Валерий Гусев - Вмятина
Спускаясь к пострадавшим «Жигулям», Джуравой успел все же заглянуть в кузов стоящего самосвала. Так и есть: сквозь песок местами обнажились светло-коричневые бока картофелин…
К счастью, Валерий Викторович отделался легким испугом: лишь на плече была порвана рубаха и под одним глазом красовался синяк. Втроем они легко перевернули машину на колеса, так как толкать пришлось в сторону наклона. И когда она прокатилась метра два и встала, уткнувшись в канаву, всем стало ясно, во что превратилась собственность Валерия Викторовича.
Первым оценивающе присвистнул кудрявый водитель:
– Гармошка!
– Скорее, стиральная доска, – задумчиво уточнил Джуравой, хотя, по правде сказать, никогда не видел стиральной доски.
Хозяин машины воспринял горе оригинальным образом: он сел в пыльную траву, ударил себя кулаком по коленям и печально изрек:
– Вот тебе и Цхалтубо!
– Ну что, Доброжелатель? – повернулся Джуравой к соседу. – Будем знакомиться еще раз? Инспектор патрульно-дорожной службы Раеулрахматов. Давайте документы!
Кудрявый посмотрел лейтенанту в глаза, оглянулся на кузов своего самосвала и нехотя полез в карман…
После выполнения всех необходимых формальностей, связанных с дорожно-транспортным происшествием, машину отбуксировали и оставили у ворот станции техобслуживания ВАЗа… Отсюда и начались новые приключения Валерия Викторовича.
Слесари рассматривали каждую вмятинку, каждую трещинку в его машине. Они присвистывали, прищелкивали, причмокивали языками, вертели баранку, пинали шины, говорили, что «сейчас этого не достать…», вспоминали разные подобные истории…
– Так сколько? – не выдержал Валерий Викторович.
Возникла некоторая пауза. Все посмотрели на приемщика.
– Полторы… Не меньше, – сказал приемщик, – это еще по-божески. У тебя вон бампер, и тот битый…
Окружающие ответили одобрительным гулом:
– Не меньше…
– Это как пить дать…
– Даже если двигатель не смотреть…
Валерий Викторович оглядел лица слесарей. «Обложили», – тоскливо подумал он и спросил:
– И как скоро?
– Полгода, не меньше…
– Да, полгода, а то и все семь-восемь, – подтвердили из хора.
– Да вы что, ребята? Да вы же меня без ножа…
– А ты посмотри, сколько их стоит во дворе? И зима на носу. Да сам же только видел…
– А ну вас, – безнадежно махнул рукой Валерий Викторович и отошел в сторону.
– Ну, как хочешь, – сказали ему в спину. – Сам решай. Дело хозяйское…
И так же гуськом все исчезли в дверях проходной. Несчастный Валерий Викторович остался стоять недалеко от ворот станции техобслуживания рядом со своей поврежденной машиной…
III
Прежнюю жизнь Генки Семенова с родителями можно описать одними глаголами: родили, радовались, умилялись. Лелеяли, растили, воспитывали. Учили, ругали, переводили. Сомневались, просили, уговаривали. Думали, решали, устраивали. Волновались, расстраивались, хлопотали. Женили, помогали, создавали. Везли, кормили, терпели. Нервничали, отчаивались, разводили. И, наконец, сказали: «Хватит! Надоело!» Выделили однокомнатную квартиру и отлучили от дома.
– Чем раньше дадут тебе родители под зад, – говорил он иногда друзьям, – тем шустрее ты будешь двигаться по жизни…
И Генка «шустрил». За короткое время он перепробовал несколько профессий, начиная от ассистента оператора на телевидении и кончая младшим администратором в филармонии. И вдруг в один прекрасный день Генка объявил своим друзьям: «Завязал с миром искусства», И избрал себе новую благородную профессию «костоправа». Все удивились, потому что никто не знал за Генкой способности не только чинить и выправлять машины, а и вообще что-либо мастерить своими руками.
Ну что же, «костоправ» так «костоправ»…
…Генка издалека наблюдал за знакомыми ему действиями ватаги со станции техобслуживания. И когда она наконец скрылась в проходной, он обошел машину кругом, попробовал, не нарушены ли рулевые тяги, заглянул под капот и небрежно предложил безучастному владельцу машины:
– Берусь поставить эту «читу» дней за десять-пят-надцать на ход…
Валерий Викторович хмуро глянул на Генку: мол, уйди, парень, не шути, не до тебя…
– За эту же цену, – добавил Генка.
Валерий Викторович уже внимательно оглядел его тощую, но элегантную фигуру.
Генка решил окончательно сразить оживающего на глазах клиента.
– Деньги после, – сказал он. – Если понравится…
– Да ладно чудить, – нервно хохотнул Валерий Викторович. – Не верю я… Так не бывает.
А у самого уже глаза светились надеждой.
– Фирма веников не вяжет! – отрезал Генка. – Поехали! Поставим ЭТО в гараж…
Композитор Евгений Широков вел богемный образ жизни: с семьей порвал окончательно, вставал и ложился когда хотел, в любое время суток музицировал, отчего соседи писали на него жалобы, принимал гостей и ходил к ним тоже в любое время…
Да, он творческая личность.
Да, он заслужил.
Да, в основе его поступков лежит импульс, а не размеренное планирование.
Да, он создает сюиты и фуги, только когда приходит вдохновение.
Да, вот сейчас он едет к поэту Грише Медведеву, с которым не виделся почти полгода, и это его личное дело.
Женя считал, что каждый человек имеет свой путь или свою орбиту. В основном схема должна быть такой: работа – семья – хобби. У многих такие пути-орбиты совпадали, и тогда потоки объединенных людских интересов проносились величаво и спокойно. Орбит было уже много: как больших, так и маленьких, как интересных, так и случайных, и во всякую у Жени Широкова был свободный вход, потому что он был занятной личностью. Он и любил скакать с орбиты на орбиту. И везде его любили или относились по-доброму, снисходительно, прощая и слабости, и некоторую категоричность суждений, и вполне понятный эгоцентризм…
Вот и сейчас, по дороге, Женя вдруг вспомнил, что, кажется, они поссорились с Гришей в их последнюю встречу. И вроде бы что-то там наговорили друг другу. А, пустяки… Все образуется. Он знал, что при встрече найдутся и фраза, и улыбка, и обычный с некоторых пор поцелуй. И сразу же Гриша завалит его новыми стихами: успевай читать…
Женя нахально и ловко перестроился в другой ряд, отчего ему сзади укоризненно посигналили.
«А может, сегодня сотворим популярную песенку, – подумал он. – Ведь не сидел же Гриша все это время сложа руки…»
Красные «Жигули» неслись в общем потоке. Внезапно, словно из-под земли, перед машиной выросла мужская фигура.
Мужчина словно бы не услышал визга тормозов и не почувствовал удара в бок. Он посмотрел мутными глазами на человека за рулем и пошел себе через дорогу к гастроному…
– Сволочь! Какая сволочь! – крикнул ему вдогонку Широков и, затормозив у обочины, вышел осмотреть машину. На крыле была едва заметная вмятина. – Сволочь!.. – уже более миролюбиво сказал Женя и сел за руль.
Конечно же, Гриша Медведев обрадовался. На столе появилась бутылка коньяка. Сказав обязательную фразу: «Старик, я за рулем», – Женя быстро сдался и, махнув рукой, опрокинул стопочку, потом другую, а потом уже, когда Гриша стал читать стихи, – почти за каждый понравившийся стих. Поскольку хороших стихов было много, а в баре нашлась еще бутылочка, то решено было уезжать, «когда вся милиция ляжет спать».
А чтобы машину не угнали, друзья выдумали такую шутку: время от времени они подходили к окну и кричали в ночное пространство:
– А ну, отойди от машины! Я все вижу! – и дружно при этом смеялись.
В общем, Женя остался ночевать у Гриши…
А утром, когда он выглянул из окна, то так и застыл на месте. Во дворе, где он вчера оставил машину, ее не было…
IV
Капитан Эркин Гафуров шел на службу мрачный: только что произошла очередная ссора с женой. Саера за последнее время сильно изменилась. Стала злой и вызывающе вульгарной. А ведь прошел всего один год! Один год их совместной жизни…
Эркин вспомнил, что начало перемен приходится от силы на второй месяц после их свадьбы… Саера вдруг стала превращаться в томную ленивую женщину. Утро начинала непременно с сигареты. Раньше она курила только на вечеринках после рюмки вина, и Эркин воспринимал это как шутку: вот, мол, я, молодая девушка, – эмансипированная личность. Он в душе даже восхищался своей красивой и современной подругой. Однако потом она стала курить постоянно, а на его замечания, смеясь, отвечала: «Да ты что? Я же просто так, балуюсь. Мне же ничего не стоит взять и бросить…»
Ей многое ничего не стоило, многое для нее было легко, о чем он, к сожалению, узнал только после свадьбы. Она могла взять и не пойти на работу, сославшись на головную боль. Могла уволиться с работы и месяц, а то и больше искать другую. Могла без предупреждения пригласить в дом своих подруг с их парнями.
Эркину неудобно было при гостях делать замечание своей красивой жене, он садился за стол, ел, пил, но на душе у него было смутно. Потом, когда они оставались одни, он говорил ей: «Если это еще раз повторится, я попрошу всех твоих гостей из дома… Что это такое? Некоторых из них я вообще впервые вижу. Я ничего не хочу сказать о них плохого, но ты представь, как я выгляжу в их глазах? Ты забываешь, где я работаю? И потом, в честь какого праздника пир?»
