Эд Макбейн - Покушение на леди
– Что?
– Как только народ схлынет, примерно через полчасика, я пойду перехвачу пивка. Есть тут одно местечко на нашей улице. Может, парочку кружечек. А может, просижу там целый вечер. У меня сейчас такая жажда, кажется, выпил бы целую бочку. Прямо не терпится. Еще полчасика, и фюить – только меня и видели.
Он упомянул время, которое для Хейза было врагом номер один, и Хейз машинально взглянул на свои часы. Было без трех минут семь.
Остался всего один час.
– Ну спасибо, – попрощался он с Джорджем и вышел из столовой.
На улице он остановился. Что делать? Девушка живет в Айсоле. Поехать туда? А стоит ли игра свеч? А если Эди там нет? А если даже он там, но человека на рисунке не узнает? А если даже узнает, останется ли время остановить убийцу? Он еще раз посмотрел на часы.
Семь часов.
Хватит времени?
Могут они еще остановить его? Могут помешать ему убить женщину – неизвестно какую?
Но что же тогда делать? Возвратиться к себе в отдел и там прождать час? Просидеть там с ребятами, а убийца в это время будет аккуратно прицеливаться в свою жертву, а потом нажмет на курок люгера?
Так как же быть, черт возьми? Если поторопиться, включить сирену и дать хороший газ, можно добраться до Айсолы за десять минут. Еще десять минут на разговор с Эди – если он там – и еще десять на возвращение в участок. У себя в отделе он будет уже в 19.30, и если Эди опознает человека на рисунке... Если, если, если...
Хейз вошел в аптеку и шагнул прямо к телефонным будкам. В книге абонентов он поискал адрес Фелиции Пэннет, нашел, но решил сначала позвонить. Если Эди там нет, она ему об этом скажет, и тогда незачем будет ехать.
Повторив про себя номер, он вошел в будку и набрал его. Раздались короткие сигналы.
Он повесил трубку и подождал. Затем набрал номер снова.
Опять занято.
Проклятье, да он просто тратит время! Если номер занят, значит, кто-то дома! Да и не может он, черт возьми, проторчать оставшийся час в этой будке. Он вышел из аптеки и подбежал к своему полицейскому седану.
Машина рванулась от тротуара. Он включил сирену.
Глава 14
Натан Хейл-сквер [12] разделяет остров Айсола на две почти равные части. Высеченный из камня национальный герой возвышается посередине большой площади, где расположен городской торговый центр: дорогие магазины одежды, книжные магазины, аптеки, автомобильные салоны, отели. Жара никак не влияла на этот бурлящий и кипящий котел. Впрочем, жара вообще редко останавливает охотников за звонкой монетой.
Однако Натан Хейл, типичный представитель благородного, но давно ушедшего времени, когда людей больше всего на свете заботили революции, взирал на проходящую перед его глазами деловую гонку совершенно спокойно, по сути дела, глядя в сторону. А вокруг него сидели на скамейках горожане, которые кормили голубей, читали газеты или просто глазели на проходящих мимо девушек в легких летних платьицах. Глазеть на девушек в летних платьицах – это было любимое времяпрепровождение всего города, занятие тоже не подвластное никакой жаре.
Застряв на площади в водовороте машин, Хейз и сам засмотрелся на девушек в тонких платьях. Но вот пробка рассосалась, снова взвыла сирена, машина рванулась с места – и девушки остались позади. Хейз описал по площади дугу, услышал за спиной ругань какого-то мотоциклиста и резко свернул направо, к дому, где жила Фелиция Пэннет. Подогнав седан к тротуару, он выдернул ключ зажигания, хлопнул дверцей машины и, прыгая через две ступеньки, вбежал в парадное.
В списке жильцов, висевшем рядом со звонком, он нашел нужную фамилию. Взявшись за ручку двери, Хейз нажал на кнопку звонка. Щелкнул замок, и дверь открылась. Распахнув ее, Хейз вошел в холл первого этажа. В глубине холла он увидел клеть лифта. Он бросился было к ней, но вспомнил, что не посмотрел номер квартиры Фелиции. Ругаясь и бормоча под нос нечто вроде «поспешишь – людей насмешишь», он вернулся к входной двери, открыл ее и, придерживая ногой, высунулся наружу, чтобы прочитать номер квартиры на табличке у звонка. Шестьдесят третий.
Вернувшись к лифту, он нажал кнопку и принялся ждать. Судя по табло, лифт находился на седьмом этаже. Хейз ждал. Одно из двух – либо табло врет, либо лифт стоит на месте. Он еще раз нажал кнопку. Лифт оставался на седьмом этаже.
Он представил себе, как там наверху две толстые матроны обсуждают свой артрит, одна из них держит дверь лифта открытой, а другая никак не может найти в сумочке ключ от квартиры. А может быть, мальчишка-разносчик, который приволок в какую-нибудь квартиру жратвы на месяц и подпер дверь лифта магазинной тележкой. Хейз снова нажал кнопку. Но чертов лифт стоял на своем – ни в какую не хотел спускаться. Взглянув на часы, Хейз побежал вверх по ступенькам.
Он весь взмок и выдохся, пока добрался до шестого этажа. Поискал дверь с номером шестьдесят три, нашел ее и нажал черную кнопку на дверном косяке. Никто не ответил. Он нажал кнопку еще раз. В этот момент он услышал ровное гуденье, обернулся и увидел, что освещенная кабина лифта движется вниз.
– Кто там? – спросил из квартиры голос – низкий и холодный женский голос.
– Полиция, – ответил Хейз.
У самой двери раздались шаги. Послышался скрежет – женщина отодвинула крышку смотровой щели. Женщина в квартире могла видеть Хейза, а он ее нет.
– Я не одета, – сказал голос. – Вам придется подождать.
– Поскорее, пожалуйста, – поторопил Хейз.
– Это уж как сумею, – ответил голос.
Женщина осадила его, и Хейз это почувствовал. Смотровая щель захлопнулась. Прислонившись к противоположной стене, Хейз принялся ждать. В коридоре было жарко, и все дневные запахи смешались с кухонными запахами вечера. Он вытащил платок и высморкался. Не помогло. Хейз вдруг понял, что голоден. Он ничего не ел часов с двенадцати, зато очень много носился по городу, и желудок начал поднывать.
Ничего, подумал он, скоро все кончится, так или иначе, но кончится. Тогда можно будет пойти домой, побриться, надеть белую рубашку с галстуком и серый летний костюм – и заехать за Кристин Максуэлл. Он отвезет ее куда-нибудь поужинать – неважно, что он ей этого не обещал. Они будут пить из высоких бокалов коктейли с кубиками льда, танцевать, а потом он проводит миссис Максуэлл домой, и перед тем, как расстаться, они за стаканчиком спиртного поговорят об Антарктике.
Великолепная перспектива.
«Мне бы работать где-нибудь в рекламном агентстве, – подумал Хейз. – Освободился бы в пять часов и сейчас сидел бы себе и потягивал мартини...»
Время.
Он посмотрел на часы.
Боже, какого черта она там копается? Он нетерпеливо протянул руку к звонку, но не успел нажать его, как дверь открылась.
Из всех, кого он встречал за сегодня, Фелиция Пэннет, безусловно, была самой холодной особой. И не только сегодня, а за всю неделю. За весь год. Другого слова, казалось, для нее и не подберешь. Она была холодной – настолько, что, стоя рядом с ней, можно было простудиться.
У нее были прямые черные волосы, а прическа... В тюремных парикмахерских такую, наверное, называют «паучок», или «клоп», или еще каким-нибудь насекомым. Как бы там ни было, волосы были подстрижены очень коротко, за исключением завитушек, которые, словно насекомые, расползались по лбу.
Глаза были голубые, но теплоты в их голубизне не было. Такую голубизну можно иногда увидеть в глазах белокожей блондинки или огненно-рыжей ирландки. Но у тех жесткий голубой цвет смягчается светлыми волосами. Волосы же Фелиции Пэннет были чернее чернил, и это сбивало температуру голубых глаз много ниже нуля.
Нос, как и волосы, был слегка укорочен. Поработали над ним профессионально, однако Хейз мог распознать укороченный нос за сто шагов. Теперь у Фелиции был типично американский нос, какой подобало иметь тому, кто вращается в аристократических кругах.
Холодный нос холодной женщины. А рот ее, без всяких следов помады, был тонким и бескровным.
– Извините, что заставила ждать, – сказала Фелиция, но в голосе ее не было ни капли сожаления.
– Ничего страшного. Можно войти?
– Пожалуйста.
Удостоверение личности ее не интересовало. Хейз прошел за ней в квартиру. На Фелиции были ледяной голубизны свитер и черная юбка. Бледно-голубые сандалии держались на ремешках, а ногти на ногах, как и длинные холеные ногти рук, были выкрашены ярко-красным лаком.
Квартира, как и ее хозяйка, тоже излучала холод. Не особенно разбираясь в современном интерьере, Хейз тем не менее сразу определил, что квартира обставлена мебелью, которой в обычном магазине не купишь. Эта мебель изготовлялась по заказу.
Фелиция села.
– Как вас зовут? – спросила она.
Хейз обнаружил, что говорит она в нос, для него такое произношение было связано с Гарвардским университетом. Он всегда полагал, что английский в Гарварде преподает мужчина, который говорит в нос, и заставляет студентов говорить так же; в результате сложилось целое поколение молодых людей, издающих звуки не столько ртом, сколько ноздрями. Хейз удивился, столкнувшись с такой манерой говорить у женщины. Он едва не спросил, кончала ли она Гарвардский университет.
