Джеймс Паттерсон - Алекс Кросс. Территория смерти
Но только не от руки Тигра.
— Ты! — Тигр указал на самого юного из своих бойцов. — Порежь своего брата.
Мальчишка десяти лет выступил вперед и вынул из ножен острый как бритва нож, который Тигр привез ему в подарок из своей поездки в Америку. Без колебания он подошел к брату и вонзил лезвие ему в бедро, после чего отпрыгнул, чтобы струя хлынувшей из раны крови не испачкала одежду.
Тигр продолжал сжимать стальными пальцами горло похитителя алмазов, поэтому, как бы ни было тому больно, кричать он не мог и только хрипел.
— Теперь твоя очередь. — Тигр указал на парнишку чуть постарше. — Сделай все как надо. Только не торопись.
Так продолжалось довольно долго. По команде Тигра из рядов его банды выходил очередной юный боец и наносил похитителю алмазов удар ножом — любой силы и в любое облюбованное им место — с одним лишь условием, чтобы этот удар не оказался смертельным. Право смертельного удара принадлежало самому старшему, в данном случае тому, кого Тигр считал старшим после допущенного прежним «первым номером» прокола. Следующим по старшинству шел парень по прозвищу Ракета из-за надписи на старой фирменной фуфайке команды «Хьюстон рокетс», которую он постоянно носил и в жару, и в дождь.
Тигр сделал шаг в сторону, чтобы не мешать Ракете нанести фатальный удар. Держать вора уже не имело никакого смысла, поскольку из-за кислородного голодания и огромной кровопотери тот почти не двигался; вокруг него расплывалась дымящаяся багровая лужа, а трупные мухи и оводы уже садились на его раны.
Ракета обошел поверженного товарища, обесчестившего себя воровством, и остановился там, где лежала его голова. При этом он задумчиво потирал покрытый молодой щетиной подбородок, поскольку еще не брился.
— Ты опозорил всех нас, — сказал он. — Но больше всех — себя. Ты был нашим «первым номером». А теперь ты — ничто! — С этими словами Ракета с бедра, как стреляют в американских вестернах, которые никогда не надоедало смотреть членам банды, выпустил из своего пистолета в череп жертвы одну-единственную пулю и добавил: — Кончено. Теперь никаких проблем с этой кучей дерьма не будет.
— Закопайте его! — бросил Тигр, поворачиваясь к своим бойцам.
Это означало лишь слегка присыпать труп землей. Мертвого парня здесь никто не знал, никто не хватился бы его и не стал разыскивать. Кроме того, Сьерра-Леоне, как известно, страна дикарей и свиней, так что полусгнившие трупы, которые чуть ли не ежедневно находили на обочинах дорог, были здесь так же привычны, как сорная трава.
Тигр положил вернувшийся к нему алмаз в черный кожаный контейнер, где хранились другие драгоценные камни. Он выменял их на дюжину железнодорожных цистерн сырой нефти и считал сделку очень удачной. Что же касается сопроводительных документов, то их не составляло труда подделать или купить. Кроме того, камни занимали не много места, и их можно было без проблем провезти в Лондон, Нью-Йорк или Токио.
Отозвав в сторону Ракету, он вполголоса сказал:
— Прежде чем швырнуть труп этого ублюдка в канаву, забери у него портативную рацию и всегда держи при себе, даже ночью.
Ракета по-военному отдал честь и вернулся наблюдать за ходом работ. Что интересно, он возвращался к своим парням куда более уверенным шагом, чем покидал их для переговоров с Тигром.
«Забери у него портативную рацию и всегда держи при себе».
Это означало, что теперь он стал у Тигра «первым номером».
Глава пятьдесят четвертая
Я знал уже довольно много о маленькой печальной стране под названием Сьерра-Леоне. Возможно, даже больше, чем мне хотелось бы. В частности, о повстанцах, которые убили за последние годы сотни тысяч человек, и многим из них отрезали перед смертью руки и ноги. Знал и том, что многие семьи в полном составе сгорали заживо в подожженных мятежниками домах. Знал, что в Сьерра-Леоне используют «устрашающие изображения» — то есть носят по городам и весям, словно плакаты, кошмарно изуродованные людские останки.
Так или иначе, воспользовавшись услугами местной авиакомпании с красивым названием «Бельвью Эйр», я в течение ночи перенесся во Фритаун, где, забравшись в видавший виды поршневой самолет, который совершал рейсы к восточной границе, отправился в богатый алмазами край. Через несколько часов полета мой самолет запрыгал по кочкам грунтового аэродрома, обслуживавшего Коиду, замер с остановившимся винтом на краю посадочной полосы, и я спустился на землю.
Таким образом, через полутора суток после того, как Флаэрти уговаривал меня отказаться от этой поездки, я стоял у «Раннинг рикавери» — одной из нескольких алмазодобывающих шахт в Коиду.
Поддерживал ли Тигр деловые отношения с ее представителями, мне неизвестно, но, по словам Флаэрти, эта горнодобывающая компания имела очень дурную репутацию.
У себя дома в округе Колумбия я начал бы поиски интересующего меня субъекта с опроса местных жителей. Так я намеревался поступить и здесь, двигаясь от шахты к шахте, если понадобится.
Я снова стал детективом.
И чувствовал это всем своим существом.
На самом деле «Раннинг рикавери» представляла собой алмазную россыпь открытого типа, а не шахту в привычном понимании этого слова. Ее владения напомнили мне каньон в миниатюре, иными словами, изрытый траншеями участок желтой глинистой почвы площадью примерно в два футбольных поля с заглублением максимум в тридцать футов по отношению к верхней границе периметра.
Каньон, а попросту говоря, углубление в земле, залитое обжигающими лучами солнца, было заполнено согбенными рабочими. Они орудовали примитивными кирками и большими проволочными ситами вроде тех, что применяют на фермах для просеивания муки. Поскольку глина плохо пропускала воду, большинство рабочих выполняли свои обязанности, стоя по пояс в жидкой грязи.
Некоторые из них были очень маленького роста и походили издали на учащихся местной начальной школы. Приглядевшись, я понял, что это и вправду дети, причем не старше восьми-девяти лет. При этом мне вспомнилась песня Кенни Веста «Бриллианты из Сьерра-Леоне». Дэймиен, пока жил дома, слушал ее довольно часто, и я невольно спросил себя, задумывался ли когда-нибудь он или кто-то из его приятелей о том, какая неприглядная реальность скрывается за незамысловатыми словами этой песни.
Стоявшие наверху охранники рассеянно оглядели меня. На территории шахты находилось довольно много посторонних лиц разных национальностей и цвета кожи. Они прибыли сюда, чтобы заключить сделку или поглазеть на открытую разработку и оценить перспективу добычи. Я тоже наблюдал за разработкой и считал, что из толпы почти не выделяюсь.
— Вы журналист? — спросил кто-то стоящий сзади. — Что вы здесь делаете?
Я обернулся и увидел трех пожилых мужчин, с подозрением поглядывавших на меня. Все трое определенно побывали в горниле войны, поскольку у двоих недоставало на руках пальцев, а у третьего ветер раздувал пустой рукав. Как ни странно, эти люди совсем не обязательно были в прошлом солдатами. С равным успехом они могли оказаться мирными жителями, пострадавшими в одном из междоусобных племенных конфликтов. Надо сказать, что в Сьерра-Леоне шла почти непрерывная война всех против всех ради обретения контроля над богатыми алмазами территориями.
Если разобраться, алмазы приносили этой стране больше вреда, чем пользы. Подобная ситуация, хотя и не столь ярко выраженная, наблюдалась и в Нигерии, только там боролись за обладание нефтеносными участками, а не алмазными копями.
— Журналист? — переспросил я. — Нет, что вы. Но я не прочь поговорить с кем-нибудь из работяг, вкалывающих внизу на разработке. Не могли бы вы назвать человека, который знает, как обстоят на шахте дела?
Один из калек указал обрубком руки на какого-то мужчину, напоминавшего внешностью и повадкой старшего рабочего или десятника.
— Есть такой человек. Техджан зовут.
— Только он не станет разговаривать с журналистом, — сказал другой ампутант.
— Я не журналист, — повторил я.
— А Техджану наплевать. Для него все американцы — журналисты.
Если подумать, что и как писала западная пресса об алмазных копях в Сьерра-Леоне, объяснить нежелание этого человека общаться с белым парнем с раскованными манерами и в хорошей цивильной одежде было нетрудно.
— В таком случае найдите мне другого рабочего, который согласится поговорить со мной. Вы ведь знаете этих людей, не так ли? Наверняка у вас есть среди них друзья или приятели.
— Что ж, может, такой говорун и объявится. Только в Городском холле ближе к вечеру, — сказал мужчина, заговоривший со мной первым. — После хорошей выпивки языки обычно развязываются.
