Фридрих Незнанский - Африканский след
— Вы говорили… — прошептала Настя и, увидев, что Аня уже поднялась со своего топчана, тоже встала.
Георгий, немного понаблюдав затем, как девочки вместе двигают топчаны на их обычное место, незаметно для Насти сосредоточился на ней. Он все еще силился понять, что именно его тревожит в этой девушке. Очевидным было лишь одно: ее видения во время сеансов не вполне совпадают с его требованиями. Почему она вновь и вновь видит свою бабку?.. Конечно, та долго воспитывала ее, а мать она едва помнит… Но ведь помнит же! И снимки, по ее словам, в их доме были… Но видит всегда бабку… Чем это может обернуться, когда дело дойдет до Настиной персональной акции?
Ответа на этот вопрос Георгий с абсолютной уверенностью дать не мог. Наверное, впервые с тех пор как начал работать с этими бедными, обездоленными детьми, впереди у которых не было ничего, кроме перспективы прожить убогую, нищую жизнь, скорее всего, спиться годам к сорока и закончить свое жалкое существование на какой-нибудь помойке или в подвале чужого дома… Какое же счастье для этих девчонок, что судьба свела их с ним, Георгием, способным этого не допустить!..
Он коснулся рукой тотема, мысленно прочел краткое благодарение Богу и, сев за свой стол, задумчиво посмотрел на Аню с Настей, неторопливо накрывавших стол к ужину. К каждой из них у него был свой подход — вождь в свое время научил его многому, в том числе и наблюдать за людьми, чтобы познать их натуру. Увидеть, какими жестами они пользуются, как смотрят, ходят, едят, какое у них выражение лица, когда думают, что никто их не видит… Всего этого достаточно, чтобы понять, кто перед тобой, и безошибочно избрать нужный подход.
Георгия нельзя было обмануть — он знал, когда человек лжет: он бессознательно будет двигаться или шевелить пальцами определенным образом. Это знание облегчает работу с людьми, позволяет правильно их оценивать, не обольщаться, например, по поводу таких шавок, как Цветков и его начальничек… Наконец, не переплачивать им, хотя деньги для Георгия после югославских событий не проблема…
Он слегка улыбнулся, вспомнив про Югославию. Точнее, о том, как сложно, но успешно кружными путями — через Украину, Карпаты, Польшу — пробирались они с Ренатом на ту войну… На тех, кто их нанял, вышел Ренат — здесь, в Москве, у него были свои, давние связи со здешними исламистами. Недаром он, после того как бойня завершилась, назад не вернулся.
Даже ему, Георгию, он так и не сказал, в какой именно стране осел — среди арабов? Турок?.. Каждый раз, когда предстояло выходить на связь, Георгий засекал новый роуминг. В последний раз это была Турция.
Возможно, Ренат был прав, когда уговаривал его не возвращаться в эту проклятую Богом страну?.. Правда, уговаривал недолго. Видимо, кто-то, кто был постарше и поважнее Алиева, объяснил Ренату, что его друг куда нужнее здесь, чем в какой-нибудь ЮАР…
— Дядя Юра! — Анин голос был веселым и звенящим. — Вы меня что, не слышите? Ужин, говорю, готов!
— Я задумался, девочка, — мягко отозвался Георгий. — Что там у нас сегодня?
— Сырный пирог, салат, бананы и чай со шербетом, — бодро отрапортовала девушка. — Вообще-то завтра пора покупать продукты.
— Составишь, как обычно, список, я привезу все, что нужно.
Его мобильный ощутимо завибрировал в нагрудном кармане легкой сорочки. Георгий поднялся, отошел в противоположный от девушек, все еще хлопочущих возле накрытого стола, угол и включил связь.
— Товар вам доставят сегодня в полночь, две коробки, — сказал мужской голос по-русски с легким, едва заметным акцентом.
— Хорошо, буду ждать, — коротко ответил он. В соответствии с распорядком дня Аню с Настей он уложил ровно в одиннадцать часов.
Спустя час, как и говорил, он вышел из мастерской и, обогнув густо росший кустарник, оказался перед довольно широкой, уходившей вниз, к безымянному ручейку, затем идущей вдоль него хорошо утрамбованной дорожкой.
Вскоре послышалось далекое, постепенно нараставшее тарахтение, затем мелькнул яркий свет галогеновой фары… Спустя минуту перед Юрием лихо затормозил, насколько он, ослепленный светом фары мог судить, «Харлей». Мотоциклист заглушил двигатель и легко спрыгнул с седла. Он оказался широкоплечим, приземистым — ниже Георгия. На этот раз человек говорил на чистом русском, без малейшего акцента.
— На. — Он протянул плотный пакет. — Здесь тридцать штук, пока хватит… «Зеленых», конечно… Коробки сам сгружай.
— Мне сказали, товар будет только через месяц, — буркнул Георгий.
— Месяца у тебя нет, — сухо возразил мотоциклист, так и не снявший шлем и не подумавший поднять забрало. — Акция через две недели. Готовь девку.
Он ничего не ответил, хотя сказать ему хотелось многое. Просто было некому: курьер и есть курьер, передал что велено, а дальше не его проблемы.
— Коробки сгружать будем вместе, — зло бросил он. — Один провожусь дольше.
Мотоциклист глухо фыркнул, но, немного поколебавшись, подчинился и, круто развернувшись, шагнул к багажнику, на котором высились два картонных ящика из-под телевизоров, упакованные фабричным способом.
Через полчаса оба ящика стояли в мастерской, у самого входа. Звук мотора давно уже исчез вдали. Лица курьера Георгий не видел даже мельком: свои шлемы эти типы на его памяти не снимали никогда.
Подойдя к спящим девочкам, он проверил, насколько глубок их сон, и снова вспомнил идиота на «Харлее». Для того чтобы узнать его, Георгию и не нужна была физиономия курьера. Вполне достаточно весьма характерной и глубоко индивидуальной осанки и шрама на мизинце: перетаскивая с ним коробки, наездник вынужден был снять перчатки… Чертов пижон!
10
Легкая, ненавязчивая мелодия мобильного раздалась сразу после того, как Константин Дмитриевич завершил летучку и на некоторое время остался в своем кабинете один. Глянув на определитель номера, он слегка вздрогнул и, поспешно схватив аппарат, включил связь: это был номер Ирины Турецкой. Неужели?.. Однако в следующую секунду брови его взлетели вверх, а на лице расцвела восторженная улыбка:
— Санька… ты!..
В своей палате Александр Борисович Турецкий воровато глянул на дверь, за которой только что скрылась его супруга, уже во второй раз забывшая свой телефон на прикроватной тумбочке.
— Конечно, я, кто же еще? — нарочито ворчливо произнес Турецкий.
— Ты как?.. — Голос Меркулова едва заметно прервался от волнения.
— Нормально… Слушай, времени мало, Ирка вот-вот вернется и начнет отрывать мне голову. Я хотел узнать, что там с рейдерским делом? Только не вздумай читать мне лекции на медицинские темы, ясно? Я тут, к твоему сведению, от безделья дохну, а не от контузии. Ну?
— Ты неисправим… — Меркулов вздохнул и сдался. — Что с делом… Ведут его по-прежнему твои Поремский и Померанцев на пару… Только что на топтушке докладывали… Слушай, твоя Ирка меня убьет — и будет права!
— Та-а-ак… Ты что, хочешь, чтобы у меня на нервной почве наступила вторая кома?
— Боже упаси! — ахнул Константин Дмитриевич. — Ладно-ладно… Словом, стройку нам на этом месте ценой, как выяснилось, пятьдесят миллионов долларов, удалось временно остановить… Но главное не это: наши электронщики уже почти вычислили всю цепочку, по которой деньги за распроданное НИИ уходили на конечные счета!
— Кто лоббировал в Госдуме эту затею?
— Имена тебе ничего не скажут, но одного из них мы вызвали на завтра под вполне нейтральным предлогом…
— Что с гендиректором?
— Выпустили под подписку о невыезде, Яковлев работает как профессиональная землеройка, уверен, доказать, что уголовное дело против директора сфабриковано, удастся со дня надень… Сань, пока больше ничего, клянусь!..
— Плохо, медленно работаете, — озабоченно буркнул Турецкий, не переставая поглядывать на дверь. — По убийствам главбуха и главного конструктора, как я понял, ничего нового?..
— Слушай, Саша, неужели я и тебе должен рассказывать, сколько у нас дел на каждого следака?! — обиделся Меркулов. — И так это дело на контроле на самом верху, каждый день дергают, что да как…
— Еще бы! — Александр Борисович усмехнулся. — Распродать за здорово живешь и уничтожить на корню оборонное предприятие, спохватившись уже после того, как там супермаркеты начали возводить и прочие стоянки… Конечно, на контроле!..
Ручка на двери шевельнулась, и Турецкий моментально спохватился:
— Все, Костя, больше не могу, попробую завтра перезвонить!
— Шурик!.. — Ирина Генриховна уже стояла на пороге палаты, с упреком глядя на своего неугомонного мужа.
— Что, Ириша? — с самым невинным видом отозвался он.
— Кому ты собрался перезванивать? Турецкий отметил, что на сей раз в голосе жены почему-то гораздо меньше возмущенных интонаций, чем обычно, — в случаях когда Ирина Генриховна приступает к исполнению обязанностей Цербера при муже.
