Джон Вердон - Зажмурься покрепче
Из дома раздался истошный лай как минимум двух крупных собак. Гурни остановился в надежде, что их волнение заставит хозяина выйти из дома.
Но вместо этого кто-то вышел из-за компостной кучи. Это был костлявый человек с обветренным лицом, бритый налысо и держащий в руке острый инструмент, напоминающий ледоруб.
— Вы чего здесь забыли? — спросил он, хихикая, словно в вопросе содержалась остроумная шутка.
— Я ничего не забыл, — отозвался Гурни.
— Тогда, стало быть, заблудились?
Было непонятно, что за игру затеял костлявый, но она ему определенно нравилась. Гурни решил сбить его с толку и сыграть по другим правилам.
— Я вот знаю несколько владельцев собак, — сказал он. — Говорят, если собака правильная, на ней можно круто заработать. А если неправильная, то беда.
— Заткнись, чтоб тебя разнесло!
Гурни не сразу понял, что реплика обращена в сторону дома. Лай резко прекратился.
Ситуация имела все шансы выйти из-под контроля. Гурни понимал, что пока еще можно развернуться и уйти без последствий, но его охватило нездоровое желание вступить в спарринг с нездоровым собеседником. Он осмотрел землю у себя под ногами и нашел небольшой овальный камешек размером с яйцо снегиря. Потерев его между ладоней, словно разогревая, он затем подбросил его в воздух, как монетку, и поймал правой рукой, после чего зажал в кулаке.
— Вы чего это затеяли? — спросил костлявый, делая шаг в его направлении.
— Тс-с-с, — тихо произнес Гурни. Он медленно, палец за пальцем, разжал кулак, внимательно изучил камешек, затем улыбнулся и выбросил его через левое плечо.
— Че это за…
— Прости, Кальвин, это невежливо с моей стороны, просто я привык таким образом принимать решения. Очень, знаешь, ресурсоемкий процесс.
Глаза тощего расширились от удивления.
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Да тебя же все знают, Кальвин. Или к тебе лучше обращаться Мистер Зло?
— Че?!..
— А, значит, все-таки Кальвин. Ну ладно. Так проще, да.
— Ты ваще кто такой? Че те надо?
— Мне надо понять, где найти Гектора Флореса.
— Гек… Че?
— Ну ищу я его, Кальвин. И обязательно найду. Думал, вдруг ты поможешь.
— Да откуда ты ваще… кто ты ваще… ты че, коп какой-нить?
Гурни промолчал, стараясь смотреть на собеседника невыразительным взглядом убийцы. Этот взгляд несколько осадил Харлена, чьи глаза стали еще шире.
— Тебе нужен Флорес? Этот вонючий латинос?
— Поможешь мне, Кальвин?
— Не знаю. А как?
— Да просто расскажи все, что знаешь про нашего общего друга, — последние три слова Гурни произнес с такой ядовитой иронией, что на долю секунды ему показалось, что переиграл. Но довольная улыбка Харлена опровергла его опасения. Было похоже, что на эту публику невозможно переиграть.
— Ну че, я не против. Тока я не знаю, тебе че конкретно надо-то?
— Для начала, ты не знаешь, откуда он вообще взялся?
— А тут в деревне автобус останавливается с этими латиносами, ну они тут и ошиваются, — объяснил он таким тоном, словно «ошиваться» означало «прилюдно мастурбировать».
— Хорошо, а до автобуса? Не знаешь, откуда он родом?
— Ха, да с какой-нить мексиканской свалки, откуда они все берутся!
— Значит, он тебе сам не рассказывал?
Харлен покачал головой.
— А что-нибудь другое рассказывал?
— Типа чего?
— Типа чего угодно. Ты вообще с ним лично разговаривал?
— Один раз, по телефону. Вот с тех пор и знаю, что он врет как дышит. Дело в октябре было или, может, в ноябре. Звоню я, значит, доктору Эштону насчет расчистки снега, а к телефону подходит этот латинос и спрашивает, чего мне надо. Я и говорю: мне надо поговорить с доктором! А фиг ли я должен говорить с кем-то еще? Но он такой: нет, скажи все мне, а я передам. А я говорю: я, блин, не тебе звоню, так что иди и утрись, ублюдок! Кем он вообще себя возомнил? Эта мексиканская шваль валит сюда как зараза, разносит свиной грипп со СПИДом, сосет из государства денежки, тырит у честных людей рабочие места, налогов не платит, ваще обнаглели, тупые выродки. Если мне эта склизкая гадина еще раз попадется, я ему башку нахрен прострелю. Сперва яйца, а потом башку!
Где-то в середине этой тирады одна из собак в доме вновь залаяла. Харлен повернулся, сплюнул и, помотав головой, заорал:
— Да заткни ты глотку, слышь!
Собака замолчала.
— Значит, тогда ты окончательно убедился, что Флорес врет.
— Че?..
— Ты сказал, что, поговорив с Флоресом по телефону, ты понял, что он врет.
— Ну.
— Что значит «врет»?
— Да когда этот ушлепок приехал, он же слова по-английски не спикал. А потом — оп! — и лопочет, как этот самый… не знаю кто, ну как какой-то всезнайка долбаный.
— И какой ты из этого сделал вывод, Кальвин?
— Такой вывод, что он врет как сивый мерин!
— Ну, обоснуй.
— Да ни один нормальный человек с такой скоростью не выучит английский!
— Значит, ты думаешь, что он на самом деле не мексиканец.
— Я думаю, что он брешет, потому что шифруется.
— Это в каком же смысле?
— Да че, неясно, что ли? Если он такой весь из себя умный, че он вообще подкатил к доктору на предмет граблями помахать? Точно тебе говорю, он все это продумал.
— Очень любопытно, Кальвин. Мне нравится твоя проницательность.
Харлен кивнул и снова сплюнул, на этот раз как бы в знак согласия с комплиментом.
— Короче, вот еще что, — сказал он и заговорщически понизил голос: — Этот тварюка вечно прятал морду. Ходил в эдакой ковбойской шляпе, напялив ее на лоб, и всегда в темных очках. Спрашиваешь, как я это понимаю? А так, что он не хотел, чтоб его замечали. Вот и прятался вечно то в главном доме, то в этой конуре. Такой же, как эта сучка.
— Какая именно сучка?
— Ну, которую шлепнули, какая еще. Если мимо проезжала на тачке, всегда отворачивалась, будто я куча говна или дохлая кошка. Тупая сучара. Между ней и вонючим латиносом че-то было, я так думаю. Иначе че они оба людям в глаза смотреть боялись? А потом я подумал еще: ба, да он же небось просто не хочет, чтобы его узнали! Сечешь?
К моменту, когда Гурни закончил допрос, поблагодарил Харлена и пообещал ему быть на связи, он уже не понимал, насколько ценна полученная информация. С одной стороны, если Эштон нанял Флореса делать работу, за которую раньше платил Харлену, то понятно, что последний раздосадован, и все остальное могло быть плодом больного воображения, разыгравшегося от удара по кошельку. С другой стороны, в его словах могло быть и здравое зерно. Возможно, Хардвик был прав, и в этой истории есть двойное дно, а известная фабула — лишь видимость.
Гурни вернулся к машине и сделал три коротких записи в маленьком блокноте на пружинке.
1. Флорес не тот, за кого себя выдавал? Не мексиканец?
2. Флорес боялся, что Харлен его узнает, потому что были знакомы? Или просто боялся, что Харлен его опознает, если что? Но ведь Эштон знал, как он выглядит?
3. Доказательства связи между Флоресом и Джиллиан? Были знакомы? Мотив для убийства из прошлого Ф. до появления в Тэмбери?
Он со скепсисом перечитал эти заметки, сомневаясь, что они приведут к какому-нибудь полезному открытию. Все-таки Харлен был прежде всего злобным параноиком — вряд ли на его слова можно было полагаться.
Часы на приборной панели показывали 13:00. Если пропустить обед, можно поговорить еще с кем-нибудь перед встречей с Эштоном.
Владение Мюллеров находилось по соседству с крайним участком на возвышенной части Бэджер-Лейн, где размещался выпестованный светский рай доктора Эштона, бесконечно непохожий на помойку Харлена.
Гурни остановил машину у почтового ящика с именем Карла Мюллера, которое также значилось в его списке свидетелей. Вдали от дороги возвышался просторный белоснежный особняк в колониальном стиле, с классическими черными панелями и ставнями. В отличие от других вылизанных построек поселка этот особняк был тронут легкой патиной запущенности — ставни кое-где потрескались, на неухоженном газоне валялись ветки, а подъезд к зданию был засыпан опавшими листьями. На мощеной дорожке у бокового входа лежал опрокинутый ветром садовый стул.
Из-за панельной двери главного входа доносилась приглушенная музыка. Звонка нигде не было, но посередине выступал старинный бронзовый молоток, которым Гурни и воспользовался, прилагая значительную силу, чтобы его расслышали.
Мужчина, открывший ему дверь, выглядел болезненным. Гурни прикинул, что ему может быть как сорок пять, так и шестьдесят, в зависимости от того, какой именно недуг мог отразиться на его внешности. Жидкие волосы сочетались по цвету с мешковатой серовато-бежевой кофтой.
— Здравствуйте, — произнес мужчина голосом, не выражавшим ни любопытства, ни гостеприимства.
