Александра Маринина - Я умер вчера
– Почему так?
– Потому что у Томилиной переходящие персонажи, и только она сама может точно помнить, что у нее написано в следующих произведениях. А посторонний сценарист такого наворотит, что первый-то фильм я сниму, а что дальше делать – непонятно. Он в интересах драматургии первого фильма так расставит героев и так сложит их судьбы, что следующие фильмы уже снимать будет не с кем, он всех нужных мне людей поубивал, отправил на постоянное жительство за границу или поссорил между собой. Можете мне поверить, я это уже проходил.
Дорогань умолк, вероятно, сосредоточившись на процессе приготовления кофе, а Настя встала, чтобы размять затекающую от сидения в мягком кресле спину. Повернувшись, она увидела прямо над креслом написанный маслом портрет известной шведской актрисы. Размашистая надпись по-английски в нижнем углу полотна гласила о том, что это подарок продюсеру, с которым актрисе так славно и легко работалось. «Надо же, – с усмешкой подумала Настя, – какие звезды у него снимались. Наверное, он в своем мире человек достаточно известный. А я, как водится, опять отстала от жизни и никогда о нем не слышала».
Она прошлась вдоль стены, рассматривая расставленные на стеллажах книги. «Размышления о киноискусстве» Рене Клера, двухтомник «Истории киноискусства» Жоржа Садуля, издания зарубежных киносценариев – от вида этих книг на душе стало уютно и тепло. Точно такие же книги, те же самые издания шестидесятых годов стояли на полках в квартире, где прошло Настино детство. На мгновение ей захотелось снова стать маленькой, оказаться в той квартире, и чтобы из кухни вышла мама, и чтобы не было тоскливой пустоты в душе. Чтобы все стало как раньше, чтобы не было трех зимних месяцев этого года, и того ужаса и отчаяния, через которые ей пришлось пройти. Чтобы она снова могла разговаривать с Лешкой, как прежде, часами, сутками напролет. Чтобы ее не пугали поездки в гости к родителям…
Но из кухни вышел Дорогань, и ей пришлось вернуться к реальности.
– И все равно я не понимаю, – сказала она как ни в чем не бывало, мгновенно включаясь в сцену, – почему сценарист не сможет написать нормальный сценарий. Пусть прочтет все книги, тогда и с персонажами не будет неразберихи.
– Э, да вы идеалистка, – покачал головой Всеволод Семенович. – Я сказал вам, что хочу снять пять фильмов. Так?
– Так, – согласилась она, наливая себе кофе.
– А разве я сказал, что у меня есть деньги на пять фильмов? Говорил я такое?
– Не говорили.
– Вот видите. Пять фильмов – это проект. Прожект, выражаясь высокопарно. Иными словами – мечта, прекрасная и несбыточная. Чтобы превратить ее в реальность, нужно найти деньги на первый фильм, сделать его, хорошо продать, получить прибыль, доказать инвесторам, что пилот состоялся… Вы знаете, что такое пилот?
– Первое изделие на пробу. Да?
– Именно. Так вот, пилот получился, проект жизнеспособен, и можно начинать выпекать второй пирожок. У меня нет возможности заказать человеку пять сценариев, понимаете? Я могу заказать только один. Но под один сценарий он и прочитает только одну книжку. И если я начну требовать, чтобы он, прежде чем начинать работу, прочел все, что написала Томилина, он либо пошлет меня подальше, либо взвинтит свой гонорар до поднебесных размеров, поскольку чтение требует времени и затраты усилий на запоминание и выписывание деталей, либо потребует, чтобы я ангажировал его на весь проект. А я не могу себе позволить ни первого, ни второго, ни третьего.
– Про первое и второе – я согласна. А насчет третьего не поняла. Почему вы не можете позволить себе делать весь проект с одним сценаристом?
– Могу. Делать могу. А заранее давать обещания не могу. Кинопроизводство – это производство, а не богадельня, и в работе над фильмом должны участвовать те, кто сделает этот фильм наилучшим образом, а не те, с кем продюсер связан близкими отношениями или кому он что-то когда-то пообещал. Впрочем, я вам это уже говорил. Мне может не понравиться, как работает сценарист, он может оказаться необязательным, он может не соблюдать сроки, он может не найти общего языка с режиссером и со мной. Да, в конце концов, автору может не понравиться, что он сотворил с ее литературой. Мадам Томилина продаст нам права на экранизацию одного произведения, мы сделаем фильм, сделаем удачно, проект раскрутится, а Татьяна Григорьевна скажет, что мы изуродовали ее идею и она не хочет, чтобы мы калечили остальных ее детей. Вот и все, дорогая Анастасия Павловна. Права на экранизацию остальных четырех книг мы уже не получим никогда. Купить у Томилиной права сразу на пять книг я не могу, у меня нет на это денег. Сменить сценариста я тоже не могу, я подписал с ним контракт на пять фильмов, и в случае отказа я должен заплатить неустойку, на которую у меня опять же нет денег. И с чем я останусь? С разбитыми мечтами. С четырьмя прекрасными книгами, по которым не будут сняты прекрасные фильмы. Поэтому мне нужна Томилина. Сама. Лично. Я вас умоляю! Хотите, на колени встану?
– Я попробую, – неожиданно сказала Настя, хотя еще полминуты назад и не собиралась давать ему никаких обещаний. – Но вы, в свою очередь, должны помочь мне.
– Все что угодно! Голубушка! Я вас обожаю! Говорите, чем я могу быть вам полезен?
– Вы должны позвонить Уланову и предложить ему пригласить в программу Татьяну.
– Господи, вот уж не думал, что у вас с этим проблемы! – всплеснул руками продюсер. – Вы же расследуете убийство сотрудников программы, вы в постоянном контакте с Улановым, неужели вы думаете, что он вам откажет?
– Разумеется, не откажет. Куда он денется. Но я не хочу, чтобы инициатива исходила от меня. Для него Татьяна Томилина должна быть только автором популярных детективов, а вовсе не моей приятельницей и тем более не сотрудником органов внутренних дел. Вы меня поняли, Всеволод Семенович?
Дорогань отставил чашку подальше и скрестил руки на груди. Правда, удержаться в этой монументальной позе ему удалось не дольше десяти секунд. Он снова начал ерзать и жестикулировать.
– Я могу сказать Уланову, что существует проект создания пяти фильмов по книгам Томилиной? Мне же нужно его заинтересовать, объяснить, почему Томилина может представлять интерес для программы. Было бы хорошо сказать ему, что она следователь и одновременно известный писатель…
– Ни в коем случае, – оборвала его Настя. – Слово «следователь» вообще не произносится. Кстати, сообщаю вам, что у Тани совершенно другая фамилия, а Томилина – это псевдоним.
– Что вы говорите? – удивленно воскликнул Дорогань. – Неужели псевдоним? Я и не подозревал.
– И об этом тоже говорить Уланову не нужно. Речь должна идти только о писательнице, авторе двух десятков бестселлеров, по которым вы собираетесь снимать несколько фильмов.
– А если он не заинтересуется?
– Пообещайте ему деньги.
– В какой, позвольте спросить, форме?
– В прямой. Скажите, что вы крайне заинтересованы в предварительной рекламе проекта и готовы отнестись к приглашению Томилиной в эфир именно как к рекламе. Они там все большие мальчики и девочки, такие вещи понимают с полуслова. Только не связывайте Уланова с Таней напрямую, замкните все на себя.
– Ладно, если вы обещаете ее уговорить…
– Я пока только обещаю с ней поговорить. И больше ничего. Но мою просьбу вам выполнить придется. Потому что если я с ней не поговорю, то у вас шансов не будет вообще, а так все-таки есть надежда.
– Ну вот, – Дорогань вдруг развеселился, – теперь уже и вы меня шантажируете. И как это я расслабился? Надо же, на пять минут отвлекся, разговорился с дамой из милиции – и на тебе, пожалуйста, меня уже взяли за горло.
– Так я же из милиции, – улыбнулась Настя.
– У вас там все такие?
– Поголовно. Я еще цветочек, а вот когда вам ягодка попадется – мало не покажется. Я могу считать, что мы договорились?
– Можете, – вздохнул продюсер. – Только вы уж там постарайтесь с Татьяной Григорьевной, ладно?
– Уж постараюсь.
* * *Выйдя из дома, где жил Дорогань, Настя дошла до автобусной остановки, но поехала не на станцию, а в совершенно другую сторону, к пансионату, в котором должна была проходить конференция. Она слабо представляла себе, зачем едет туда, испытывая лишь острое чувство вины перед мужем.
Укрытый в лесополосе пансионат она нашла легко, из всех дорог только та, что вела к нему, была тщательно заасфальтирована. Настя вспомнила, что раньше это был «спецобъект», получить путевку для отдыха в котором могли только лица, приближенные к императору. Потому и дорога хорошая, и забор высокий, и будка охраны наличествует. Взглянув на служебное удостоверение, плечистый парень в синей униформе кивком головы разрешил Насте пройти на территорию.
Она медленно брела по обсаженной березами аллее в направлении красивого шестиэтажного корпуса с зеркальными стеклами, в которых отражалось голубовато-серое весеннее небо. Дойдя до здания, Настя выбрала скамейку, с которой хорошо был виден вход, уселась поудобнее и достала сигареты. Мимо нее то и дело проходили солидные дамы и господа в распахнутых коротких шубах или отделанных мехом куртках. Настя ловила обрывки фраз, произносимых на разных языках, и удивлялась, как это им не жарко в такой теплой одежде, москвичи давно уже ходили в плащах и легких курточках, а эти умные математики будто на Северный полюс приехали. Неужели за границей до сих пор верят в байки о том, что в России белые медведи прямо по улицам ходят?
