Александра Маринина - Ангелы на льду не выживают. Том 2
– Ганджумян говорит – автокатастрофа. Но он может не знать, что произошло на самом деле. Надо уточнять.
– Ну так уточняй, чего ты сидишь! – сердито бросил Антон.
Дзюба обиженно засопел и полез в компьютер.
«Чего я на него взъелся? – осадил себя Сташис. – Веду себя как капризная бабенка, поддаюсь собственному настроению. Если окажется, что Носуленко был убит, то вырисовывается хорошая цепочка. Конфликт с Ганджумяном – покушение на него, конфликт с тренером – убийство. Ведь Власов не мог не обвинять Носуленко в том, что его ученика, талантливого спортсмена, отчислили из группы. Он не мог не понимать, что тренер и отец Вардана сговорились. Понимал, конечно, иначе не пришел бы к Ганджумяну скандалить. А до этого, наверное, и с Носуленко отношения выяснять пытался. Все сходится на Власове… Нет, не все. Не сходятся Болтенков и Ефимова, на моменты их смерти у Власова алиби. Два против двух. Пятьдесят на пятьдесят. Черт знает что!»
– Поехали к Баглаеву, – скомандовал он. – Надо ему рассказать про Ганджумяна. Он должен быть в курсе, потому что нам нужно знать, что скажут баллисты по пуле и гильзе. И смотри, лишнего не болтай, чтобы Баглаев про наши подвиги не узнал. Все понял?
Дзюба ничего не ответил. Даже не кивнул в знак согласия. Молча выключил компьютер и только полоснул Антона пронзительным взглядом голубых глаз. В этих глазах не было ни злобы, ни ненависти. В них было непробиваемое, как ледяные торосы, упрямство.
* * *– Ну и при чем тут этот бизнесмен? – хмуро спросил Тимур Ахмедович Баглаев. – Не вижу связи с делом Болтенкова. Темните вы что-то…
Антон снова начал путано объяснять про свидетелей, которых они с Дзюбой опрашивали на предмет конфликтов между Ламзиным и Болтенковым, и вот кто-то из них назвал фамилию Носуленко, а за ним появилось имя Ганджумяна, и вдруг выяснилось, что пару дней назад на этого Ганджумяна было совершено покушение с применением огнестрельного оружия. Концы с концами в этих объяснениях никак не сходились, и чем больше Антон говорил, тем яснее видел, что следователь ему не верит.
И вдруг Дзюба, до этого момента хранивший молчание, перебил его:
– У Болтенкова был ученик, который имел основания мстить своему тренеру. И у этого же ученика был серьезный конфликт с Ганджумяном.
Антон поперхнулся и замолчал. Ну кто ж тебя за язык тянул, горе ты мое! Ведь предупреждал же: лишнего не болтай.
Баглаев пожевал губами, усмехнулся, кивнул.
– То есть вы мне предлагаете другого подозреваемого? Я вас правильного понял?
– Нет, Тимур Ахмедович, – Дзюба сохранял полное спокойствие, чем немало удивил Антона, – мы ищем связь этого ученика с Ламзиным. И если мы ее найдем, то сможем смело говорить о группе, состоящей как минимум из двух человек. Болтенкова убил Ламзин, а второй соучастник пытался убить Ганджумяна. Оружие-то по эпизоду с Болтенковым не найдено, так что не исключено, что им воспользовались во второй раз. Имеет смысл проверить.
Вот это да! Чего-чего – а такого Антон от Ромки совсем не ожидал. И как складно выходит, если его послушать! И версия следователя о виновности Ламзина вроде бы сомнению не подвергается, что важно.
– Имеет смысл, – согласился Баглаев. – Толково. Молодец. Сделайте мне связь этого фигуранта с Ламзиным.
Они поспешили убраться с глаз долой, пока Тимур Ахмедович их не раскусил.
– Ты где так врать научился? – Сташис даже не старался скрыть одобрение и восхищение. – И без подготовки, с места в карьер. Хорошо еще, что Ахмедыч не спросил имя фигуранта и не захотел его сам допросить. Видок мы бы имели весьма бледный… Рисковый ты парень, Ромчик.
Дзюба ничего не ответил. Антон глянул на него повнимательнее.
– Ромка, не крути! – строго произнес он. – Признавайся: ты сам веришь в то, что сказал следаку? Ты считаешь, что Власов имеет отношение к убийству Болтенкова? У него же алиби, ты сам его проверял. Откуда такие мысли? Ты знаешь что-то, чего не знаю я? У тебя есть какая-то информация о его связи с Ламзиным?
– Ничего у меня нет, – тихо и четко ответил Дзюба. – И ничего такого я не думаю. Просто я увидел, что ты не можешь внятно объяснить Баглаеву, чего мы хотим, и при этом не подставиться. Ты пытался соврать – не получилось. Пришлось мне. Вот и все.
– Что с тобой, Рома? Ты на себя не похож в последнее время. Раньше ты таким не был.
Дзюба вскинул голову, повернулся к Антону.
– Это ты на себя не похож, – зло проговорил он. – Это ты раньше таким не был. Ты все время злой, тебя все раздражает. О деле вообще думать не хочешь, как будто работа тебе надоела. Я хотел у тебя учиться, я так радовался, когда ты помог мне перевестись на Петровку, думал – вот, теперь начнется новая жизнь, у меня будет наставник, который меня научит, покажет, поможет. А ты… Я понимаю, у тебя проблемы, но ты, может, думаешь, что их ни у кого больше нет? Все живут как в раю, один ты страдаешь? Всем трудно, у всех что-то происходит, но нельзя же так… Человек сидит в СИЗО, следователь уверен в его виновности, а мы чем дальше копаем – тем больше понимаем, что подозреваемых может быть целая куча и мотивов может быть миллион, но тебе как будто все равно. Я, между прочим, нашел свидетеля, который смог подробно описать, в какой одежде Ламзин в вечер убийства выбегал из дома. Это та самая одежда, которую у него изъяли. И на ней нет никаких следов. Но тебе и это неинтересно. Тебя парит только одно: чтобы начальство не ругало и следак башку не снес. Если ты собрался и меня этому учить, то я лучше на «землю» вернусь.
У Антона потемнело в глазах от мгновенно нахлынувшего стыда. Неужели так заметно, что он перестал думать о работе, озабоченный прежде всего своей личной ситуацией? У него хватало здравого смысла и самокритичности, чтобы самому понимать: работа, такая любимая, отошла на второй и даже на третий план, в голове совсем другие мысли, которые работе мешают. Но он надеялся, что, кроме него, этого никто больше не замечает. Выходит, он заблуждался. Ромка все видит и осуждает его. А кто еще видит? Серега Зарубин? Каменская? Нет, Каменская вряд ли в курсе его проблем с няней и детьми… Хотя почему «вряд ли»? Она работает у Стасова, знакома с ним много лет и столько же лет знает Лизу. И с Зарубиным она дружит, а Кузьмич вообще все знает про Антона. Ох ты елки-палки! Если еще и Анастасия Павловна думает так же, как Ромка, то это вообще стыдобища невыносимая! Когда они вместе работали по убийству в театре, она так хвалила его профессиональные навыки… Теперь, наверное, разочаровалась…
Надо брать себя в руки. В конце концов, увольнение няни – это вопрос не сегодняшнего дня, об этом можно подумать и завтра, как сказала бы Скарлетт О’Хара. А вот убийства, которые надо раскрывать, это дело неотложное.
Преступлений-то по меньшей мере три в одном флаконе: Ефимова, Болтенков и Ганджумян. А возможно, и Носуленко, если выяснится, что это была не случайная автокатастрофа.
– Ты что-нибудь успел выяснить о гибели Носуленко? – спросил он Дзюбу, стараясь не встречаться с ним глазами.
– Разбился на машине, когда был на отдыхе в Греции. Машина арендованная. Ездил с женой и ее подругой. Женщины отделались травмами, сам Носуленко погиб. Он был за рулем. Нетрезвый. Собственно, они все были изрядно навеселе, – суховато ответил Роман.
– То есть никаких сомнений?
– Никаких.
Значит, во флаконе только два трупа и один раненый. Уже легче.
– Про жену Носуленко известно что-нибудь?
– Только имя и год рождения, больше ничего не успел.
– Звони, выясняй, – вздохнул Антон, усаживаясь в машину. – Узнавай, где живет и работает, поедем поговорим с ней. Заодно заедем в магазин, мне надо Ваське джинсы купить, я обещал ей подарить в честь окончания учебного года.
Солнце прогрело город до такой степени, что захотелось открыть окно. Пусть трасса, пусть выхлопные газы и смог, но все равно ощущение летнего воздуха, врывающегося в окно, полностью перебить невозможно. Рядом с машиной Антона ехал раздолбанный, сильно тарахтящий автомобильчик. Дзюба куда-то звонил и что-то выяснял, но его голос почти полностью заглушался звуками, издаваемыми старенькой таратайкой.
Сташис снова невольно съехал мыслями в сторону собственных перспектив: интересно, Эля поставит вопрос о машине, когда будет увольняться? Машина-то принадлежит ей, она просто любезно предоставила Антону возможность ею пользоваться.
Краем глаза он заметил, как изменилось лицо Дзюбы и каким растерянным жестом он опустил на колени руку с зажатым в ней телефоном.
– Что? – повернулся к нему Антон. – Есть адрес?
– Адрес есть, – странным голосом ответил Ромка. – Только толку нет.
– Не понял…
– Она убита.
– Кто убит? – не понял Антон.
Внимание его снова переключилось на дорожную ситуацию: они проезжали крайне неудачно отрегулированный перекресток с пешеходным переходом, который начинался метра через три после поворота направо. Многие водители, заканчивавшие маневр на последних секундах разрешающего сигнала, вынуждены были останавливаться перед «зеброй», мешая проезду в перпендикулярном направлении. Приходилось истошно сигналить и искусно маневрировать, чтобы все-таки пересечь проезжую часть.
