Джеймс Кэрол - Смотри на меня
– Он бездомный.
– О, это все меняет, – засмеялась Гомес. Она показала на полки с серыми шкафами картотеки. – Заявлений на розыск бездомных мужчин по вашим критериям можно сосчитать по пальцам двух рук за многие годы. Молодых бездомных девочек ищут чаще. Но это потому, что у них есть родственники. – И она снова покачала головой. – Искать бездомного белого мужчину за тридцать – все равно что искать человека-невидимку. Может, и были у них семьи, но к тому моменту, когда они опускаются до бродяг, от них остается одно воспоминание в фотоальбоме. Изредка кто-нибудь придет, сделает запрос – брат, или сестра, или родитель. Но это исключение, а не правило.
– Можно посмотреть все заявления за последние семьдесят два часа?
– Конечно. Но я вас уверяю, там нет того, кого вы ищете.
Гомес открыла верхний ящик картотеки, который был ближе всего к ней. В нем находились все текущие дела, по которым велась оперативно-розыскная работа. Она протянула руку, вытащила пачку коричневых папок и положила их перед собой с характерным шлепком. На верхней папке был логотип полицейского управления и заголовок: «В РОЗЫСКЕ».
– Это вы по делу адвоката, которого заживо сожгли в Игл-Крике? – спросила она, качая головой и крестясь. – Плохи там дела. У меня двоюродный брат в полицейском управлении. Он сказал мне, что есть пленка, предсмертный фильм. Он его не видел, но знает человека, который видел. Ужасное зрелище!
– Мы над другим делом работаем.
– И вы думаете, я вам поверю? В Игл-Крике вообще ничего не происходит, так что сейчас все только этим делом и занимаются. И не искали бы вы сейчас никакого бездомного, если бы он не был замешан в этом деле.
Гомес держала правую руку на пачке с папками. Она хотела удовлетворить свое любопытство, а мне нужно было посмотреть на папки. Было ясно – нужно было идти на сделку. В конце концов, вся жизнь – сделка.
– Вы можете хранить секрет?
– Конечно, – кивнула Гомес.
– Я не работаю на шерифское управление, я из ЦРУ.
– Я так и поняла, что вы не коп, – ухмыльнулась она.
– Сожженный адвокат работал на колумбийский наркокартель, который мы уже много лет пытаемся накрыть. Он попытался их надуть, а, как мы оба знаем, наши колумбийские друзья без понимания относятся к таким случаям.
– А бездомный при чем? – с детским изумлением спросила Гомес. Она ловила каждое мое слово.
– Он был партнером адвоката. Он узнал, что колумбийцы сели им на хвост, и сбежал. По последней информации, он скрывается среди бомжей.
Тут я кивнул на папки. Гомес проследила за моим взглядом и уставилась на свою руку так, будто видела ее впервые. Потом до нее дошло, и она наконец отдала мне документы.
Папок было всего семь – на четырех женщин и троих мужчин. Как и сказала Гомес, никто из мужчин под наше описание не подходил. Был один мужчина в возрасте за пятьдесят, который был женат почти тридцать лет. Он сказал жене, что пойдет гулять с собакой, и не вернулся. Вечером он вышел из дома и так и ушел из одной жизни в другую. Его уход совпал с поступлением в университет их младшего ребенка, и что-то мне подсказывало, что он просто не хотел платить алименты.
Один человек из папки подходил нам по росту и телосложению, но он был азиат. Убийца проследил за тем, чтобы поджигатель не показал на камеру лицо, но руки у него были открыты, он был без перчаток. Рука, несущая канистру, была такая же белая, как у меня.
Я вернул папки Гомес, подождал, пока она посмотрит на меня, и изобразил жест, запечатывающий рот на замок.
– Ни слова, – пообещала она.
– Спасибо вам за потраченное время, – поблагодарил я и направился к двери. На часах было без десяти десять.
29
– ЦРУ? – снисходительно усмехнулся Тэйлор, как будто он был родителем, а я – ребенком, который недавно что-то отмочил. Мы уже выезжали с парковки полицейского управления.
– Ты знаешь, как быстро в полиции распространяются сплетни. Во всех участках одно и то же. И так во всем мире. Это закон.
– Это не объясняет, зачем было рассказывать эту сказку Гомес.
– Она застряла в ранге сержанта. Скорее всего, ей его присвоили только за выслугу лет, а не за способности. И вот она скучает в этом своем отделе, а тут заявляются двое копов из Игл-Крика и спрашивают про какого-то бездомного. Она за миллисекунду сообразила, что здесь замешано дело Сэма Гэллоуэя. И у нее теперь есть чем поделиться с коллегами. Думаешь, она будет молчать?
Я остановился на красный свет и достал сигареты. Тэйлор неодобрительно посмотрел на меня со своего наполовину заднего сиденья. Пачка сигарет смялась у меня в кармане, а «зиппо» я держал в руке. Медь уже потерлась и была покрыта маленькими впадинками – эта зажигалка была старше меня. Она была из шестидесятых, но до сих пор работала ничем не хуже новой. Я извлек огонь, посмотрел на него несколько секунд, захлопнул крышку и убрал зажигалку.
– Ты такой зануда, Тэйлор, ты в курсе? Тебе надо расслабиться, волосы отпустить. И прежде чем ты начнешь возражать – да, я знаю, что ты лысый.
– Я такой не из-за того, что хочу испортить тебе веселье, а потому, что не хочу умереть от рака легких. А веселиться я умею.
Я удивленно повел бровью.
– Я умею веселиться, Уинтер.
– Carpe diem. Лови момент, Милхауз.
– Меня зовут не Милхауз. Никогда не звали и не будут звать.
Зажегся зеленый свет, и я нажал на газ.
– Гомес нельзя доверять ни на йоту. Скажем прямо, работа в розыскном отделе – не самая почетная. Она просидит там до пенсии. Она это знает, и все остальные тоже знают. Поэтому она старается использовать любую возможность, чтобы поднять свой статус. История про двух полицейских из Игл-Крика, которые ищут кого-то, – она вполне достоверная, так ведь? То есть это на толику поднимет градус доверия к ней. Ее акции хоть немного, но вырастут. А что, если она начнет всем рассказывать про наркокартели, заговоры, агентов ЦРУ – одного с белыми как снег волосами, а второго – черного лысого гиганта? Как ты думаешь, что подумают люди?
– Никто серьезно не отнесется.
– Вот именно. Все будут закатывать глаза и шептаться про то, что у Гомес уже совсем не все дома. Самое главное – до Игл-Крика это не дойдет.
Я вдавил педаль газа в пол, как только мы выехали на шоссе, и включил мигалку. Дорога была свободна, и здорово было заглатывать километры на высокой скорости. Я ехал и думал про белые цифры на черном фоне, беспощадно стремящиеся к нулю. Более всего меня занимал вопрос, сколько же организационных моментов нужно предусмотреть, чтобы совершить убийство открыто и с таким точным расчетом во времени.
Через несколько километров я понял, что мысли мои ходят по кругу и никуда не ведут. Я нашел телефон и набрал Шеперда. На этот раз он ответил на первый же гудок, а значит, телефон в кои-то веки был у него в руке. Он коротко поздоровался, и я почувствовал напряжение в каждом звуке. Все было ясно. Часы тикали, у него оставалось все меньше вариантов. Время утекало.
К минусам того, что твое имя выгравировано золотыми буквами на двери кабинета, можно отнести необходимость нести ответственность. Шериф Фортье и мэр Морган ожидают от него ответов на трудные вопросы и превратят его жизнь в ад, если ответов не будет.
– Вы нашли место преступления? – спросил я его.
– Все еще ищем.
– Вы говорили про старый нефтяной завод. Там тоже ничего?
– Мы его вверх дном перевернули, Уинтер. Ничего.
Он замолчал, и я услышал, как пальцы шуршат по усам.
– Я думал, вы собирались в участок приехать.
– Да, просто проверяли кое-что.
– Что-то нашлось? – он спросил, на полтона повысив голос.
Это зажегся огонек надежды? Скорее, все-таки отчаяние.
– Нет, я и не очень рассчитывал. Нужно искать место преступления, Шеперд.
– Почему вы такую важность этому придаете?
– Потому что только это поможет нам поймать убийцу.
Я завершил звонок и отложил телефон. Тэйлор вжался в сиденье и погрузился в свои мысли. Он был так подавлен, как будто случился конец света и он один был в этом виноват.
– О чем думаешь? – спросил я.
– Мы не сможем предотвратить второе убийство, да?
– Я могу соврать, если тебе станет легче.
Он издал звук, который можно было принять или за смешок, или за вздох. Снаружи он выглядел как великан, но внутренне он все еще был достаточно инфантилен и наверняка считал, что подростковые годы были лучшими годами его жизни.
– Всех не спасешь, Тэйлор. Надо быть сумасшедшим, чтобы думать иначе. Случаются дни, когда в последнюю секунду добрый волшебник вырывает у злодея победу из рук и спасает мир, а иногда побеждает злодей.
– Тогда зачем мы все это делаем? Зачем лично вы тратите силы?
– Потому что кто-то же должен этим заниматься! Что бы произошло, если бы наши деды подумали, что все бесполезно, и нацисты победили в войне? Думаешь, Гитлер распустил бы концлагеря? Ни за что! Наоборот, появлялись бы новые. Шесть миллионов погибших стали бы каплей в море.
