Тайна старой монеты - Вильям Михайлович Вальдман
— Прости, отец, сейчас не время, завтра заеду домой. Извини, я не могу тебя подвезти. — Он поднял баул и легко вскочил с ним в пролетку.
Доктор еще долго смотрел вдаль сквозь сплошной водяной поток, за которым исчез сын, вздохнул и, осторожно ступая через лужи, медленно перешел на противоположную сторону улицы.
«...Конечно, Голидзе не знал, кто придет на встречу со мной. Неужели Дмитрий бросил учебу... И что с ним будет?..»
Часа через полтора, приняв ванну и переодевшись, он поднимался по истертым ступенькам маленького дома в конце Преображенской.
Доктору искренне обрадовались. Исхудавшая, бледная, но еще более красивая Юлия стремительно шла ему навстречу, раскинув руки. За ней с виноватой улыбкой шел граф. Даже на лице всегда хмурого Порфирия, когда он снимал с доктора в прихожей плащ, обозначилось нечто радостное.
— Милый доктор, наконец-то мы видим вас в добром здравии.
Он коснулся губами ее руки.
— Теперь вы здесь и мои дела, несомненно, пойдут на поправку. — Графиня закашлялась, поднесла ко рту руку с платком.
Они поговорили о пустяках, потом, когда граф покинул их, чтобы закончить деловое письмо, доктор сказал:
— Рискуя навлечь на себя гнев, я все же спрошу: знаете ли вы, что удерживает меня от острого желания припасть к коленям вашим?
— Разумеется, — слабо улыбнулась графиня. — Этикет. А может, моя болезнь?
— Моя профессия.
Графиня приблизилась, положила руки ему на плечи и поцеловала в висок.
— Я вспомнила забавный случай, который рассказывала о своей дальней родственнице моя покойная матушка. У этой родственницы, овдовевшей еще в молодости, на протяжении двадцати лет проводил вечера влюбленный в нее князь. Когда он овдовел, никто не сомневался, что он женится на этой женщине. Но он отказался, сказав: «Где же я стану проводить вечера?» Я думаю, доктор, — лукаво добавила Юлия, — вы любите кого-то другого, а сюда приходите проводить вечера. «Кто в состоянии выразить, как он пылает, тот охвачен слабым огнем», — так кажется, объясняет это итальянская пословица.
Вернулся граф. Юлия позвонила колокольчиком.
— Порфирий, доктор ужинает сегодня у нас. Вели накрывать стол. — И обратилась к гостю: — С вашего позволения я удалюсь. А завтра ждем вас к обеду. Только не вздумайте опаздывать, мне многое нужно сказать вам.
— Как вы находите ее? — спросил граф, когда они остались вдвоем.
Доктор ничего не ответил.
— Знаете, я очень хотел вас увидеть и вместе с тем боялся, — признался граф. — Вы — немой укор остаткам моей совести. Думаете, я не вижу, как вы презираете меня за то, что мы тогда не остались на курорте? Все написано на вашем челе. Но поймите и вы меня. Я и сейчас поступил бы точно так же. Я не могу продать монету. Кстати, мистер Блэйк здесь, приехал надолго сюда по делам фирмы и продолжает осаждать меня.
— Кушать подано, — объявил Порфирий.
Они прошли в столовую, сели за стол, накрытый на три персоны.
— Юлия обычно не ужинает, но просит, чтобы ставили ее прибор, — пояснил граф. — Ты можешь идти, Порфирий.
— Вам не приходила, граф, в голову мысль, что вы не могли, не имели права... — Голос его дрогнул, он отодвинул тарелку. — Побойтесь бога, граф.
Граф согласно кивнул головой, налил херес в хрустальные рюмки.
— Я знал, что вы начнете этот разговор, — признался он. — Поэтому и отправил Порфирия. Вы видели, он удивился, что не нужно прислуживать. Мы обычно кушаем с супругой молча, и нам нечего скрывать от слуг. Вы любите Юлию. Нет, уж извольте выслушать до конца, — остановил он пытавшегося протестовать доктора. — Да и не к лицу вам, честному человеку, говорить неправду. Вы счастливы своей любовью, но ваше чувство, дорогой мой, только потому и живо, что вы, извините, не достигли цели, которую ставят перед собой влюбленные. Между прочим, это обстоятельство свидетельствует о порядочности графини, в коей я никогда не сомневался. Вы признавались когда-нибудь в любви?
— Позвольте... — ошеломленно начал доктор.
— Вы сейчас станете доказывать, что никогда и никому не клялись в вечной любви. — Ироническая улыбка графа свидетельствовала о том недоверии, которое он заранее испытывает к ответу собеседника.
— Нет, почему же, я клялся, и многократно, разным женщинам, но клятвы, которые приносятся любовниками, не навлекают божеского гнева: сам Зевс клялся своей жене Гере, что не сходился с Ио; когда жена застала их вместе, коснувшись Ио рукой, он превратил ее в белую корову. — Доктор откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза.
— Любовь, — в голосе графа звучали горькие нотки. — Пустопорожнее и вредное занятие. Простое физиологическое явление облекли во что-то высшее, божественное. Чистая, христианская любовь к ближнему считается достоянием поповских проповедей, а плотская любовь к женщине царит повсюду, задерживая умственное развитие людей, направляя его на ложный путь. А ведь на деле все приходит к единому знаменателю. Возвышенная любовь со временем превращается в тихую дружбу, а чаще — в семейный ад. — Граф помолчал и добавил: — Как, например, у нас...
— Смею не согласиться с таким утверждением, граф, — возразил доктор. — Вы просто давно не брали в руки Евангелие. Вспомните первое послание апостола Павла к коринфянам. — Доктор закрыл глаза и стал тихо читать наизусть: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание, и всю веру, так, что могу горы переставлять, и не имею любви — то я ничто. И если я раздам все имение мое, и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся и языки умолкнут и знание упразднится...»
Воцарилось долгое молчание.
— Вы глубоко заблуждаетесь, граф, если полагаете, что апостол Павел говорил только о христианской любви. Конечно, он говорил и о любви к женщине, против которой вы так восстаете.
— Признаюсь вам, я не способен на сильное и, тем
