сомнения насчет «совпадения», когда для повторного расследования им предложили дело, в котором принимал участие Ребус…
И Грей тоже.
А может, Грей – это засланный Стрэтерном казачок?… Эти мысли вызывали в голове Ребуса сумбур, а отогнать их никак не удавалось. Лазанья расплылась, образовав на тарелке какое-то желто-красное месиво, окаймленное по краям оранжевым жиром. Чем дольше он смотрел на тарелку, тем сильнее расплывалась в его глазах цветовая мешанина.
