Алексей Макеев - Трепанация прошлого
Женщина довольно долго молчала, а потом сказала:
— Хорошо! Я дам вам возможность поговорить с ней и сама буду присутствовать при этом. Теперь уже сама вам клянусь, что если маме станет хуже, то я прилечу в Москву и… не знаю, что с вами сделаю!
Некоторое время на экране были видны только стены, кресла, чьи-то ноги. Женщина шла, опустив руку со смартфоном. Потом послышались чьи-то голоса. Вслед за этим на экране появилось лицо пожилой женщины.
— Здравствуйте… — начал было Гуров, но тут Щербаков отобрал у него смартфон и буркнул:
— Ты со своей слоновьей деликатностью и здорового человека ухайдакаешь!
Лев Иванович обиделся, насупился и отвернулся, но слушал внимательно.
— Как вы себя чувствуете, Ирина Дмитриевна? — спросил Щербаков.
— Сейчас уже получше, Владимир Николаевич, — ответила она. — Мне Павлик сказал, что с Илюшей все нормально. Насколько это возможно в данной ситуации. А как Люсенька?
— Спасибо, хорошо. Привет вам от нее.
— Кто-то еще говорил о нашей сентиментальности! — язвительно сказал Стасу Гуров и выдернул смартфон из руки Щербакова. — Ирина Дмитриевна!..
— Да что ж вы там как дети из-за телефона деретесь? — удивилась она и даже улыбнулась.
— Да вот приходится! — Лев Иванович недовольно посмотрел на генерала. — Вам дочка объяснила, в чем дело? — спросил он, и она кивнула. — Ирина Дмитриевна, вы ни за что не согласились бы уехать, если бы не знали причину и не понимали, что она действительно очень серьезная. Расскажите нам, как конкретно объяснил вам муж необходимость срочного отъезда.
— Он с начала сентября ходил очень подавленный. Я не приставала с расспросами, думала, что это связано с кем-то из его больных. Может, случай тяжелый. А потом, когда увидела, что муж ночью не спит, а в потолок смотрит, не выдержала и спросила. Илья мне с такой горечью сказал: «Я столько сил приложил к тому, чтобы вернуть этих людей к нормальной жизни, а теперь оказалось, что они сами у других жизни отбирают».
Гуров почувствовал, что внутри у него все заледенело. Щербаков не выдержал и тихо выругался.
— Илья Павлович называл какие-то фамилии или имена? Может быть, прозвища? — спросил Лев.
— Нет, он никогда никого не называл. Я так поняла, что муж встретил человека, который был его пациентом, и от него что-то узнал.
— Но ваш муж употребил множественное число, сказал «они», а не «он», — напомнил Гуров.
— Давайте не будем гадать. Вы лучше сами все прочитаете, — неожиданно заявила Ирина Дмитриевна. — Илья сказал, что после нашего отъезда он все напишет и положит письмо в старый рецептурный справочник, такой толстый, зеленый. Он в гостиной с другими книгами на полке стоит. Им давно никто не пользуется. Мы его как память храним. Это была первая книга, которую мы купили после того, как поженились. В «Букинисте».
За спиной у Гурова раздался сдавленный стон, а потом послышался голос Смирнова:
— Тетя Ира, не получится ничего прочитать. Преступник перед уходом решил устроить пожар, взял с полки несколько книг, бросил их на пол, обложил газетами и поджег. Когда этот костер тушили, все, что не сгорело, вода залила. Этот справочник был среди тех книг. Когда мы с мамой убирались, я его точно видел. Там, кроме обложки, ничего не осталось.
— Господи… — простонала женщина и закрыла глаза.
— Все! Хватит! — раздался гневный голос Елены.
— Да подождите вы! — заорал на нее Гуров. — Неужели вам жизнь отца не дорога? — Сыщик тут же сменил тон и мягким, ласковым голосом начал уговаривать Осипову: — Ирина Дмитриевна, голубушка, вспомните, что еще говорил Илья Павлович. Ведь как-то же он убедил вас уехать.
— Муж сказал, что это ненадолго. Дескать, он поставил ему условие: они сами пойдут с повинной или он обратится в полицию, — с трудом выговорила она. — Извините, мне что-то нехорошо.
Экран переместился, появилось разъяренное лицо Елены, которая прошипела:
— Ну, Генка, встречу — убью! А на звонки отвечать не буду. — Женщина выключила свой смартфон.
Лев Иванович отдал Геннадию тот аппарат, который держал в руках, повернулся и сказал всем присутствующим:
— Итак, что мы имеем в сухом остатке? Существует группа наемных убийц, в просторечии именуемых киллерами, которые когда-то были пациентами Осипова. Илья Павлович встретился с человеком, который знает, чем те занимаются, или сам входит в эту группу и по неизвестной нам причине решил пооткровенничать со своим бывшим врачом. — Гуров с трудом сдержался, чтобы не выругаться, но разрядиться все-таки надо было, поэтому он вскочил и заметался по кабинету. — Осипов решил наставить их на путь истинный! — От избытка чувств сыщик всплеснул руками, взглянул на Щербакова и продолжил: — Вместо того чтобы сразу обратиться к вам, он условие им поставил. Господи! В каком мире живет этот человек?! Теперь мы имеем то, что имеем!
— Сядь! — рявкнул на него генерал. — Водички вон попей, чтобы успокоиться. Могу коньяку налить.
— Я бы не отказался, только за рулем! — огрызнулся Лев Иванович.
— Не проблема, дежурка развезет, — отмахнулся Владимир Николаевич и нажал кнопку селектора: — Надежда Михайловна, организуйте нам чай и к нему чего-нибудь.
— Сию минуту! — с готовностью отозвалась она.
Конечно, секретарша понимала, что в ее-то годы в постель к вдовому начальнику ей никак не попасть. Но ей согревал душу сам факт того, что она являлась единственной близкой ему женщиной — дочь не в счет, — которая полностью в курсе всех его дел и точно знала, что дамы сердца у него нет.
Пока Надежда Михайловна не появилась, Щербаков сел за стол и начал по второму кругу обзванивать руководителей организаций, куда утром были отправлены запросы. То обстоятельство, что рабочий день уже закончился и эти начальники отдыхали дома, ничего не меняло.
Разговор каждый раз был практически один и тот же:
— Ответы на запросы мне нужны утром. Обстоятельства изменились. Ваши проблемы. Не советую. Жалуйтесь!
Секретарша вкатила столик на колесиках, прикрытый от любопытных глаз большой салфеткой, и собралась все расставить, но Щербаков остановил ее:
— Спасибо, Надежда Михайловна, дальше мы сами.
— Если чего еще надо, то я на месте, — заверила его секретарша и вышла.
Под салфеткой оказались большой чайник, конфеты в вазочке, печенье, нарезанный лимон, бутерброды с сырокопченой колбасой и семгой и бутылка коньяка.
— Гена, займись, — попросил Владимир Николаевич.
Смирнов скрылся в комнате для отдыха, откуда появился уже с чашками, блюдцами и бокалами.
— Ну, на ход мысли! — предложил Щербаков, разливая коньяк.
Все, кроме Смирнова, выпили, да ему и не наливали.
Потом генерал сказал:
— Гена, быстро перекуси и дуй за Павлом. Без него не возвращайся. А мы пока составим перечень максимально конкретных вопросов, чтобы Ирина Дмитриевна могла ответить на них одним-двумя словами. С нами Елена больше разговаривать не станет, а вот с братом — будет. Пока у них там рабочий день, она эти вопросы матери осторожно задаст.
— Да я на ходу перехвачу, — сказал Геннадий, взял со стола несколько бутербродов, завернул их в салфетку, сунул в карман и вышел.
Щербаков поднялся и, меряя шагами кабинет, спросил:
— А скажите-ка мне, господа-товарищи, каким вы представляете себе киллера?
— Уж мы-то их навидались, — заявил Стас. — Киллер — чаще всего одиночка. У него есть посредник, через которого поступает заказ, но с появлением Интернета он может и без этого типа обойтись. Имеется лицо, которое поставляет ему оружие. Все.
— А что ты, Гуров, думаешь? — обратился Владимир Николаевич к сыщику.
Тот ответить не успел. Зазвонил один из трех телефонов, стоявших на столе Щербакова.
Генерал взглянул в ту сторону, покачал головой и заявил:
— Какой-то скот уже нажаловался. — Он подошел к столу, снял трубку и ответил на вызов: — Генерал-лейтенант Щербаков. Слушаю вас, господин министр. Так точно, господин министр. Потому что клоуны. Никак нет, я никого не обзываю и цирк из главка не устраиваю. Я о наших клоунах. Есть очень обоснованное предположение, что мы вышли на их след. Спасибо за поздравление, господин министр, но мне кажется, пока рановато. Есть, подключить все ресурсы, обращаться в случае малейших затруднений и постоянно докладывать. Благодарю за помощь, господин министр.
Едва Щербаков положил трубку, как Гуров недоуменно спросил:
— Что это было?
Вместо ответа Владимир Николаевич достал из какой-то папки, лежавшей на его столе, два листка бумаги, скрепленных степлером, и протянул ему. Крячко, естественно, тут же сунул туда нос.
Прочитав текст, друзья подняли на Щербакова обалделые глаза, и Стас спросил:
— А почему они клоуны?
— Потому что на месте каждого преступления оставляют такую пластмассовую игрушку, — устало объяснил Щербаков. — Если жертву сняли из снайперской, то клоун будет на месте лежки стрелка, если подорвали — рядом с машиной, дома убили, значит, будет там на самом видном месте. Работают два человека. Это как минимум. Во-первых, почерки разные. Во-вторых, между некоторыми убийствами такой небольшой временной промежуток, что один человек не смог бы высокопрофессионально подготовить и осуществить оба. Может быть, их и не двое, а больше. Все убийства расследовались местными следственными комитетами и были объединены в одно дело относительно недавно, когда выяснилось, что есть общий момент — клоуны, оставленные на месте преступления. В Подмосковье работает маленькая фабрика игрушек. Она-то их и выпускает, больше по всей России никто. Они такие же незатейливые, как игрушки советских времен. Эта партия, двести штук, была бракованная, краска расплылась. Вот ее всю на свалку в Реутове и вывезли в трех ящиках. Как преступники на этих уродцев наткнулись — неизвестно. Фабрику только что наизнанку не вывернули. Бомжей, которые на свалку каждый день как на работу ходят, а некоторые и живут там, — тоже. Нет следов. Ни на месте преступлений, ни на клоунах.
