Ход конем - Евгений Николаевич Руднев
— Алло, Захаров! — громко проговорил Рябинин, приставив ко рту сложенные рупором руки и приблизив к проему в потолке лицо. — Вы меня слышите, Захаров?!
— Слышу, товарищ капитан... слышу... — донесся до контрразведчика голос начальника охранной команды.
— Спуститесь в котельную. Я — в пристройке.
— Сию минуту, товарищ капитан.
Как только Захаров появился в дверях пристройки, Рябинин сказал:
— Лезьте на кедровые чурки и идите ко мне. Хочу показать вам кое-что интересное...
Захаров взобрался на штабель. Он уже начинал догадываться о замысле капитана...
— Гляньте, пожалуйста, вот сюда... — промолвил Рябинин, ткнув пальцем в проем.
Лейтенант приник глазами к щели между дощечками, присвистнул:
— Идеальный вид!.. Значит, товарищ капитан, вы думаете, что именно отсюда... Он и сфотографировал каротажные диаграммы?
— Есть все основания считать, что дело было именно так... — отозвался Рябинин. — Сегодня я еще раз изучал фотографии, сделанные по микропленке... На одной из этих фотографий, с левого края, есть два пятнышка, расположенных симметрично по отношению друг к другу. Я заметил их давно и целыми днями ломал себе голову, пытаясь разгадать, что бы это могло значить... И вот только сегодня ночью, вспомнив устройство светокопировального станка геофизиков, я пришел к выводу, что эти пятнышки... могут быть концами стержней, на которых крепятся люминесцентные трубки в станке. А раз так — значит фотографирование вели откуда-то снизу... Под комнатой геофизиков находится пристройка котельной. Вот поэтому-то я и кинулся сюда...
Лейтенант восхищенно смотрел на Рябинина.
— Вы... вы гений, товарищ капитан!
Рябинин поморщился: он не любил, когда его хвалили, да еще в такой манере.
— Не говорите глупостей... Слушайте лучше дальше... Я сразу заметил, что эту вот доску... в потолке уже кто-то вынимал. Гвоздики, с помощью которых доска крепилась к стояку, были вынуты... Доска просто-напросто лежала на стояках... А в полу... вон, видите, подрезы, свежие, чтобы можно было потолще клин загнать туда. Естественно, щель между дощечками увеличится... Вот так агент и сфотографировал каротажные диаграммы...
— Ну и гад же, а?! — вырвалось с негодованием у лейтенанта. Он сжал кулаки. — Кто этот гад, товарищ капитан?! Кто?!
— Завтра... сегодня после обеда скажу точно... Сейчас — не могу...
Захаров нахмурил брови, задумался. Логично обрисовал все капитан. И все-таки: кто же сфотографировал?!
— В котельной бывает много людей... Истопник Семен Михалыч, уборщица тетя Нюся... завхоз... маляры вот недавно были — целая бригада, шесть человек. Пожарники два раза в месяц заглядывают... Да если бы я знал, что шпион отсюда фотографировал, я бы эту котельную... Мда, всех подозревать — глупо...
— Хватит пока об этом... Давайте-ка лучше уберем здесь, сделаем все так, как оно было до моего прихода... — прервал Захарова Рябинин.
Минут через сорок капитан и начальник охранной команды вышли из котельной.
На улице было тихо и тепло. На небе дрожали молочные звезды, горизонт на востоке уже начинал алеть. Близился рассвет.
— Теперь уже не засну... — сказал негромко потрясенный всем увиденным Захаров. — Да и спать-то осталось немного... Скоро четыре часа...
— Спать, лейтенант, спать! Завтра... то есть сегодня, у нас с вами будет очень трудный день. Спокойной ночи!
Придя домой и удостоверившись, что хозяин спит, Рябинин зашел к себе в комнату и запер дверь. Достав из чемодана коротковолновый радиопередатчик, связался с центром. В ответной шифровке, которую чуть погодя Рябинин принял, говорилось, что личность вражеского агента по кличке «Зубр» довольно хорошо знакома литовским товарищам. Им через определенные каналы удалось узнать об этом мерзавце очень много интересного.
Для того чтобы облегчить Рябинину ведение операции, Буров сообщил полученные накануне из Литвы «анкетные» данные интересующего капитана вражеского разведчика.
«Агент «Зубр». Настоящая фамилия — Липницкий Вольдемар Михайлович. Сын русского белоэмигранта. Отец работал в разведке генерала Гелена. По личному указанию Гелена в целях всесторонней подготовки сын закончил физико-математический факультет Гейдельбергского университета и специальную диверсионную школу. Специализировался в основном по ГДР. За успешное выполнение заданий премировался крупными денежными суммами. Имеет личный счет в банке швейцарского города Базеля.
С 1965 года работает на американскую разведку. Прошел двухгодичную переподготовку в высшей диверсионно-разведывательной школе в городе Грайхенау. Неоднократно забрасывался со специальными заданиями в ГДР (демократический сектор Берлина). Руководил операциями: «Экономика», «Берта», «Бенефис».
Принимал участие в разведывательных операциях в Польше, Венгрии, СССР. Обладает большой физической силой. Хорошо разбирается в радиоделе, музыке, живописи и спорте. В совершенстве владеет русским, немецким, английским, венгерским и польским языками».
В конце шифровки полковник Буров передавал Рябинину привет от генерала Серебрякова и желал успеха в заключительной части операции «Автотурист». Сам же Буров предполагал приехать в Т. вместе с литовскими товарищами дня через два-три.
Рябинин несколько раз перечитал шифровки, запечатлевая в памяти текст, затем сжег их.
13
В 12.15 в комнатушку охранника, проверяющего пропуска входящих в контору людей, зашел лейтенант Захаров. Комнатушка имела два небольших окна. Возле одного из них сидел охранник, а возле второго (оно выходило в коридор и было задернуто шторкой) — расположился лейтенант. Отодвинув немного шторку, он сделал щель. Теперь Захарову хорошо был виден вход в котельную. Он удовлетворенно щелкнул пальцами, вытащил карманную рацию, которую незадолго до этого вручил ему Синицкий, и положил ее себе на колени.
В это же время Рябинин и Синицкий спустились в пристройку котельной. Капитан спрятался справа от двери, за высокой бочкой с гашеной известью.
Синицкий устроился в углу, под дровами. Он тоже вытащил карманную рацию, пистолет.
Затаившись, контрразведчики стали ждать.
В начале второго в котельной раздались чьи-то шаги, послышались голоса.
— ...Мы же тебе, Михалыч, красили недавно стену... Теперь, стало быть, опять? Все тебе мало... — недовольно говорил женский голос.
— Мало, Нюрка, не мало... а красить, поди, надобно... Гляди, как шибко стену поколупали.
— Оно и конечно: понатыкал железных прутьев, расковырял все, а мы теперича сызнова крась... — раздался второй женский голос, помоложе.
— Не ори, Васена... оглохнуть враз можно... Прутья нужны мне, лопаты на них буду класть. Сподручней будет работать, девка... А то еще полку на прутьях спроворю, разумеешь?
— Почему же ты, Емеля-пустомеля, сразу не сделал эту самую чертову полку,
