Аркадий Вайнер - Часы для мистера Келли
— Давай приведем себя в порядок, а то таких растреп никто к себе не впустит. Ты похожа на клоуна.
— А ты на матрешку!
Черные вьющиеся волосы девчушки, собранные с трудом в две косицы, теперь выбились из бантиков и приклеились потными колечками ко лбу. Мать причесала девочку. Потом собрала в аккуратный узел на затылке свои густые русые волосы, и они отправились дальше.
— Ну, мам, — не унималась девочка, — ведь говорила же сама, что поеду в лагерь. Говорила? А теперь сама отпуск взяла, да со мной на дачу. Ты что, меня нарочно так разыграла? Да? За то, что я себя хорошо веду?
— За то, что не просила на станции мороженое, а то опять бы простудила горлышко и отпуск не удался бы.
— Да я готова его никогда не есть! Я даже не люблю его вовсе! — тараторила без умолку девочка.
По левую сторону улицы начались дачи. Женщина рассматривала их, читала объявления на заборах.
— Мам, а где будет наша дача?
— Сейчас поищем. Нам ведь с тобой одна комнатка нужна.
— Мам, и два дерева, где гамак повесить. Папа тебе написал ведь, чтоб мне гамак в подарок купила, а он еще качели привезет.
Навстречу им пожилая женщина неторопливо толкала детскую коляску, читая на ходу толстую книгу.
— Бабушка, а где сдается только одна комната и два дерева? — спросила девочка.
Женщина остановилась, весело взглянула на них:
— Нет, милые, здесь никто не сдает. Тут в основном живут многосемейные, зимние. А вы дальше пройдите, там можно найти комнату, — она неопределенно махнула рукой в сторону поселка.
Они прошли еще несколько дач и остановились у синего забора с красивыми резными воротами и калиткой. Участок был хороший, тенистый, аккуратные дорожки вели к дому и каменному гаражу в глубине двора. За домом была видна какая-то временная пристройка. Женщина постояла, подумала, потом взяла девочку за руку и направилась к соседней даче.
У калитки позвонили. К ним вышла высокая толстущая тетка, смерила строгим взглядом.
Женщина сказала:
— Простите, у вас здесь не сдается?
Девчушка спряталась за мать, а тетка вдруг сказала глухим басом:
— Ежели девчонка глаза с мылом вымоет, чтобы не были такими черными, то пущу в комнату на втором этаже. А зовут-то тебя как, чернушка?
— Аленка.
— А меня Марья Фоминична, — сказала хозяйка дачи и повернулась к женщине. — Девочка у вас уже большая, ей даже интересно будет по лестнице прыгать, зато вещей перевозить — всего ничего. Разве что бельишко. Одна кровать там стоит, могу дать еще раскладушку, а посуды у меня в кухне тьма — бери, что хошь. А если муж приедет, тоже чего-нибудь придумаем.
— Вряд ли он приедет, — покачала головой Валя. — Он в дальней командировке.
— Вот видишь, все куда-то ездят. Одна я, как пень, всю жизнь на месте просидела. И мои-то бесенята на юг укатили, моря, вишь, захотелось, не нравится им здесь. Ну ладно, твоя чернушка мне заместо внучки на месяц будет. Только ежели глаза отмоет, — у моей ведь светлые, — повернулась она к Аленке, по-прежнему стоявшей из осторожности за спиной матери, и вдруг состроила ей рожу, да такую смешную, что девочка захохотала, а потом сделала ответную рожу. Знакомство состоялось. Переезд наметили на завтра.
— Здравствуйте! Меня зовут Алла. — Дачница, лежавшая в гамаке, подняла голову и увидела за легкой изгородью кустов красивую смуглую женщину в коротких кожаных брюках и нейлоновой рубахе-гавайке.
— Здравствуйте. А меня зовут Валя.
— Теперь будем соседями. Это наша дача, — она кивнула на дом. — Вы наверняка хорошо устроитесь у Марьи Фоминичны, она чудесный человек. Жаль, что мы не сдаем второй этаж: мне так скучно здесь! Теперь заживем с вами повеселее.
— Да я больше в гамаке поваляться люблю, — усмехнулась Валя.
— Ничего, я вас расшевелю, — сказала Алла и побежала на кухню, а Валя взяла книгу и блаженно потянулась. «Приятное с полезным», — подумала она и стала читать.
Аленка обнаружила в саду у Марьи Фоминичны трех кроликов и уже не отходила от них. То и дело раздавался ее звонкий голосок. День протекал неторопливо, сонно, бездумно. Обычный дачный день.
Часов около семи — к соседней даче подъехала черная «Волга». Валя увидела, как Алла бросилась открывать ворота. «Волга», фыркнув, вкатилась на участок, мотор взревел и смолк. Хлопнула дверца, из машины вылез мужчина средних лет с легкой, почти незаметной сединой. Одет был скромно, но с большим вкусом.
— Сам приехал, — пробасила над ухом Марья Фоминична. — Солидный мужик, заботливый, хозяйственный, не пьет, Аллу никогда не обидит. Жаль, детишек у них нет, а надо бы…
Балашов скоро вышел из дому в красивой пижаме, уселся в глубокое кресло с маленьким транзистором в руках. Над дачей плыла джазовая музыка, одуряюще пахли грядки табака, и даже издалека было видно, какое усталое и напряженное лицо у Балашова. Потом они обедали с Аллой в зеленой беседке.
Балашов сказал:
— По-моему, у нас еще есть «Камю»? Налей мне рюмочку. Что-то я устал сегодня. И сделай кофе покрепче.
— Что это ты на ночь глядя? Уснуть же не сможешь.
— Ничего, я хочу немного очистить мозги от дневного мусора.
Балашов, откинувшись в кресле, маленькими глотками потягивал коньяк, золотистый, жгучий, пахнувший облетевшей дубовой листвой.
— Кто эта женщина?
Алла подняла голову:
— Какая?
— Там, у старухи.
— А-а, это новая дачница у Марьи Фоминичны. Очень милая женщина, с девочкой.
— Не люблю я дачников.
Алла задумчиво посмотрела на него:
— Скажи, Витя, а кого ты вообще любишь?
— Тебя, например. Еще вопросы есть?
Алла не ответила и только покачала головой. Балашов встал:
— Завтра сюда приедет мой механик Юрка. Ты его знаешь, он со мной приезжал и станочек привозил. Он пробудет здесь несколько дней. Надо закончить срочную работу…
Валя встала с гамака, поднялась к себе наверх. Набегавшаяся за день Аленка со вкусом чмокала губами во сне, иногда сердито бормотала: «Не лезь, хуже будет…» Валя укрыла ее одеялом и пошла к хозяйке. Старуха пила чай и одновременно гадала на картах.
— Марья Фоминична, мне надо сходить на станцию, позвонить домой, узнаю, нет ли писем от мужа.
— Сходи, голубка, сходи.
— Вы, пожалуйста, присмотрите за Аленкой… Я через полчаса вернусь.
— Ступай, ступай, все будет в порядке…
Так прошел первый день их отдыха.
Волшебные очки
Утром Валя снова читала, лежа в гамаке. Вдруг она услышала мужской голос. Подняла глаза — на участке Балашовых подметал дорожки, собирая граблями мусор и старые листья, какой-то высокий полный мужчина. Он стоял спиной к Вале. Она видела его почти лысую круглую голову, чуть прикрытую какими-то остатками серых волос, заросшую жирную шею. Мужчина сгреб весь мусор в кучу в глубине двора, туда же бросил сухой валежник, щепки и ушел в дом. Валя снова углубилась в чтение.
Вечером Балашовы ужинали в беседке со своим гостем. Там, видимо, разгорелся острый спор. Алла бросила на стол салфетку и решительным шагом ушла на кухню. Немного погодя встал Балашов. Гость остался в беседке один. Он докурил сигарету, налил в чайный стакан остатки водки, которую, наверное, стеснялся выпить при хозяевах. Выпил, смачно крякнув. Сходил в дом и принес большой бумажный пакет. Постоял, подумал, обогнул дачу и бросил пакет в кучу мусора, собранную утром. Стоя на корточках, громко сопел, чиркал спичками, дул в разгорающееся пламя. Почесывая грудь, смотрел в огонь, потом плюнул и ушел спать. В тихом вечернем воздухе над дачами поплыл синий дымок с острым, неприятным запахом…
За завтраком на следующий день Марья Фоминична недовольно ворчала:
— Черт лысый, нажег вчера какой-то падали, дым аж глаза разъел. Отмел бы к забору, он там и перегниет, мусор-то, ведь земле от него польза. Да они ничего не сажают, им земля что? А здоровущий какой да страшный! Ты хоть видела его-то? Зубы все железные, как мой самовар, блестят! Уж я страшная, все дети боятся, а такую образину не каждый день увидишь!
— Бабушка, вы не страшная, я вас очень люблю, — вмешалась Аленка.
— А дай честное пионерское, что любишь? Или октябрятское? Даешь?
— Даю!
— Ну, тогда прими от бабы-яги костяной ноги волшебный подарок. — Она улыбнулась и протянула девочке какой-то предмет, похожий на очки, — лист тонкого стекла с ровными круглыми дырками. — Через эти очки сразу видно: кто правду говорит, а кто — врет. А это маме такие же, чтобы ты ее никогда не обманывала, — и старуха извлекла из бездонного кармана своего фартука еще одни «очки».
— А где вы такие достали, бабушка-ежечка? — спросила Аленка.
Бабка показала кулаком в сторону соседней дачи:
— У идолища отобрала!
— Правда, Марья Фоминична, где вы такие потешные раздобыли?
