Николай Леонов - Запредельное удовольствие (сборник)
Но Людмила осталась верна материнскому долгу и принялась воспитывать дочку так, как обычного здорового ребенка. Девочку назвали Наташей.
Время шло. Людмила бросила институт на последнем курсе, потому что оставлять девочку одну или на попечение няни было невозможно: она нуждалась в постоянном уходе. Бесконечные массажи, растирания, дорогие лекарства, которые доставали через знакомых свекра – только на это он и соглашался в помощи внучке, – походы по врачам, поездки к морю… Вот чем была наполнена жизнь молодых родителей. Надо отдать должное – поначалу Виталий стойко делил с женой выпавшие на их долю трудности. Однако, в отличие от нее, учебу не бросил, и, в общем, правильно, потому что семья с больным ребенком требовала денег, а их он стал зарабатывать сразу же после окончания вуза. Получив красный диплом, устроился в приготовленное отцом место на крупном заводе, бывшем в те годы очень значительным.
Работа ему нравилась: во‑первых, она была ему интересна, во‑вторых, приносила достаточный доход, а в‑третьих… В-третьих, Виталий, хоть и не признавался себе самому в этом, но на работе чувствовал себя гораздо лучше, чем дома.
Людмила, измученная за день, издерганная бессонными ночами, старалась не нагружать приходившего поздно с работы мужа заботами о ребенке. Она взяла их все на себя. Это, конечно же, не могло не сказаться на ней: она как-то быстро, буквально за год, подурнела, постарела, забросила себя, никуда не ходила: все ее пункты выхода из дома составляли продуктовые магазины, детская поликлиника и аптеки. Пойти куда-нибудь развлечься вместе было нереально: Наташу не с кем было оставить, а няням Людмила не доверяла. О том же, чтобы пойти куда-то одной, оставив ребенка на попечение мужа, и речи не было: Людмила на это не соглашалась.
И как-то постепенно Виталий Евгеньевич обнаружил, что его жене вообще перестало быть интересно все, кроме ребенка. Растворившись в заботах о нем, одержимая мыслью поставить Наташу на ноги, вылечить во что бы то ни стало, она, некогда умница, красавица, звезда факультета, подающая большие надежды, перестала быть личностью. Виталий ловил себя на мысли, что ему с супругой элементарно не о чем поговорить. Если даже он приходил пораньше, чтобы побыть с ней вдвоем, и начинал расспрашивать о чем-нибудь, Людмила все сводила к тому, как Наташа спала, что кушала и сколько ползунков испачкала за день. Виталий внутренне кривился, ему хотелось сбежать от этого ужасавшего его быта, ему казалось, что он попал в заточение, где правил бал этот маленький по возрасту, но огромный по значимости ребенок.
Сам же он как муж отступил для Людмилы на задний план. Ему уже не доставалось ни заботы, ни ласки, ни элементарного внимания. Секс из их отношений исчез напрочь, когда не прошло еще и двух лет после свадьбы. Людмила слишком уставала, а Виталий довольно скоро потерял к ней влечение как к женщине.
Все реже и реже он появлялся дома, с удовольствием ездил в командировки и, если поначалу мучился чувством вины перед Людмилой, то вскоре оно исчезло. Человек неосознанно стремится избавиться сначала от объекта, который вызывает в нем это чувство, а потом и от него самого – с помощью оправданий. Виталий оправдывал себя тем, что много работает ради обеспечения семьи, что Людмила сама выбрала такую жизнь и что он, в конце концов, сохраняет ей верность.
Только вот последний пункт этих оправданий очень скоро исчез – у него появилась секретарь-референт Тамара, сопровождавшая его в командировках. Выпускница иняза, она в поездках за границу была очень кстати для молодого руководителя финансового отдела.
Словом, спустя полгода Виталий собрал вещи и сообщил Людмиле, что уходит. Ждал грандиозного скандала, однако его, как ни странно, не последовало. Людмила лишь спросила, станет ли он помогать им с Наташей материально, и, услышав, что, разумеется, да, облегченно вздохнула. Виталию показалось, что она даже рада остаться без него – не нужно тратить время на «лишнего» человека в доме, хотя оно, это самое время на мужа, и так было сведено Людмилой к минимуму.
Квартиру Виталий оставил жене и дочери, сам же с Тамарой перебрался в новую кооперативную квартиру, на которую мгновенно раскошелился отец. Вот уж кто был счастлив от развода сына! Развели их быстро, и этому тоже поспособствовал Евгений Михайлович. И зажили Виталий с Тамарой совсем по-другому, уже через пару месяцев Виталию прежняя жизнь стала казаться дурным сном.
Деньги он перечислял исправно, даже сверх того, что было положено по закону. Тамара не возражала: им вполне хватало, а за то, что Людмила не навязывала им общение с девочкой, она готова была платить и больше. Покой дороже. Тем более что вскоре у них самих родился сын – красивый и, главное, абсолютно здоровый мальчик. Правда, впоследствии выяснилось, что него слабое сердце, но разве такую мелочь можно сравнить с церебральным параличом?
Виталий полностью окунулся в воспитание сына, и на этот раз делал это с искренним удовольствием. Бывшую семью он совершенно перестал навещать, но содержание не урезал.
Впервые после ухода из семьи он увидел Наташу в день ее шестнадцатилетия: Людмила сама позвонила и сказала, что было бы хорошо, если бы он поздравил дочь лично. Виталий согласился, хотя в душе сильно переживал: как встретят его там, откуда он, если уж быть откровенным с самим собой, сбежал, не выдержав трудностей? А если Наташа его даже не узнает? Не потому, что не помнит, а по причине слабоумия? Он не знал, в каком она сейчас находится состоянии, Людмила на редкие вопросы по телефону о здоровье дочери отвечала кратко и неизменно: «Динамика положительная», но насколько она положительная, эта динамика?
Воображение рисовало ужасные картины: уродливая девочка с большой головой и ярко выраженными чертами дебильности, с текущей слюной… Пытался унять отвращение, но тщетно. Ехал и трясся.
По дороге заехал в магазин, купил шикарный букет роз и набор: колье и серьги в изящной коробочке, красиво мерцавшие на черном бархате. Подарок насколько дорогой и солидный, настолько и бесполезный, потому что вряд ли то существо, которое представлялось Виталию Евгеньевичу, могло его оценить. Руки тряслись, когда давил на кнопку звонка покинутой им больше десяти лет назад квартиры…
Наташа оказалась совсем не такой, какой он ее представлял. Да, не красавица, скорее наоборот, но никакой большой головы, слабоумия в глазах и уж тем более слюны не было. Ходила плохо: ножки кривые, тощенькие, на костыликах, но ведь ходила! И все понимала как абсолютно нормальный человек! Речь немного невнятная, но в целом вполне адекватная девушка. Она встретила его в прихожей, посмотрела пытливо темными глазами, но на шею не кинулась, не смеялась от радости, не обнимала. Его неловкий поцелуй в щеку приняла не слишком охотно. Мельком взглянув на подарок, довольно равнодушно отложила его в сторону, а вот цветам искренне обрадовалась.
Людмила пригласила их за стол. Больше никого в гостях не было. Разговаривая с дочерью, Виталий мучительно искал темы, смеялся невпопад и вообще держался ненатурально. Наташа, оказавшаяся отнюдь не глупой, сразу это почувствовала и где-то через полчаса проговорила:
– Не парься, папа, ты все равно не угадаешь, что я люблю.
– А ты расскажи, я буду знать, – осторожно попросил он.
И девушка стала рассказывать: о своих успехах в домашнем обучении, о стихах, которые сочиняет, о мечте поступить в литературный институт… Любимов слушал с интересом и с удивлением ощущал, что не замечает физического уродства дочери. Его мучила вина за то, что столько лет не видел ее, не наблюдал за развитием и сейчас вынужден по крупицам восполнять о ней то, что знал бы естественным путем. Одно его радовало – Наташа делилась с ним охотно и увлеченно. И он спрашивал – и слушал, слушал…
Внезапно возникшая идиллия оборвалась так же внезапно: со звонком Виталию из дома. Звонила Тамара, она была в сильной тревоге, оказывается, Рома во дворе упал с велосипеда и распорол ногу. Кровь сильно хлещет, и она не знает, как ее остановить. Мальчика надо вести в больницу, поэтому Виталию срочно нужно быть дома. Зная, что жена не отличается практичностью, Виталий пообещал скоро приехать.
Положив трубку, он торопливо поднялся, приготовившись извиняться, но тут же натолкнулся на взгляд Наташи: тяжелый, мрачный и абсолютно чужой. Она вдруг с силой захлопнула альбом со стихами, который они минуту назад читали вместе, сказала:
– Не надо ничего. Уходи! И не приходи больше! – И, опершись на костыль, сильно хромая, поковыляла в свою комнату. Он хотел догнать, но Людмила удержала его за плечо:
– Не надо, будет только хуже. Потом попросишь прощения. Она девочка очень отходчивая.
