Леонид Cловин - Жёсткий ночной тариф (Бронированные жилеты)

— К нам поступают другие сведения. Некоторые недобросовестные сотрудники милиции завышают процент раскрываемости…

— Не кажется вам, что этих некоторых слишком много?

— Кажется. Чем я конкретно могу помочь?

— Бог с ними — с другими бумагами. Там два заявления об исчезновении женщин, но теперь почти точно известно, что они убиты. Тот, в чьих руках заявления, сейчас скрывает убийства. По ним и предварительного дела нельзя заводить! Это, как по сообщениям об оружии или о готовящемся теракте, надо сразу в работу. Вы знаете!

— Знаю. И, по-вашему, Комитету государственной безопасности на транспорте больше нечем заниматься, как милицейскими бумагами?..

Все это была туфта: он не мог и не хотел говорить с Игумновым откровенно.

— Сейчас мы проводим кампанию за то, чтобы люди, обнаружившие в вагонах или на станциях бесхозные вещи, немедленно информировали…

"Что нам в действительности известно о них? — подумал Игумнов. — Даже я, начальник розыска, не знаю, чем они на самом деле занимаются. Точно, что они тотально за нами следят? Знают о всех наших разговорах, даже о том, о чем мы беседуем с глазу на глаз, у себя дома, при включенных радио и телевизорах? Ведут на каждого списки, досье?"

Ему представилась минута, чтобы глотнуть воздуха и осмотреться. Маленький кабинет, еще меньше игумновского. Без излишеств. Настольный календарь. Несколько портретов Железного Феликса, в том числе выжженный самоучкой на куске фанеры. На вешалке, сбоку, висела обычная куртка-ветровка. Под ней виднелась коробка вроде игумновской.

"Не прячет ли и он в ней бумаги от своего начальства, когда оно жмет не в ту сторону, требует несправедливого? И вообще. Кто они? С кем себя отождествляют? С комиссарами госбезопасности или с их жертвами?"

Комитетчик меж тем заканчивал короткий свой экскурс в сегодняшние дела транспортного КГБ.

— …Оставленная без присмотра вещь — любимый прием террористов. Весь народ на Западе, я не говорю уже о странах Ближнего Востока, об этом знает. А нам приходится говорить не впрямую, обиняками…

"Совсем заколебали вы нас своими хитроумными объявлениями…" — подумал Игумнов. Спросил о другом:

— Но ведь занимаетесь вы и нашими органами! Будто в милиции недостаточно глаз, чтобы наблюдать за нами… Это полегче, чем раскрыть убийство…

— В милиции? — Комитетчик взглянул на него саркастически. — Да она сама по уши в грязи! В коррупции! Особенно ОБХСС!

— А что ОБХСС? Наш, например, сейчас зацепил директора ресторана. Не слыхали?

— Именно зацепил… — Игумнов убедился в том, что смежники полностью в курсе их милицейских дел.

Это свидетельствовало о многом.

— …ОБХСС только и делает, что пасется в тресте ресторанов и Гастрономторге… — Он назвал те же две организации, на которые обратил внимание Игумнов.

"Вот и подтверждение гипотезы… — подумал Игумнов. — Выходит, испытания Гийо на этом не кончились. КГБ всерьез занялся Московским управлением торговли, а начал с ресторана да гастронома…"

Краем уха Игумнов слышал о привилегированном положении деятелей городской торговли, и причиной тому была не только коррумпированность обэхээсэсников. Управление ОБХСС Москвы не в силах было бороться ни с Главным управлением торговли, ни с директорами крупных гастрономов, которые установили прямые контакты с Моссоветом, с отдельными руководителями милиции и МВД, с членами семьи Генерального.

"Наименее коррумпированная сила в правоохранительных органах… — Игумнов слышал эти слова от жены, а она, в свою очередь, принесла их с работы, и принадлежали они будто академику Сахарову, — это Комитет государственной безопасности…"

"Пожалуй, — подумал Игумнов. — Материально обеспечены. Независимы. Полностью политизированы. Эти наверняка могли бы завести счет и на Щелокова, и на Чурбанова… А вместо этого следят за нами…"

Занятый делами вокзального розыска, на самом основании милицейской пирамиды, внизу, на земле, Игумнов, как и его коллеги, давно уже жил жизнью наемника МВД, решающего чисто профессиональные задачи, ни с кем не деля ответственности за общее состояние дел.

"А хоть и так… — подумал он о родном министерстве и счете, который КГБ мог выставить его руководителям. — Как вы там сгреблись, так и разгребывайтесь…"

— У вас ко мне все? — спросил смежник.

— Остальное я скажу лично Козлову, когда он будет на месте.

— Звоните.

— Спасибо.

— До свиданья. Я провожу. Такой порядок.

— Да, ладно!

Когда за Игумновым закрылась дверь, комитетчик снова поднялся на второй этаж, прошел в кабинет, в конец коридора.

Рыжий, с глубокими провалами глазниц майор Козлов писал за столом. Увидев коллегу, он тотчас перевернул документ чистой стороной.

Это был его стиль.

Вошедший остался у порога: Козлов однажды уже написал рапорт на другого своего коллегу, который чересчур приблизился к лежавшим на столе служебным бумагам.

— Слышал?

Весь разговор в кабинете транслировался.

— Забегал! — усмехнулся Рыжий.

— По-моему, он работяга, — сказал тот, который вошел.

— Все они работяги… — Рыжий блеснул зрачками в глубине глазниц. — А в отделах продолжается антигосударственная практика укрытия преступлений…

"Он ведь и на меня напишет, — подумал вошедший. — Скажи я, что практика укрытия идет у них сверху…"

Козлов явно завелся:

— А всего-то и требуется — больше головой работать. Ответственней подходить. Вот и отдача будет…

"Что ж тогда сам ты, Козлов, такого дурака свалял в Воронеже?.. — снова нелестно подумал о нем вошедший. — Ни в чем не виновных пассажиров держал в камере, а угонщика своими руками на волю отпустил… Это тебе не госдачи охранять вместе со своим шефом! Тут работать надо!"

Чтобы закончить неприятный разговор, он спросил:

— Как там с этим делом? С Гийо?

— Разворачиваются. Управление будет использовать нас для отдельных поручений. Ночевать сегодня придется в отделе.

Еще в коридоре Игумнов услышал тревожные звонки.

— Черт! — ключ застрял в замке, не лез.

Игумнов буквально вломился в кабинет, успел схватить трубку. Это был Никола, он звонил из аэропорта:

— Быстрее! Я сейчас видел этого. В серой куртке, с «молнией»… С ним еще один!

— Еду.

Никола метался между крытым перроном и закусочной. Тускло горели огни. Поверх цепи низких пристроек вдоль взлетного поля слышалось сиплое шипение — там словно разогревался шумный гигантский примус.

Подбежал Игумнов.

— Где?

Никола выматерился.

— На секунду отвернулся, — во рту у Николы была каша. — И с концами…

— Он один?

— С водителем. Водителя я запомнил. Невысокий, с бородкой. Молодой. Похож на латыша… Ты посмотри, что здесь делается!

Площадь перед аэропортом и дальше, у служебных зданий, горбатилась кабинами стоявшего сплошняком автотранспорта. Сотни людей, как пчелы в ульях, переползали от кабины к кабине.

Игумнов оглянулся. На платформе его ждали оперативники. Где-то находилась и Ксения. Люди Желтова разбросаны были по залам.

"Мы ничего не сделаем такими силами", — подумал он.

Никола помялся, он хотел напомнить насчет Истринского райотдела и понедельника, но промолчал.

Впереди он увидел Ксению. На ней были туго натянутые джинсы. Длинные молодые ноги начинались сразу от груди.

Ксения была не одна.

"Похоже, прихватили…" — Парни вокруг нее в любую минуту от слов могли перейти к делу.

Чуть дальше, у машины, стояли две домодедовские проститутки, постоянно прописанные в аэропорту.

— Чао, мальчики, — Ксения увидела приближающегося начальника розыска. — Я тут по другому делу. Правда? — Она просунула руку ему под варенку.

Игумнов и «мальчики» обменялись хмурыми взглядами. Сутенеры повернули к машине, проститутки исчезли еще раньше.

— Клеют? — спросил Игумнов.

— Только не те. Те ищут приезжих. Ненакрашенных. Робких. Странный у них вкус, Игумнов. — Она шла, постреливая глазами. Свежая, молодая. На нее оглядывались. — Не находишь?

Шел второй час ночи.

— "Произвел посадку самолет… рейса… Воронеж — Москва"… — отдалось под крышей.

"Тот же рейс… — подумал Игумнов. — Девчонок подбирают с него, потому что он последний. Городской транспорт прекращает работу, а ждать утра в аэропорту мало кому приятно…"

— Завтра вечером меня с вами не будет, — объявила Ксения. — Иду на свидание.

— Дело хорошее… — Игумнов не отрывал глаз от встречных мужчин.

— Чего ж не спросишь с кем? С Генкой Яриковым. Из общежития… Помнишь? С лимитчиком! Ты меня к нему посылал.

— Друг Мылиной?

— А что?

— Ничего.

У угла здания Игумнов увидел патрульный «Жигуль» Бакланова. С мигалкой и рупором. Рядом желтела милицейская "канарейка".