Максим Есаулов - Собачья работа
— Да уж постараюсь.
Максаков всегда скептически относился к оперативникам, рассказывающим, что их хотят убрать, вынимающим пистолет перед парадной, подозрительно оглядывающим случайных прохожих. Он свято верил в старую поговорку, что героев не убивают, а увольняют. Но это все касалось мафии, бандитов и других людей, исходящих из соображений целесообразности. Но поступки шизоида с боевым стволом на руках трудно поддавались прогнозам. Максаков ни с кем, кроме Гималаева, не поделился своими опасениями? Игорь был его лучшим другом и всегда мог трезвее оценить ситуацию. Докладывать кому бы то ни было не имело смысла: Максакову никто не угрожал, его никто явно не преследовал. Возможно, ситуация вообще существовала только в его воображении, а постоянное ощущение взгляда на спине, мелькание лица в толпе и тени в темноте были лишь плодом постоянного нервного переутомления. Но он знал, что это не так. Точно знал.
— …Ми-ша! Останови! — Сестра теребила его за плечо.
Нога автоматически нажала на тормоз. Сзади оглушительно засигналили. Он дернулся вправо, увернулся от «девятки», пропустил продолжающую сигналить «ауди» и остановился у поребрика.
— Братан у нас — Шумахер! — гордо похлопала его по плечу Оля. — Ты чего? Задумался?
— Вроде того. — Максаков с трудом выпустил из пальцев руль. Заныло в груди.
Он выбрался из машины и открыл заднюю дверцу. Они стояли на абсолютно темном Среднеохтинском возле ослепительно-сияющей витрины ночного магазина. Холодный ветер обжигал лицо.
— Пойдемте, Света, я вас провожу.
— Не надо, не надо, — защебетала она, подбирая пальто, чтобы выбраться из машины. — Мне тут рядом, во дворе.
— Надо-надо, — в тон ей улыбнулся он, — мне спокойней будет.
Двор представлял собой небольшой черный квадрат, окруженный двухэтажными немецкими домиками. Несколько узких горящих окон практически не давали света. В середине скорбно застыла группа изогнувшихся от мороза деревьев. Под ними зловеще вспыхивали красные зрачки сигарет. Под ногами хрустела ледяная корка.
— Я те говорил, что она соска? А ты не верил.
— Кто?
— Кто-кто. Светка с пятнадцатой. Вон мужик старый ее домой ведет. А ты — приличная, приличная…
— Точна-а! А еще выеживается! Понятненько! Оформим!
Девочка вздрогнула. От ее веселой уверенности не осталось и следа. Максаков отворил дверь парадной.
— Спасибо. — Казалось, она сейчас заплачет.
— Не за что.
Он подождал, когда за ней захлопнется дверь на втором этаже, и направился к деревьям. Во рту сразу стало кисло-сухо. Все нервное напряжение дня передалось мгновенно похолодевшим рукам. Их было четверо. Обыкновенные пятнадцати-шестнадцатилетние ублюдки, по чьему-то недоразумению называемые детьми, правда, трудными и нуждающимися в перевоспитании. Он ненавидел таких еще со своего безоблачного детства, когда предшественники этих дегенератов, просили десять копеек «на пирожок» и, убедившись в наличии денег, отбирали все, не забыв для самоутверждения сунуть разок по физиономии. Чтобы научиться давать сдачи, пришлось сдирать розовые очки. Больно и тяжело.
— Чего надо, мужик?
Несмотря на наглость, они слегка подобрались и встревожились. Он молча с силой ударил крайнего справа в лицо, достал ногой в живот левого и успел сцапать за руку еще одного.. Круговое движение, и дебил-переросток в куртке «милитари» ткнулся лицом в его сапог. Пусть правозащитники и педагоги говорят, что это не метод. Пусть называют это варварством. Он достаточно насмотрелся на избитых, ограбленных и изнасилованных вот такими детьми. Двое с трудом поднимались с земли, один, не рыпаясь, стоял на четвереньках, четвертый, отбежав, смотрел с безопасного расстояния.
— Значит, так, выродки. — Он прикусил губу и почувствовал, что на языке было солоно. — Кто обидит девочку — в фарш превращу! Ясно?!
Двое закивали. Стоящий на коленях пошевелился.
— Отпустите, пожалуйста, — заныл он, — мы не знали, что вы из крутых. Мы думали — барыга какой-то. Мы больше не будем. А над Светкиной квартирой мент живет. Вы, наверное, не знаете. Будьте осторожны. Мы больше…
Максаков сплюнул и пошел назад к машине. Было смешно и тошно. Выходя на проспект, он подумал, что какое-то время Ольгиной подруге во дворе опасаться будет некого. Ветер стал жестче. Свет от витрины магазина образовывал желтый прямоугольник, плоско лежащий на мостовой. Машина стояла в самом его центре. Она была пуста.
В первое мгновение ему показалось, что на голову обрушился поток ледяной воды. Потом стало жарко. Струйка пота поползла по спине. Ключи в замке отсутствовали. Задняя дверца оказалась приоткрытой. На тротуаре сиротливо лежала Олькина кожаная перчатка. Правая. В обе стороны проспект тонул во мраке. Пытаясь совладать с неожиданной слабостью в коленях, Максаков лихорадочно прикидывал: его не было минут десять, ну пусть пятнадцать, пешком ее увести не могли, так просто при ее характере она бы не далась. В магазине должны были что-то слышать. Точно! Он бросился к железной двери и потянул за ручку.
— Спасибо! А то мне никак не открыть! Ой! Моя перчатка валяется!
Ольга, держа в охапке четыре литровых бутылки минералки, улыбалась ему с порога.
— Мама просила воды купить, вот я и решила, пока ты ходишь… Я ключи вынула, но не знаю, как закрывать. Правда, через витрину все видно. От крой мне, пожалуйста, дверцу. Спасибо. Проводил Свету? Что с тобой?
У Максакова шумело в ушах. Он с трудом подавил в себе желание заорать или отвесить сестре оплеуху.
— Садись, поехали. — Непослушные пальцы нащупали холодный металл ручки. — Я тороплюсь.
В темноте язвительно хохотал ветер. Ночной город, скрючившись от мороза, исподлобья глядел на них со всех сторон. Замяукала связь.
— Да?
— Ты где?
— По улице еду, Вениаминыч.
Максаков представил, как несутся в черном пространстве над притихшими домами их голоса. Получилось холодно и грустно.
— Догадываюсь, что не по воздуху. Территориально где?
Максаков чертыхнулся про себя. Чего это вдруг Лютиков стал таким настырным.
— У моста Александра Невского, — соврал он.
— Отлично! Подъедь на Ивашенцева. Там наш водитель следствия в ДТП попал. ГАИ я отправил.
— Хорошо.
Максаков отключился и обернулся к сестре.
— Придется заскочить в одно место.
Она пожала плечами.
— Убили кого-нибудь?
Он покачал головой.
— На сегодня уже хватит. Надеюсь.
Навстречу, ослепляя фарами, летели машины.
17
Припарковался он на Старо-Невском. Не хотелось разворачиваться поперек движения и заезжать на маленькую темную Ивашенцева. Здесь с мраком боролись десятки неоновых огней.
— Я тебя прошу: не уходи никуда.
Скользкий асфальт едва не выскочил из-под ног. Дверь маленького ресторанчика отворилась, и на морозный воздух вывалилась разбитная компания. Молодой парень студенческого облика нес на руках русоволосую девушку к красном расстегнутом пальто. Она болтала ногами и кричала:
— Везите в номера! Я согласна в номера!
Все смеялись. Максаков пересек проспект, свернул налево и увидел стоящую в темноте гаишную машину с зажженными фарами. Рядом приткнулся белый «жигуленок» следственного отдела с помятым крылом. Никаких следов третьей машины. Он постучал в стекло.
— Максаков, ответственный по РУВД.
Худой сержант с лошадиным лицом стремительно вылез из-за руля. Максаков успел заметить молодого водителя следствия на заднем сиденье и пачку «президентов» в руках второго гаишника.
— Все нормально, — сержант козырнул, — разбор на месте.
— На ремонт-то хватит?
Сержант осклабился:
— На три ремонта. Пьяный и без прав.
Он говорил об этом совершенно спокойно, словно с друзьями в баре обсуждал. Максаков подумал о том, что возмутись он — и предложат долю, и это в принципе единственный способ быстро отремонтировать служебную тачку, и что все катится в тартарары, и что у него достаточно своих проблем, чтобы обо всем этом думать.
— Счастливо.
— Пока.
Возле его «копейки» замер милицейский «УАЗик». Максаков автоматически отметил, что он из 179-го отдела, то есть на чужой территории. Ольга с надменным видом принцессы взирала на куривший рядом с машиной экипаж.
— Твоя машина?
Высокий симпатичный брюнет с погонами старшего сержанта шагнул вперед. Его портило легкое косоглазие.
— Моя. А мы знакомы?
— В смысле?
— В смысле «тыканья».
Стоявший за спиной высокого бледный круглолицый крепыш цыкнул сквозь дырку в передних зубах.
— Хамим? Документики.
Максакова обуревала веселая злость. Хамства он не переваривал ни в каком виде.
— Нет документов. Не ношу с собой. Только права.
Оба заулыбались. Сержант подошел вплотную.
— Ну чего ты кипишишься? — почти ласково вполголоса спросил он. — Снял девочку — надо заплатить. Это наша территория. А то в отдел отвезем. До утра в обезьяннике. Штраф. Дома и на работе узнают.
