Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный - Хантер Эван (Ивэн)

— Скажи на милость, когда ты откроешь эту развалину? — спросил Зип.

Подойдя к огромной железной двери, Луис Анандес спросил:

— Что ты здесь делал? Пытался взломать дверь? Ты это хотел сделать?

Сунув руку в карман, он достал ключ от висячего замка и приготовился открыть дверь.

— Поменьше любуйся на этот хлам и побыстрее открывай эту чертову развалюху, — произнес Зип.

— Это мое заведение. Когда хочу, тогда и открою. А ты, щенок…

Зип вдруг усмехнулся.

— А ну, папаша, — сейчас он говорил вкрадчиво. — Двигай поживее. Убирайся отсюда, куда хочешь.

Луис открыл первую половину двери.

— Убирайся сам в Калифорнию.

— Скажи кому-нибудь другому, кто оценит твой юмор, — зло ответил Зип и направился прямо к висевшему около танцевального автомата телефону. Обойдя кафе, Луис открыл дверь со стороны проспекта, открывая доступ солнечным лучам. Зип снял трубку, полез в карман за монетой и обнаружил, что меньше четвертного у него нет. Отшвырнув трубку, он подошел к Луису, когда тот заходил в дверь.

— Послушай, разменяй мне четвертак, — попросил он.

— Для чего? Для музыкального автомата? — спросил Луис.

— Что ты все время спрашиваешь: «Для чего?» Я прошу тебя, чтобы ты разменял мне деньги, а не выдал ордер на арест.

— Слишком рано включать музыку, — спокойно произнес Луис, подходя к стойке и снимая с крючка белый фартук. — Люди еще спят.

— Во-первых, мне наплевать на тех, кто еще спит. Им пора бы уже проснуться. Во-вторых, я не собираюсь включать музыку, а хочу позвонить. Ну, а в-третьих и последних, если ты не разменяешь мне двадцать пять центов, то в один прекрасный день увидишь, что от твоей прекрасной посуды осталась только груда осколков.

— Ты что, угрожаешь мне? — произнес Луис. — У меня в полиции все друзья. Я скажу им…

— Ну, ну, заливай, — едва заметная ухмылка вновь пробежала по лицу Зипа. — Судить меня будут позже, а сейчас поторопись и сделай, что я тебе сказал.

Покачав головой, Луис взял четвертной и положил в карман. Разменяв деньги, он отдал их Зипу. Тот подошел к телефону и начал набирать номер. После того как история с разменом закончилась, Луис подошел к кассе и положил деньги в ящик, куда обычно складывал дневную выручку. Он уже было собрался разорвать пакет с десятицентовыми монетами, когда Зип прокричал: «Эй, давай сюда».

Луис обернулся. Парень, которого окликнул Зип, был, несомненно, из этого же района. На нем также была надета шелковая рубашка фиолетового цвета, но выглядел он моложе Зипа. Луис попытался определить его возраст. Интересно, начал вспоминать он, были ли у него такие же редкие мальчишеские усы в шестнадцать лет. Он сделал вывод, что нет. Парень был смуглый, приземистый, невысокого роста, с развитой мускулатурой. Он заметил Зипа еще на улице и с криком: «Приветствую тебя, дружище Зип» влетел в кафе. Луис вздохнул, разорвав пакет; монетки со звоном посыпались в ящик.

— Куда ты запропастился? — спросил Зип. — Я как раз звонил тебе домой.

— И не спрашивай, — произнес Кух. Так же, как и Зип, он говорил без малейшего акцента. Они были детьми своего города, своего района, и Пуэрто-Рико был так же далек от них, как и Монголия. Глядя на них, Луис вдруг почувствовал себя безнадежно старым и чужим в этой стране. Он пожал плечами, подошел к плите и начал готовить кофе.

— Мои предки — не промах, между прочим, — произнес Кух. У него были большие карие глаза, и, когда он говорил, его лицо было очень выразительным, а сам он смахивал на телевизионного комика, занятого скучной, каждодневной работой. — А мой старик, клянусь богом, должен быть членом Торговой палаты.

— А как бы твой старик отреагировал на твое опоздание? Я назначил время 8.45, а ты…

— Он получил письмо из Пуэрто-Рико, — весело продолжал Кух, — и совсем скоро улетит туда. «Приезжай и живи с нами, — так написано в письме. — Привози с собой всех своих домочадцев и немецкую овчарку. Мы позаботимся о них». — Кух драматично хлопнул себя по лбу. — А за нами уже увязались все наши босоногие кузины. И каждый раз, когда кто-то появляется в аэропорту, мой старик обмывает это дело.

— Послушай, какое отношение…

— Вот и вчера вечером он устроил вечеринку. Откуда-то появились гитары. Их было столько, что хватило бы для хорошей симфонии. Надо было видеть моего старика. Ему достаточно двух рюмок, и он уже лезет обнимать свою старуху. В это время они смахивают на пару почтовых голубей. Две рюмки и его руки…

— Послушай, Кух, кого волнуют руки твоего старика…

— Судя по прошлой ночи, — задумчиво продолжал Кух, — у меня скоро появится еще один брат.

— Так все же почему ты опоздал?

— Вот я и пытаюсь объяснить тебе. Сегодня утром я еле продрал глаза. У меня до сих пор все в тумане. — Помолчав, добавил — А где Папа? Разве он еще не пришел?

— Вот это я и хотел узнать. Ты все еще думаешь, что мы здесь играем в детские игры.

— Кто, я? — оскорбился Кух. — Я? Я так думаю?

— Ладно, может, и не ты, — смягчился Зип. — Другие парни.

— Я? — Кух чувствовал себя все еще оскорбленным. — Я? А кто первый ввел тебя в курс событий, когда ты переехал сюда?

— Ну хватит, я же не имел тебя в виду.

— Откуда ты приехал? Из этих вонючих трущоб около Калм-Пойнт-бридж? Что тебе было известно об этом районе? Кто тебе его показал?

— Ну ты. — Произнес Зип терпеливо.

— Вот то-то. А ты катишь бочку на меня. Подумаешь, опоздал на несколько минут, а ты уже…

— На десять минут, — поправил Зип.

— Ну и что, пусть будет на десять. Я не знал, что у тебя секундомер. Зип, я тебя иногда не понимаю. Сказать обо мне, что я играю в детские игры? Если бы каждый…

— Успокойся, ради Христа. Я говорил не про тебя. Я имел в виду других. — Помолчав, добавил — Ты заходил к Сиксто?

— Да. Это вторая причина, почему я опоздал. Ты даешь мне все эти поручения зайти…

— Так где же он?

— Помогает матери.

— В чем?

— Он остался присмотреть за ребенком. Послушай, не такое уж это большое удовольствие — иметь в доме младенца. Никогда не видел ребенка, который бы так часто писался, как сестра Сиксто. Не успеешь оглянуться — она уже тут как тут.

— Он что, менял ей штаны? — удивился Зип.

— Последний раз, когда я его видел, он шлепал ее по заднице.,

— Я его отшлепаю по заднице, — сердито сказал Зип. — Понимаешь, о чем я говорю? Он думает, мы валяем здесь дурака. А ты еще удивляешься, почему мы не можем завоевать репутацию. Это потому, что здесь никто по- настоящему не хочет работать. Каждый готов нагрузить все на меня.

— У нас есть репутация, — спокойно произнес Кух.

— Чепуха! Вы все думаете, что это какая-то юношеская баскетбольная команда. И когда вы повзрослеете? Вам что, больше нравится спокойно гулять по улицам или прятаться каждый раз, когда появляется опасность?

— Я никогда ни от кого не прячусь!

— Ты думаешь в «Королевских гвардейцах» есть трусы? — спросил Зип.

— Да, но в «Королевских гвардейцах» двести пятьдесят человек.

— Как ты думаешь, можно стать их членами, постоянно опаздывая из-за того, что по расписанию у тебя стирка?

— Эй, — вдруг зашептал Кух.

— Что такое?

— Ш-ш-ш…

На улице показалась женщина. Ее полная грудь вздымалась в такт ее шагам. Ее черные волосы были собраны в пучок на затылке. Она не оглядывалась, не смотрела по сторонам, шла бесцельно, почти вслепую. Пройдя мимо стоявших у открытой двери ребят, женщина завернула за угол и скрылась из вида.

— Видел, кто это была? — прошептал Кух.

— Эта женщина?

— Да, — кивнул Кух. — Мать Альфи.

— Что? — Он посмотрел за угол, пытаясь отыскать глазами женщину. Но ее уже не было.

— Мать Альфредо Гомеса, — повторил Кух. — А ведь она торопилась. Зип, как ты думаешь, он рассказал ей?

— Мне наплевать, рассказал он или нет.

— Я хотел сказать… эта пожилая женщина… мне кажется, он рассказал ей… '

— Допустим, что рассказал. Разве это может помочь ему?