Елена Топильская - Героев не убивают
Совместную работу с Крушенковым я вспоминала с удовольствием, несмотря на то что в сотрудничестве с ФСБ были свои особенности. Правда, Крушенков был несколько нетипичным комитетчиком, позволял себе больше, чем его коллеги, затянутые в мундиры и лопающиеся от сознания собственной значительности. Был, например, один случай, когда другие сотрудники дома на Литейном косо на Сергея смотрели из-за его нехарактерного для Большого дома поведения. Мы тогда безуспешно пытались допросить в качестве свидетеля бывшего гражданина Советского Союза, а ныне — жителя Финляндии, который из вредности отказывался пользоваться своим родным русским языком и косил под иностранца, ломано доказывая, что ему требуется переводчик. В том же РУБОПе с этой проблемой справились бы в шесть секунд; сказали бы — ах, тебе переводчик нужен? Будет тебе переводчик, и тут же пришел бы собровец в маске и, поигрывая резиновой дубинкой, спросил бы — ну, кто здесь по-русски не понимает? А?! Сразу же все начинали понимать по-русски. Рафинированные чекисты же на такое пойти не могли и пребывали в растерянности, пока Крушенков не отвел «иностранца» к окошечку и, кивнув на занесенный снегом внутренний двор главка, тихо спросил: «А слово „расстрелять» ты понимаешь?..»
Сожрав подчистую все мои небогатые продовольственные запасы, встречающие удалились с сознанием выполненного долга. А мне предстояло позвонить маме и Хрюндику, прибраться после нашествия коллег, вымыть посуду, принять душ, выгладить юбку, которую я хотела надеть завтра, и собраться с мыслями. Вот это и оказалось самым трудным. Стоя под душем, я уже не верила в то, что еще сегодня утром дышала английским воздухом и наслаждалась общением с приятным мужчиной, которому безусловно нравилась. Все это уже в прошлом, в какой-то другой жизни. А в этой жизни — выговоры, пасквили в прессе, работа на износ, долги и отсутствие денег. И еще — Италия очень далеко.
Поставив будильник на полвосьмого утра, я долго ворочалась в постели и вспоминала про Пьетро. И чем ближе было утро, тем дальше казался мне мой итальянский кавалер; да, мне было очень хорошо с ним, но это отношения без будущего: где он, а где я… Зато здесь Сашка. Может быть, стоит попробовать возобновить наши отношения? Пожалуй, я позвоню ему завтра… Хотя завтра я не смогу. Закопаюсь в бумажки, будут неприятные разговоры, испортится настроение… Интересно, угнанную «шестерку» отдали владельцу или она стоит где-нибудь на штрафной стоянке? Пальцы оттуда хоть взяли? И микрочастицы оттуда не помешают. А если Асатуряна и девушку привез в магазин водитель, то куда, интересно, он делся? Не он ли, часом, расстрелял хозяина? На тряпочке-то из-под сиденья — оружейная смазка. Если это так, то мы имеем хотя бы приблизительные, но все же приметы, со слов человека, сдававшего похитителям комнату, и соседей.
Значит, в целом не так уж мало у нас: приметы, отпечатки пальцев… Тут я остановилась. Нет, приметы сработают в случае с похищением. Пальцы — вообще ни на что не сработают. В ювелирном магазине он следов пальцев не оставил. Кроме того, вопрос: если он принимал участие в похищении, почему его не забрали вместе с остальными? А если он просто отсутствовал, когда служба безопасности Масловского нашла похитителей, то почему Асатурян его не спрятал, а наоборот, разъезжал с ним по городу? Асатурян-то нам ничего уже не расскажет.
Ладно, начнем собирать дело по крупицам, по зернышку. В конце концов, я расследую похищение человека, а не разбой, в ювелирном. Вот похищение я и отработаю как следует. А на личную жизнь, как всегда, времени уже не останется.
Глава 11
Неприятных разговоров состоялось гораздо больше, чем даже я ожидала. Не считая шефа, двое зональных из городской, зампрокурора города, отдел кадров, несколько назойливых журналистов… Кончилось тем, что я сбежала из родной прокуратуры под благовидным предлогом обсудить план расследования с сотрудниками ФСБ.
Оба чекиста сидели в небольшом, но аккуратном кабинете, где, в отличие от милицейских и прокуратурских помещений, под столами не пылились пустые бутылки, маскирующиеся под изъятые с места происшествия вещдоки, на столах и подоконниках не валялись бумаги россыпью и пачками, и корзина для бумаг была девственно пуста.
Встретили они меня приветливо и сразу стали угощать чаем из красивого сервиза, а не как в милиции — из щербатых сосудов, употребляемых для всех видов жидкости, включая кофе, водку, суп и рассол. За чаем я им рассказала о своих соображениях по поводу возможности расстрела людей в магазине одним из похитителей жены Масловского.
— Ой, Маша, кривите душой, — хитро посмотрел на меня Царицын. — Как это он в магазине своих пальцев не оставил?
— Что вы имеете в виду? — Я уставилась на него, искренне не понимая.
— А гильзы?
— Что гильзы? — Вот тут я покраснела и мысленно обругала себя за это.
— Неужели специалисты Скотланд-Ярда не найдут на гильзах отпечатков? — продолжил Царицын.
Меня окатило волной ужаса. Ко всем моим неприятностям мне не хватало еще утраты вещдоков. Ведь просила Лешку сделать все в обстановке строгой секретности… А как говаривал старина Мюллер, — то, что знают двое, знает свинья.
— Да ладно, Мария Сергеевна, — Царицын подвинул мне конфетку, — не переживайте, никто вас не сдал. Это специфика нашей организации такая, мы должны все знать о людях, с которыми работаем. Чем мы можем помочь?
Справившись с волнением и сразу прикинув, что теперь надо выбирать выражения не только в телефонных разговорах, но и дома, и в кабинете, я попыталась связно объяснить, что надо, конечно, составлять композиционные портреты похитителей и предъявлять их инспектору ДПС, на глазах которого похищение происходило, а также плотно заниматься деятельностью Асатуряна в последний месяц его жизни — распечатки его телефонных разговоров, допрос свидетелей, в чем я рассчитываю на содействие оперативников. А сама я попытаюсь размотать, откуда пошла информация про похищение в прессу. Я уже знаю, что телевизионщикам ее сообщил журналист Трубецкой, поэтому надо закрепить данные, полученные от Скачкова и допрашивать Трубецкого. И не помогут ли мне доблестные чекисты его найти и вызвать.
После этих моих слов Крушенков лениво кивнул в сторону Царицына:
— Ну, это к Андреичу. А Юрий Андреевич Царицын пообещал к завтрашнему дню высвистать мне Трубецкого и спросил, где я предпочитаю его допрашивать — у себя в прокуратуре, у них в ФСБ или в редакции, вернее, в офисе Трубецкого.
Конечно, я выбрала прокуратуру. В ФСБ хорошо допрашивать человека, если от исхода допроса зависит, отметит он пропуск и уйдет или поедет прямиком в изолятор на Шпалерной. А обычный допрос, к тому же достаточно амбициозной личности, вполне может иметь место в нашей обшарпанной прокуратуре, где со стен падает штукатурка, а в период максимальных осадков прямо на посетителей протекает потолок.
Я попросила разрешения позвонить и, порывшись в записной книжке, набрала номер мобильного телефона Елизаветы Энгардт. Мне повезло, она ответила сразу. И даже сразу догадалась, что мне нужен Скачков.
— Маша, я вас расстрою. Он опять в запое, уже второй день на работу не выходит.
— Лиза, а вы не дадите его домашний адрес?
— Сейчас, мне надо порыться. — И после паузы Энгардт продиктовала мне название улицы и номера дома и квартиры.
— С кем он живет, Лиза?
— Насколько я знаю, один. Он развелся год назад, жена уже вышла замуж за другого, квартиру они разменяли.
Я сердечно поблагодарила Елизавету и в ответ услышала:
— Не стоит, Маша, это пустяки. Вы чем сегодня вечером занимаетесь?
— Пока не знаю, — удивилась я, — а что?
— У меня две контрамарки в театр, не могу найти компаньона.
— А на что?
— В том-то и дело, что на оперу. Гастроли Большого. «Дон Карлос».
— И вам не с кем пойти? — поразилась я.
— Дело в том, что у нас народ насчет культурки-то не очень…
— Да уж. Лиза, мне, конечно, очень хочется сходить… Можно, я позвоню ближе к вечеру, когда определюсь?
На этом мы попрощались; мне, конечно, хотелось сходить в театр, но еще больше хотелось сходить туда с Елизаветой Энгардт. Надо будет как-то изловчиться и выбраться. Решив, что я изловчусь, я предложила чекистам сопроводить меня домой к журналисту Скачкову, чтобы допросить его, как предлагает УПК, «по месту нахождения свидетеля». Царицын скривился и сослался на какие-то срочные дела, а Крушенков обрадовался и тут же принял низкий старт.
Через пять минут мы с ним уже ехали к «месту нахождения свидетеля», в новостройки.
— Как тебе с Царицыным работается? — осторожно спросила я Сергея, когда мы отъехали от Литейного на почтительное расстояние.
— Наш ответ Керзону? — усмехнулся Крушенков. — Теперь ты на него решила установочку сделать?
— Да нет, просто тебя я знаю, а с ним не сталкивалась никогда.