Николай Иванов - Наружка

— Гражданин, у вас спина белая.

Или зеленая. И главное, что не первое апреля на дворе. Просто нужно заставить этого неаккуратного гражданина вернуться домой и тем самым все-таки попытаться одеть его в то, что больше ему к лицу на данный день. По мнению компетентных товарищей.

Так что по-всякому работали. Но дело делали.

С развалом КГБ и исходом специалистов в коммерческие структуры все эти некогда свято оберегаемые тайны просочились как песок сквозь пальцы. По разговору теперь трудно бывает иногда определить, где находишься: то ли в здании сверхсекретной Лубянки, то ли в офисе фирмы с сомнительным прошлым и настоящим.

Хорошо, что клиентура налоговой полиции пешком практически не ходила, предпочитая колеса. С машиной же и «спутником» можно было проделывать всякие новые комбинации, еще не ставшие всеобщим достоянием. А что изменилось-то? Да единственное — приставка «Спутник-M». То ли «модернизированный», то ли «машинный». Но это проблема тех, кто вынужден оглядываться, а не самой «наружки». Ей хоть «М», хоть «Ж» — было бы разрешение на «Николая Николаевича».

Другое дело, что собрать-получить справки и разрешение на «НН» — это несчастный удел тех, кто сидит на государевой службе. В жизни, впрочем, всегда так: что-то клиенту, что-то себе. Как говорят мудрые и опытные, в одной руке все женские прелести не удержишь.

Однако этим оружием не менее искусно владеет и противоположная сторона. Там профессионалы, знающие про «спутники» и пристыковки. Сами мотавшие срок. Бывший же гебешник со сроком — это однозначно предатель, для него одно свято — деньги. И никакие правозащитники, готовые оправдать всех, кто боролся против государства, не докажут обратного.

Ночью в одной из машин, поставленной на платной автостоянке, приоткрылась дверца. Настороженный слух собаки, лежавшей на подстилке у ворот, успел уловить этот щелчок. Она вскинула с лап голову, уши сторожко, как сверхчуткие локаторы, повертелись по сторонам. Осторожный щелчок, словно специально для нее, повторился, и собака, повинуясь извечному долгу охранять хозяйское добро, залавировала между машин в его сторону.

Однако сильнее шорохов и чувства долга оказался запах свежего мяса. Оно лежало недалеко от темной горбатой «нивы», хуже всех других машин пахнущей бензином. Холод и голод сделали свое дело: пес набросился на еду. Еще несколько минут назад мяса здесь не было. Поэтому, утолив первый голод, пес на всякий случай решил утащить остатки угощения подальше, в угол забора.

Там успокоенно и уснул через несколько минут. И уже не слышал, как вновь открылась дверца «нивы» и две тени переместились от нее к стоявшему невдалеке серому «джипу». С дверцей возились недолго: или профессионально работали отмычкой, или ключ был подобран заранее.

В самом «джипе» тоже время не тянули. Правда, для чего-то им потребовалось надеть резиновые перчатки, которые затем упаковали в мешок и спрятали у себя в машине. За ее затененными стеклами и улеглись дожидаться утра.

С рассветом сначала «джип», а затем и «нива» покинули стоянку. Оба водителя поблагодарили охранников за приют и разъехались в разные стороны.

В самолете места Бориса и Кати оказались рядом. А вот Моряшин с кислой миной потащился в первый салон. Сидеть должны были вроде вместе, но компьютерную систему по выдаче билетов Соломатин обманул небольшой паузой.

— До Красноярска, — он подал в стеклянный лабиринт кассового окошка только два удостоверения — свое и Кати. И когда машина заработала, невинно спохватился: — А вообще-то посмотрите еще один. Вдруг у вас план по продаже не выполнен.

Билетный зал был пуст, кассирша маялась бездельем и возмущаться не стала. Так что когда компьютер включился вновь, то высветил другие цифры. И вот Кот Матроскин, пытаясь сообразить, чистая случайность это или тончайшая проделка оперативника, затерялся среди пассажиров. Даже Ракитина пожалела его:

— Испереживается ведь.

— Влюблен? — откровенно спросил Борис.

— Это только ты твердокожий, — поддела агентесса.

— Твердокожие сидели бы тоже где-нибудь в другом месте, — не остался в долгу оперативник.

Ракитина искоса посмотрела на него, но Борис принялся укладывать вещи на полку.

Хотя насчет твердокожести в какой-то степени Ракитина права. Билеты покупались до того, как он встретил Люду и узнал о ее проблемах. Теперь же жалость к ней, проведенная «месте ночь растопили льды, и Люда стала для него княгиней вновь. Честнее было бы, конечно, поменяться билетами с Костей, но побоялся, пожалел Ракитину. Каково бы ей было узнать, что рядом с ней отказываются посидеть четыре часа. Тут уж приходится держать марку до конца. Хотя бы в благодарность за ту ее дальновидность, когда в квартире не позволила подойти к себе ночью. Теперь благодаря этому он может спокойно и с чистой совестью расправлять на полке куртки.

Откуда ни возьмись, легок на помине, рядом вырос Моряшин. Скорее всего, он намеревался с кем-нибудь поменяться местами, но, увидев тучную тетку, задом впихивающуюся к окошку на соседнее с Катей место, понял бесполезность затеи. С завистью и долей ревности посмотрел на оперативника. Не сдержался, съязвил, когда Соломатин тоже уселся на вое место:

— Удобно? И совесть не мучает?

Имел в виду, конечно, свое одиночество, но капитан неожиданно покраснел. Это не прошло незамеченным для Кати, и она чуть улыбнулась.

— Ладно. Перед посадкой не забудьте разбудить, если не хотите мучиться угрызениями совести и дальше, — распрощался Моряшин.

И промурлыкал, видимо, очередную песню Аркадия Белого:

Вставай, страна огромная,Вставай, плати налог…

Когда взлетели и в первый раз заложило уши, Катя, возившаяся в поисках удобного положения, в конце концов положила голову на плечо Бориса. Тот тоже склонил голову к ней, благо так в самом деле сидеть удобнее: самое неприспособленное в самолетах — это спинки кресел, на которых невозможно удобно расположить голову.

— Угадай с трех раз, что сказал бы Моряшин, появись здесь сейчас. — Катя, не зная про ночь Бориса и Люды, пальчиком дотронулась до руки Соломатина.

Капитан сделал вид, будто поверил, что царапающий ноготок есть не что иное, как нормальная жестикуляция при разговоре.

— Это не сложно. Во-первых, отрубил бы наши головы, потому как они имеют дерзость быть рядом. Второе… Второе не знаю. А на третье пропел бы из своей коллекции очередную песенку про налоги. Например: «У природы нет плохих налогов…»

— О, он такой еще не знает, надо подсказать, — Катя приподняла голову, словно не желая подпадать под первый вариант предсказаний.

И вовремя. Вновь показался не выдерживающий одиночества Костя. Повод нашел весомый — принес по яблоку, чем вызвал откровенную зависть приоконной соседки. Несколько раз качнувшись, она перекинула центр тяжести вперед и добралась до стоявшей на полу сумки. Принялась копошиться в ней, выискивая бутерброды. Моряшин, ничего не сказав, пошел в хвост самолета, к туалетным кабинам.

— Он давно у вас? — поинтересовался капитан.

— Полгода. Все никак не мог привыкнуть к слову «полиция», говорил, что если уйдет от нас, то только из-за него. — Кстати, а почему «полиция»? Неужели ничего лучше не нашлось?

— Да какие-то заморочки были при подписании Закона о нас, я уж их не знаю. Словарь посмотрели — вроде логично, так и нужно.

— А что в словаре?

— Ну, ты прямо вот так, в самолете, хочешь овладеть всей полнотой информации. Словарик достать надо, покопаться самому…

— Да будет тебе.

— Шоколадка.

— Две.

— Милиция, от греческого «милития» — это вооруженные гражданские формирования. Наверное, ее появление во время гражданской войны вполне оправдано. А вот полиция — это «политая», управление делами государства.

— Ты хочешь сказать, что мы допущены к управлению государством?

— Я не хочу быть вооруженным формированием. У нас сейчас в Чечне бандитские вооруженные формирования. Я хотела бы цивилизованно работать. Наверное, не случайно все страны даже нашего бывшего блока перешли на «полицию».

— Не убедила, — откровенно признался Борис. — Но я подумаю.

— Было бы неплохо, — перешла на свой слегка ироничный тон Катя.

— Уважаемые пассажиры, — перебил их разговор голос по радио. — Если среди вас есть врач, просим его пройти в первый салон. Благодарю за внимание.

Судя по тому, что на объявление отреагировал один Костя, возвращающийся на свое место, врача в самолете не оказалось. Да и откуда? Не та зарплата у них, чтобы летать.

Однако через некоторое время объявление прозвучало вновь, с уже более тревожными нотами:

— Уважаемые пассажиры. Если среди вас есть медсестра или врач или у кого-то имеются сердечные лекарства, пройдите, пожалуйста, в первый салон. Плохо ребенку.