Евгений Сартинов - Ночной патруль
Юрка вскочил как ошпаренный, в холодном поту. Более страшного сна он за свою жизнь еще не видел. Главное, он не мог понять, как он сам смог похоронить в могиле своего друга, причем живым? Кожа ладоней Астафьева до сих пор вспомнила то движение Сашкиного тела, и это его взгляд!
Глянув на будильник, Юрий выругался. Пять часов утра, ложиться сейчас снова, значит потом встать в семь с больной головой. Пришлось подняться, приготовить завтрак, на этот раз не на скорую руку, а по полной программе, с тушеным мясом и жареной картошкой. Все это время он думал об этом деле, что-то вертелось у него в голове, не хватало только какой-то небольшой зацепки.
Но на работе его закрутил обычный круговорот дел, пришлось провезти два тяжелых допроса, изрядно поругаться с оперативником по фамилии Мерзляков. Затем он долго просидел в криминалистическом отделе, у Сычева. Он рассчитывал получить ответ на один из запутанных вопросов следствия, но получил вместо этого еще одну загадку.
Так что про сон он на время забыл.
Ближе к двенадцати Астафьев решил сходить, купить себе что-нибудь перекусить. Но именно в этот момент открылась дверь, и в нее боком протиснулся невысокий мужчина, с широкими плечами, лет пятидесяти, одетый в дешевую марлевую тенниску китайского производства, причем купленную еще в прошлом году, и сейчас уже достаточно выцветшую от множества стирок.
— Можно? — спросил он. — Мне бы следователя Астафьева.
— Ну, я, Астафьев, что вам надо? — спросил Юрий, может быть, чуточку резче, чем надо.
Мужчина несколько заробел, потом подошел поближе, и представился.
— Я отец Толика Журавлева.
— А, ну садитесь, — предложил Юрий, — только я ведь уже не веду это дело, его передали в прокуратуру.
— Я знаю, но я хочу поговорить с вами.
Он, наконец, сел, и замолк.
— Так, что у вас ко мне? — спросил Юрий.
— Он не мог этого сделать. Толька не мог даже смотреть, как мы свинью режем, уходил. А тут человека убил. Не может такого быть.
Юрий вздохнул, опустил голову.
— Вы пробовали говорить с Василевской? — спросил он.
— Да.
— Ну и что?
— Она, выслушала, потом сказала, что мы плохо воспитывали сына, что вырастили убийцу. А он не может быть таким, понимаете? Он у нас поздний ребенок, нам, с женой было уже по тридцать пять, когда он родился. Толька тихий такой рос, спокойный. В школе не очень учился, на тройки. Да, и зачем это надо. В институт мы бы все равно его не вытянули. Осенью вот, в армию готовились его отправить. Мать, конечно, ревет, а я что сделать могу?
Он замолк, посидел еще пару минут, потом встал.
— Ну, я пойду.
— А что вы приходили то? — спросил Юрий.
— Да, не знаю. Тут, вчера свидание было, Толька говорил, что вы с ним по-человечески разговаривали.
Когда он скрылся за дверью, Цымбалюк, оторвавший от своей писанины, скептично заметил.
— Вот все они приходят, и у всех дети такие хорошие, лучше просто в мире нет. А, на самом деле, там клейма не где ставить. Я их столько тут уже таких вот видел. Тошнит уж порой. Хорошо, хоть мужик приходил, а то баба бы еще мокроты тут развела на два ведра.
— Виктор, а ты сколько лет тут работаешь?
— Я? Пять лет уже.
— А до этого?
— А до этого я служил в армии, был командиром роты, потом замполитом. А потом был внезапный дембиль, и пришлось ехать на родину жены, тут хоть крыша над головой. Вот и тащу сейчас эту лямку.
— Понятно.
Когда же в шестом часу вечера Астафьев снова вышел на улицу, то голова гудела от напряжения, а живот подташнивало от не хватки пищи. Идти домой и что-то готовить было выше его сил, и он свернул к ближайшему мини-рынку, там жарили потрясающе вкусные чебуреки. Взяв сразу три, он вгрызся в них с ожесточение волка, отца Маугли. И тут же Юрий нос к носу столкнулся с Ленкой Бегма. Она шла, в том самом синем платье, что он видел сначала на похоронах, а потом во сне, в руках была сумка с продуктами, а сзади небольшим довеском тащилась дочка. Ему Елена явно обрадовалась.
— Привет! — сказала она. — Ты что, ужинаешь по-холостяцки?
— Не угадала, обедаю.
— Бедненький! Вот, что значит, холостяцкая жизнь. Хоть к нам бы зашел, я бы тебя покормила нормальными щами.
— Да где там заходить, пашу целый день. Ты куда сейчас, домой идешь?
— Ну да, вот, сходила по магазинам, проветрилась немного. Я сейчас в отпуске, сижу дома, как сова. Скукота. Мама спать удрыхлась, у ней сейчас это все строго по расписанию: тихий час, обед, снова тихий час. А потом встает, и полночи шарашится по комнате, никому толком спать не дает. Пришлось, вот Вальку взять с собой.
Юрий нагнулся к девчонке, пощекотал ее за ухом. Валя застеснялась, прижалась к матери.
— Все-таки я не пойму, в кого у тебя дочь? — признался он. — Волосы твои, кожа, вроде, тоже твоя, а глаза ни Володькины, ни твои. И молчунья такая, ни в тебя, ни в бабку.
— Это она пока тебя стесняется, а дома болтает без умолку, никому покоя не дает. А глаза у ней, от соседки напротив, — засмеялась Ленка. — И не надо придумывать, глаза у нее мои, просто пока чуть темнее.
Юрий подхватил у ней сумки с продуктами, и взял обязательство проводить до самого дома.
Чувствовалось, что Ленка действительно соскучилась по общению, болтала охотно, и весело, хотя повода для смеха было мало.
— Игоря мы отправили в лагерь, он в нем себя чувствует лучше, чем дома, Сашкин характер, — продолжала рассказывать она, — Володька со мной почти не разговаривает, с работы — сразу на рыбалку. Рыбу эту уже не знаю куда девать. Я думала, деньги получим, куда-нибудь съездить, хоть на юг, в Сочи. Он, правда, хотел новую машину брать, его «Нива» уже разваливается от старости. Но сейчас он слышать про юг даже ничего не хочет, рычит как зверь. А тут сегодня буквально хватилась, заглянула ему в сберкнижку — оказалось, он позавчера десять тысяч снял. Я, кончено, закатила ему скандал. Так знаешь, что он мне сказал: кому-то на его работе срочно потребовались деньги отремонтировать крышу на доме. Представляешь?! Крышу кому-то надо покрыть! Мне не дает выехать с детьми на море, а сам швыряет деньги на ветер. Я тем более не поняла, он взаймы дал тому мужику, или нет? Чудо у меня, а не муж. Кстати, как там дела с теми малолетками что убили Сашку?
— Я не веду это дело, его передали в прокуратуру, — признался Юрий. — Но, говорят, двое сознались в убийстве. Улик против них много, посмотрим, что получится на суде.
— Слава богу, а то я думала, что их так и не найдут, — с явным облегчением призналась она.
— Почему? — удивился Астафьев.
— Да, вы же никогда и ничего не находите. Вот у нас в подъезде в прошлом году двух стариков убили, помнишь? Тогда весь город про это шумел? Так убийц ведь и до сих пор не нашли.
— Это старики Гусаковы?
— Ну да. Милые такие старики были, жизнерадостные. Он ветеран войны, на 9 мая все в орденах щеголял. Обидно, что они погибли, а убийца на свободе до сих пор.
Юрий усмехнулся, искоса глянул на Елену.
— Да найти то их нашли, посадить просто не смогли.
— Почему?
— Улик нет.
— И кто же их убил?
Юрий искоса посмотрел на Ленку, доел последний чебурек, и, вытерев губы, ответил.
— А вот это тайна следствия, и разглашать ее я не имею право. Кто знает, может еще дело повернется так, что сможем его со временем прищемить. Но, надежды, конечно, мало. Если, разве что, сам не раскается, да с повинной не придет.
— Ну, мне то ты можешь сказать? — спросила она.
— Это почему?
— Как почему!? — возмутилась она. — Ты что, мне не доверяешь? Я ни кому не скажу, ей богу! Ну, Юр, ну скажи мне!
При этом она так плотно прижалась к Юрию своим горячим бедром, и так ласково заглянула в глаза Астафьева, что тот просто растаял.
— Ну, зачем тебе это надо? — он уже был не рад, что завел этот разговор.
— Ну, интересно же!
— Не думаю, что тебе будет это так приятно.
— Почему?
Астафьев сделал последнюю попытку отделаться шуткой.
— По кочану. Знаешь такой овощ? Вот он и не велит.
— Ну, Юр, я никому не скажу, ей богу! Юрочка, скажи, а? Ю-юра!
Сейчас Елена пустила в ход весь свой мощный женский арсенал обольщения, ласково пела своим грудным голосом протяжное «Ю-юра», заглядывала снизу вверх своими невероятными глазищами, и Астафьев чувствовал себя так, словно его пыталась соблазнить собственная сестра. За многие годы их знакомства он именно так привык относиться к этой очень красивой, но чужой женщине своих лучших друзей, сначала Сашки, а потом Володьки.
— Ну, Юра, скажи, а? Ну что ты такой плохой.
От всей этой атаки Астафьев вспотел больше, чем жары.
— Сама ведь потом пожалеешь об этом, — предупредил он.
— Почему?
— Хочешь знать почему? — Юрий даже остановился, развернулся к ней лицом. — Потому что, убийца живет в их квартире.
