Донна Леон - Гибель веры
Последовало долгое молчание.
— Синьор Сасси?
Не получив ответа, спросил помягче:
— Как она?
— Плохо.
— Кто ее сбил?
— Неизвестно.
— Как это?
— Ехала домой после работы, на велосипеде. Похоже, машина ударила ее сзади. Кто бы там ни был, не остановились.
— Кто ее нашел?
— Шофер грузовика — увидел в канаве у дороги и доставил в больницу.
— Насколько она пострадала?
— Точно не знаю. Мне позвонили сегодня утром и сказали, что сломана нога. Но думают, может быть поврежден мозг.
— Кто так думает?
— Не знаю. Все это говорил тот, с кем я разговаривал по телефону.
— Но сейчас вы в больнице?
— Да.
— Как они узнали, что надо связаться с вами?
— Полиция явилась в ее пансион — на сумке был адрес. Думаю, владелец назвал им фамилию моей жены, он помнил, что Марию туда устраивали мы. Но они не потрудились позвонить мне до сегодняшнего утра, после этого я сразу сюда.
— Почему вы мне позвонили?
— Мария в прошлом месяце поехала в Венецию, мы поинтересовались, куда направляется, сказала, что собирается поговорить с полицейским, по фамилии Брунетти. Не сообщила о чем, а мы не спросили — не подумали как-то. Сейчас вот сообразили: вы ведь тот самый полицейский и вам, наверно, надо дать знать, что с ней случилось.
— Спасибо, синьор Сасси. Очень рад, что вы мне позвонили. Скажите, как она вела себя, после того как встретилась со мной?
Если Сасси и решил, что это странный вопрос, в голосе его не промелькнуло и намека на это.
— Как обычно. А что?
Брунетти предпочел не отвечать, а вместо этого спросил:
— Сколько вы там еще пробудете?
— Не очень долго. Мне надо обратно на работу, а жена — с внуками.
— Как фамилия врача?
— Этого я не знаю, комиссар. Тут такой бардак. Санитарки сегодня бастуют, так что трудно найти кого-то, кто что-нибудь скажет. Похоже, никто ничего не знает о Марии. Не могли бы вы сюда прийти? Может, вам они уделят внимание.
— Буду там через полчаса.
— Она очень хорошая, — заключил Сасси. Брунетти, который знал ее шесть лет, полностью разделял это мнение — справедливые слова.
Когда Сасси повесил трубку, Брунетти позвонил вниз Вьянелло и велел ему найти рулевого и лодку, а потом быть готовым выехать на Лидо в течение пяти минут. Приказал оператору соединить его с больницей на Лидо и попросил к телефону кого-нибудь из приемной «Скорой помощи». Его переключили на гинекологию, хирургию и кухню. Разозлившись, он повесил трубку и побежал вниз по лестнице к Вьянелло, Бонсуану и ожидающему катеру.
Пока пересекали лагуну, он рассказал Вьянелло о звонке Сасси.
— Ублюдки! — заклеймил Вьянелло тех, кто были в машине и скрылись. — Не остановились — бросили ее умирать у обочины.
— Может, им того и надо было. — Брунетти увидел, что до сержанта внезапно дошло.
— Ну конечно. — Вьянелло даже глаза прикрыл — как просто. — Но мы даже не ходили в casa di cura задавать вопросы. Откуда они знают, что она с нами говорила?
— Мы ведь понятия не имеем, что она делала с тех пор, как была у меня.
— Нет, не имеем. Но не могла же она так сглупить — пойти и обвинить кого-то?
— Она провела большую часть жизни в монастыре, сержант.
— И что это значит?
— Это значит, что, возможно, думает так: достаточно внушить кому-нибудь, что он нехорошо поступил, и тот отправится в полицию, выразит свои сожаления и сдастся.
Беспечно, однако, это прозвучало — он тут же пожалел, что так легкомысленно высказался.
— Я имею в виду, что она не очень хорошо судит о характерах, возможно, и многие побуждения для нее не очень понятны.
— Полагаю, вы правы, синьор. Монастырь, скорее всего, — не лучшее место для подготовки к житью в мерзком мире, созданном нами.
Комиссар не придумал, как ответить, и молчал, пока лодка не вошла в один из причалов для «Скорой помощи» на задах Оспедале-аль-Маре. Выпрыгнули из лодки, а Бонсуану велели подождать, пока разберутся, что происходит. Распахнутая дверь вела в белый коридор с цементным полом. К ним поспешил санитар в белом халате.
— Вы кто? Что вы тут делаете? Отсюда входить в больницу никому нельзя!
Не обращая внимания на то, что он говорит, Брунетти достал свое удостоверение и махнул им санитару.
— Где приемная «Скорой»?
Тот явно размышлял, стоит ли им сопротивляться. Но взяло верх обычное итальянское нежелание возражать власти, особенно ее представителям в форме, и он показал им, куда идти. Через несколько минут они стояли у стола дежурной сестры, за ним — открытые двойные двери в длинный, ярко освещенный коридор. За столом никого, на несколько призывов Брунетти никто не отозвался. Через несколько минут из дверей выскочил человек в помятом белом халате.
— Извините… — И Брунетти вытянул руку, чтобы задержать его.
— Да? — отреагировал он.
— Как мне выяснить, кто дежурит в приемной «Скорой помощи»?
— Зачем вам это?
Снова Брунетти вытащил и показал удостоверение. Человек в халате всмотрелся поочередно в документ, потом в его обладателя.
— Что вы хотите узнать, комиссар? Я как раз тот, кто обречен дежурить в приемной.
— Обречен? — переспросил Брунетти.
— Извините за преувеличение. Нахожусь здесь последние тридцать шесть часов, потому что санитарки решили устроить забастовку. Я пытаюсь заботиться о девяти пациентах с помощью одного дневального и одного интерна. И вряд ли мне помогает, что я стою тут и вам это рассказываю.
— Извините, доктор, не могу арестовать ваших санитарок.
— Жаль. Чем могу служить?
— Я пришел из-за женщины, которую привезли сюда вчера. Сбита машиной. Мне сказали, что у нее сломана нога и повреждение мозга.
По этим сведениям врач моментально определил, о ком идет речь.
— Нет, нога не сломана. Это плечо, и то лишь смещение. А вот несколько ребер, возможно, сломаны. Но меня беспокоила травма головы.
— Беспокоила, доктор?
— Да. Мы отправили эту пациентку в Оспеда-ле-Чивиле меньше чем через час после того, как ее привезли сюда. Даже если бы у меня был штат, чтобы работать с ней, мы не располагаем оборудованием для лечения такой черепной травмы.
Не без труда Брунетти обуздал свой гнев: зачем сделал глупость и приехал сюда.
— Насколько плохо дело, доктор?
— Привезли ее без сознания. Я вправил плечо и забинтовал ребра, но о травмах головы знаю недостаточно. Сделал некоторые анализы — необходимость выяснить, что творится в голове, чтобы судить о том, почему пациентка не приходит в сознание. Но ее так быстро привезли и увезли, что у меня для уверенности недостало времени.
— Несколько часов назад сюда приходил человек, искал ее. И никто не сказал ему, что отправили в Венецию.
Доктор пожатием плеч снял с себя всю ответственность:
— Я же говорю — нас тут только трое. Должны были сообщить.
— Да, — согласился Брунетти, — должны были. Что-нибудь о ее состоянии можете мне сказать?
— Нет, спросите лучше в Чивиле.
— Где она там?
— Если нашли невропатолога — в интенсивной терапии. Должна быть, во всяком случае. — Он потряс головой, не то от усталости, не то вспомнив о характере травм.
Вдруг одна из дверей открылась изнутри и появилась молодая женщина, тоже в помятом белом халате.
— Доктор, — позвала она настойчиво, звенящим голосом, — вы нужны! Срочно!
Врач развернулся и последовал за ней за дверь, ничего больше не сказав Брунетти. А тот вернулся обратно к катеру, взошел на борт и, ничего не объясняя рулевому, распорядился:
— Обратно в Оспедале-Чивиле, Бонсуан!
Пока катер прорезал крепчающие волны, Брунетти сидел внизу, через стеклянные окошечки дверей смотрел на Вьянелло: тот, конечно, рассказывал Бонсуану, что произошло. Оба с неодобрением трясли головами, — без сомнения, единственно возможный ответ на любой продолжительный контакт с государственной системой здравоохранения.
Через четверть часа лодка причалила у Оспедале-Чивиле и комиссар поручил Бонсуану подождать. По долгому опыту они с Вьянелло знали, где находится блок интенсивной терапии, и быстро выбрались из лабиринта коридоров.
В последнем перед блоком коридоре Брунетти увидел знакомого молодого врача, тот узнал его и приветственно улыбнулся.
— Виоп giorno, Джованни! Мне бы найти женщину, которую вчера прислали с Лидо.
— Ту, что с травмой головы?
— Да. Как она?
— По внешним признакам похоже, что ударилась головой о свой велосипед, а потом еще раз — о землю. Над ухом глубокая рана. Но мы пока ничего не предпринимаем — она не приходит в сознание.
— Кто-нибудь знает?… — начал Брунетти, но остановился.
— Мы ничего не знаем, Гвидо. Возможно, придет в себя сегодня. Или так и останется. Или умрет. — И он засунул руки в карманы халата.
