Николай Леонов - Пуля из прошлого
– Они могли и не быть знакомы, – вставил Крячко.
– Могли, конечно! Но почему тогда репортер Артемов сел с ним за один столик? Ведь внешне Костырев имел вид довольно сомнительный. Правда, заметно, что он привел себя в порядок, даже побрился, но все равно! Ведь в кафе было много других свободных мест – зачем журналисту понадобилось садиться именно с Костыревым?
– Может быть, Костырев к нему подсел, – продолжал высказывать предположения Крячко.
– А зачем он вообще туда приперся, этот Костырев? – снова с нажимом спросил Гуров. – Без денег, заметь. На что он рассчитывал? На милостыню? Да его тогда из кафе сразу спровадили бы.
Орлов, нахмурившись, слушал.
– Я понял! – возбужденно воскликнул Крячко. – Все просто! Репортер писал статью о бомжах! Ну, или о сильно пьющих людях… Поэтому пригласил этого Костырева и пообещал заплатить за его обед.
– Допустим, – кивнул Гуров. – Допустим, что так и было, тем более что выглядит и впрямь правдоподобно, и я сам об этом думал. Но тут выходит одна нестыковочка. Где тогда у репортера камера? Или, на худой конец, фотоаппарат? Блокнот, ручка, в конце концов… Почему у него при себе ничего этого нет? Почему у него найдено только журналистское удостоверение? Как он собирался готовить репортаж с пустыми руками?
Гуров говорил очень эмоционально, что, вообще-то, было ему не свойственно. Он словно выплескивал мысли, накопившиеся у него за какое-то время, и Орлов подумал, что Лев, наверное, и дома размышлял над этим делом. Может быть, даже до глубокой ночи. Он знал: если Гуров чем-то заинтересовался, будет ломать голову, пока не найдет ключ к разгадке. И зря Орлов вчера подумал, что Крячко с Гуровым только и мечтают о том, как бы поскорее уехать домой со службы и выбросить из головы все дела. Оба они любили свою работу, бывшую порой совсем неблагодарной, и генерал-лейтенант в который раз убедился, что зря порой грешит на своих сыщиков. Правда, он все равно был убежден, что убийство в кафе произошло из-за чьей-то важной фигуры, но сейчас был рад, что Лев думает о деле постоянно, и слушал его не без интереса.
– А действительно, – медленно произнес Крячко, запуская ладонь в свою нестриженую шевелюру, – мы как-то упустили это из виду…
– Я поначалу – тоже, но просто потому, что пострадавших было слишком много. Глаза, что называется, разбегались, – признался Гуров. – Теперь же, более-менее разобравшись, я считаю правильным проверить Костырева и Артемова. Были ли они знакомы?
– Лева, – подавив вздох, сказал Орлов, – я рад, что ты работаешь. И даже прошу у тебя прощения за сказанные вгорячах слова. Но я тебя прошу, подумай еще! Не может быть, чтобы этот пьющий человек был тут при делах. Кому нужен сильно пьющий человек, без денег и даже сотового телефона? Это нелогично, Лева.
– Нелогично, – согласился Гуров. – Но в этом деле вообще много нелогичных вещей. Не стану сейчас их все пересказывать, просто хочу проверить этот вариант.
– И как ты собираешься его проверять? – спросил Крячко. – С чего начинать?
– А вот давай мы с тобой сейчас съездим в редакцию, где работал Артемов, и спросим, над каким материалом он трудился в последнее время. Если действительно писал статью об алкоголиках или людях с трудной судьбой, значит, тут все можно считать ясным – они встречались с Костыревым по делам. Правда, остается непонятным, где его камера и прочие причиндалы, но, возможно, как раз в редакции нам дадут ответ и на этот вопрос. Словом, как ни крути, а в редакцию ехать придется.
– Поехали! – Станислав быстро поднялся с кресла.
– Ох, блин! – прозвучал в спину сыщикам глубокий вздох. – Нет бы Богатенко заняться всерьез или, на худой конец, немкой с ее попами, а они…
Редакция газеты «Вестник» размещалась на седьмом этаже восемнадцатиэтажной башни. На входе у Гурова и Крячко потребовали пропуск, но молча предъявленные удостоверения полковников вполне удовлетворили пожилую женщину сурового вида. Гуров с Крячко прошли к лифту, и, пока он вез их на седьмой этаж, Лев сказал:
– Хорошо бы пообщаться не только с его шефом, но и со всей журналистской братией. Это народ шустрый, они обычно много чего знают.
– Или не знают, но наговорят с три короба, – тут же откомментировал Крячко. – Честно говоря, не люблю я эту братию! Вспомни, Лева, сколько мы из-за них натерпелись за годы службы?
– Ну, не все журналисты одинаковы, – возразил Гуров.
– И все-таки я был бы с ними поосторожнее, а то завтра же появятся статьи об убийстве журналиста, который готовил компромат на сотрудников МВД… Да-да, чего ты на меня так смотришь? Я не удивлюсь! – убежденно тряхнул лохматой головой Станислав.
– Будем надеяться, что до этого не дойдет, – улыбнулся Гуров. – Я побеседую с главным редактором и официально запрещу давать какие-либо репортажи на эту тему до выяснения всех обстоятельств.
– Плевать они хотели на твои запреты! – буркнул Крячко, который и в самом деле относился к журналистам, мягко говоря, без симпатии, а порой даже слишком предвзято.
Гуров, признаться, и сам не любил таких карьеристов, которые ради популярности и славы могут написать любую пакость. Но рвачи встречаются в любой профессии, и по этой причине он старался быть объективным.
Редакция занимала три комнаты. В одной сидели собственно «работники пера», в другой проходила верстка, а третья принадлежала администрации. И именно дверь третьего кабинета сейчас была заперта, посему Гуров с Крячко отправились, что называется, в народ. Станислав заранее набычился и приготовился дать отпор на любое проявление любопытства.
Обстановка в редакции была довольно вялой и при появлении полковников не очень-то оживилась. Только когда Гуров сообщил, что они опера по особо важным делам, приехали из МВД, чтобы побеседовать об их коллеге, в кабинете повисла тишина, в которой явно угадывался интерес.
– Мы пока что просим вас просто рассказать о своем коллеге Григории Артемове, – вежливо произнес Гуров, усаживаясь на свободный стул. Крячко, для которого места не нашлось, прошел к окну и, упершись ладонями, запрыгнул на подоконник.
– А… с ним что-то случилось? – спросила миниатюрная, довольно хорошенькая девушка в светлых кудряшках, глядя на Гурова и Крячко немного испуганно.
– Он умер, – коротко ответил Гуров. – Ответьте, пожалуйста, на наш вопрос.
Теперь тишина повисла на более долгое время, минуты на полторы. Все словно окаменели, а потом вдруг заговорили как-то разом, хором, возбужденно и вразнобой.
– Я знал, что это добром не кончится! – кричал долговязый парень в очках. – Он слишком часто совал нос не в свое дело!
– Да брось ты, какое дело, – морщась, возражал ему другой, черноволосый и смуглый. – Он сроду делом не занимался!
– Юра, ты несправедлив, – дрожащим голоском вмешалась девушка. – Гриша много работал!
– Работал? – с нескрываемой иронией в голосе спросил смуглый. – По-моему, он только мешал другим это делать.
– И все-таки он был хороший парень, добрый! – стояла на своем девушка.
– Парень – да, хороший, – согласился смуглый Юра. – А журналист плохой.
– Ну, разве можно сейчас так говорить? – Девушка вдруг всхлипнула и, достав из сумочки платок, быстро вышла из кабинета.
– Любовь? – приподняв бровь, спросил с подоконника Крячко, кивая ей вслед.
– Что? – не понял Юрий. – А, нет, что вы! Маша просто очень впечатлительная натура. Никакой любви с Артемовым у них и в помине не было. У него вообще, кажется, с личной жизнью был напряг.
– Точнее, ее полное отсутствие, – поправил его долговязый парень в очках, который тут же представился: – Виталий Дорошин, новости культуры…
– Очень приятно, – склонил голову Крячко, стараясь говорить предельно вежливо. – Я всегда с огромным интересом слушаю новости культуры.
– Расскажите, пожалуйста, об Артемове, – попросил Гуров.
– Да мы, кажется, все уже рассказали, – пожал плечами Юрий. – Кстати, моя фамилия Ширяев.
– А моя – Крячко, – тут же сказал Станислав. – Не слышали?
– Простите, не доводилось, – серьезно произнес Ширяев.
– Как же так? Неужели в российской культуре не упоминается мое имя? – искренне удивился Крячко.
– Я, вообще-то, занимаюсь социальными проблемами, – развел руками, словно извиняясь, Юрий.
– Давайте вернемся к Артемову, – вмешался Гуров, бросая на Крячко неодобрительный взгляд и делая ему знак не перегибать палку.
Станислав даже ухом не повел. Он ухмыльнулся и поерзал, поудобнее устраиваясь на подоконнике.
– Значит, Артемов был слабым журналистом? – уточнил Гуров.
– Откровенно! – категорично заявил Ширяев. – Мы вместе журфак заканчивали, я ему еще тогда говорил: мол, Гриша, подумай, может быть, тебе лучше чем-то другим заняться? Но он горел журналистикой, постоянно искал сенсационный материал…
– Кстати, а каким материалом занимался Артемов в последнее время? – спросил Крячко.
